Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7

Я с опозданием хватаюсь за горячую ручку, обжигаюсь, всё-таки, снимаю с помощью полотенца. Начинаю вытирать лужу на плите, лишь бы не смотреть на него, а в глазах: голый наглый натурщик.

Натурщик точно, по-другому не назвать — идеален. Мускулы прокачаны так, что можно атлас анатомический с него рисовать, фигура ладная, а лицо опасное, хотя и привлекает чем-то. Но дело не в лице, из всей одежды на натурщике лишь мой шарф, обмотанный на манер набедренной повязки, практичное применение, ничего не скажешь!

Надо, что-то делать! Не прятаться же вот так, типа не смотрю, значит, и нет его. Тут он стоит, рядышком, позирует зараза, и не стыдно нисколько! Поправляю очки, собираюсь с духом,

— А, Вы кто, вообще-то? — гляжу в упор, чего бы мне это ни стоило.

— Снеговик, — отвечает, не моргнув глазом! Нормально?!

— Ктооо?

— Снеговик, говорю! Ты вчера сама меня слепила во дворе, помнишь? — какой-то нелепый розыгрыш!

— Гражданин, Вы — псих?! — терпеть не могу розыгрыши, — или нас снимает скрытая камера?

— Интересно, где же я её спрятал? — хмыкает самозванец, — может, поищем? — и начинает медленно разматывать повязку! Благо, шарф длинный, ниток я на него, помнится, не пожалела.

— Не надо, пожалуйста! — взвизгиваю, хотела быть сдержанной и суровой, но голос предательски дал петуха в самый неподходящий момент, — шарф не снимайте!

— Как скажешь, — вальяжно отвечает, возвращая бахрому на своё место.

— Вы бы шли к себе домой, — прошу, — давайте позвоню кому-нибудь. Друзьям, родным, чтобы вещи принесли. Оденетесь и пойдёте.

— Куда же мне идти? — задумывается, но ненадолго. Или только изображает задумчивость, — мой дом теперь здесь. Ты меня создала, значит, я твой.

— Предупреждаю, будете издеваться, вызову психбригаду! — чем ещё грозить, не представляю, — там всех принимают, у кого с головой проблемы. И дом предоставят, и кормить будут бесплатно.

— Кормить? — переспрашивает, — я бы поел и правда, — вот это наглость!

— Вы же снеговик! — уфф, сориентировалась быстро, — зачем Вам еда?

— А, чуда тогда, зачем просила? Вот, я стал человеком! Не чудо ли?

— Ещё и подслушивали? — сидел, где-нибудь в кустах и ухмылялся на мой бред вчерашний, чего я там только не наговорила! Чувствую, что лицо начинает гореть.

— Очень интересно, — не унимается снеговик, — сама мне битый час втолковывала, что с мужиками засада, вопрос любви с повестки дня снят, потому что вокруг никого из приличных не осталось, хоть караул кричи, никто не отзовётся! Пришлось вот собой пожертвовать!

Получай идеального, с могучим торсом красавца! А сама теперь на попятную? Я тут, понимаешь ли, расстарался, хотя налепила таких корявых комков, попробуй из них красавцем стать? А морковка твоя, знаешь, где сегодня утром у меня торчала?! — после этих слов мой взгляд невольно упирается в шарф. Он перехватывает его и подтверждает, — именно там!

— Это был нос, вообще-то, — оправдываюсь.

— Местной шпане расскажи, что это было, — ворчит снеговик, — еле спасся от гадёнышей.

— И Вас весь двор в таком виде лицезрел?!

— В каникулы в семь утра во дворе нет никого, а засранцы эти возвращались откуда-то, вот и напали на меня бедного. Ну, я тогда ещё из снега был. Пугануть пришлось после членовредительства, а уж потом скрываться, пока не очухались.

— Ах, Вы скрываться ко мне явились? — а я уж, размечталась о кренделях небесных! Думала и, вправду, моё желание исполняет.

— Совмещаю, — поясняет безо всякого смущения, — приятное с полезным. Да и не узнают в новом образе… Может, поедим, всё-таки?

— Может, мне сначала, штаны Вам подыскать, какие-нибудь? — я бы в таком виде не о еде волновалась, но этому всё нипочём! Лишь бы пожрать, ну снеговик же! Ясное дело, привык голышом на морозе разгуливать… Стоп! Я, что поверила в этот бред?! Как он меня запутал?

— Ну, не отказался бы от штанов, конечно, только откуда им здесь взяться? Вчера же сказала, что в одиночестве прозябаешь… — я говорила-то, вроде, вполголоса. Как он услыхал?

— Треники найду пошире, налезут, думаю. А потом идите на все четыре стороны!





— Замёрзну там и умру, не жалко? — издевается гад и не смеётся ни капли!

— С чего бы умирать-то? Снеговику на морозе — самое место!

— Говорю же, человек я теперь!

Приходит мысль, что его хулиганы по голове ударили и раздели. Теперь у товарища амнезия, и он считает, что в прошлом был снеговиком. Надо, как-то память ему возвращать, а то так и пропишется на моей жилплощади,

— А зовут Вас как?

— Имени ты мне вчера не дала, так что Снеговик, наверное… — размышляет на полном серьёзе, — давай, что ли Снегом называй для краткости.

Не купился, зараза. Надо, что-то другое придумать. Продолжаем разговор,

— Снег — это не имя, это состояние атмосферных осадков в виде белых хлопьев, представляющих собою кристаллики льда, а также сплошная масса этих осадков, покрывающая землю зимой, — во, как выдала, прям ходячая Википедия!

— Тогда сама придумывай, мне без разницы! — вижу, обиделся.

— Айсмен годится? — вовремя торкнуло, — ледяной человек, снеговик, считай.

— Айс- мен, — произносит, растягивая по слогам, словно пробуя на вкус, улыбается, — согласен, мне нравится!

Глава 3

А улыбка у него ничего, хорошая, сразу годков пять можно сминусовать. По виду Айс — меня постарше будет примерно на столько же.

Точно,

— Ещё можно Айс! По-моему, даже лучше, не находишь?

— Нахожу… А ты штаны найти обещала и накормить! — про штаны точно было, но чую, и кормить придётся.

Отправляюсь в шкаф на поиски тренировок. Где-то были у меня парашюты растянутые, если не выбросила. Он следом за мной, — и, вообще, хватит уже выкать. После всего, что между нами было, это, по меньшей мере, нелепо.

— А, что-то было? — интересно, у кого из нас амнезия? — я никакого криминала не припомню.

— Ты вчера, считай, как на духу исповедовалась мне, так что, было!

— Вот бери штаны! — перехожу на «ты», кидаясь в него тренировками, само как-то переходится, и ещё кулаком в ухо заехать хочется этому исповеднику паршивому. Начинаю лихорадочно копошиться в памяти: чего я там вчера наплести успела?

Про то, что затеяла писать любовный роман, но опять какая-то детская сказка получается? — говорила.

Про то, что от обжорства по ночам отказаться не могу? — точно болтанула. Позор!

Про то, что выгляжу, как тётя Мотя и в порядок не знаю, как себя привести, хоть в «Модный приговор» записывайся! — мамочки! Сейчас умру от стыда!

Про то, что одиночество и тоска заели! А кругом одни уроды и моральные, и физические! Нет! Осталось только самоубиться после всех этих признаний! Ну, или, как вариант, всё-таки, перейти на «ты».

Пока усмиряю стыд мордой в шкаф, мой падре успевает размотать многострадальный шарф и впрыгнуть в тренировки. Ну, как впрыгнуть? В шарфе было даже как-то целомудренней, а тут мои растянутые штаны сели на его фигуре со всеми причиндалами, как трико на артисте балета! Хоть бы сфокусироваться на чём-нибудь другом! На лице, что ли? Надо попробовать…

Нормальный нос, я, когда мужиков по лицу оцениваю, всегда с носа начинаю. Не люблю слишком носастых, а курносых не воспринимаю всерьёз. Здесь прямой мужской нос с небольшой горбинкой. Глаза серые, нет, если не из шкафа смотреть, а на свету, светло-голубые, ледяные глаза, как у ледяного человека. Вправду, снеговик, что ли? Волосы русые, прямые, подбородок квадратный, тёмная щетина только начала проступать, значит, не брит пару дней примерно.

В целом, хорошее мужское лицо, но в прозрачно-льдистых глазах сквозит неприкрытая усмешка, от которой становится неловко, будто это не он тут полуголый разгуливает, а я! Ещё и прямые, ничуть не пухлые, но и не тонкие губы, кривятся едва сдерживаемой ухмылкой.

Закрываю створку шкафа, упираюсь взглядом в своё отражение в дверце: убожество в розовой пижаме с зайцем, с пучком рыжевато-блёклых волос на скорую руку на макушке, в очках а-ля сова, да ещё и конопушек три горсти, вот уж, чего родители не пожалели! Так это ещё зима! Весной, вообще, расцвету, так что лица не разглядишь!