Страница 13 из 19
Я почувствовал, что излишне увлекаюсь расследованием. Во многом из-за того, что хотел развлечь свою гостью, хотел показаться ей достаточно умным и сообразительным. Боялся, что она сочтёт меня идиотом, заскучает и убежит к Мрачни слушать его бредни. Постепенно я становился одержим поисками убийцы не ради себя, но ради одобрения Масковой — мне хотелось быть в её глазах идеальным, хотелось быть умным, хотелось доказать, что я способен на такое, что мне это по зубам. Мне казалось, что взгляд её множества лиц измеряет меня, сравнивает с другими, пытается определить высоту шпиля, чтобы понять — стоит ли тратить время? Или, может, надо поискать кого получше? Но я не хотел, чтобы она искала кого-то ещё, не хотел, чтобы меня сравнивали не в мою пользу. Мне хотелось, чтобы она осталась здесь, рядом со мной, рядом с тем, кто может быть самим совершенством во всём. И вместе с тем это маниакальное стремление накладывалось на тотальное равнодушие. Пустота внутри меня требовала всё бросить, отказаться от расследования и сбежать под покровом ночи. Какая разница, кто убил Огледало? Какая разница, что будет с Масковой? Почему тебе не наплевать, когда можно махнуть рукой? Апокалипсис даёт тебе право так поступить, ведь в его пламени вещи теряют всякий смысл. Странное это желание — всё бросить и уехать в Неизвестность.
— Ничего не скажешь? — спросил я, глядя на Маскову. Она лишь пожала плечами. — Ладно, тогда скажу я. Ещё до наступления Апокалипсиса я знал, что вскоре отправлюсь сюда. Знал, что рано или поздно я сломаюсь настолько, что не смогу сопротивляться своему желанию исчезнуть в Мотеле Отчаяния. Я забронировал здесь номер очень давно, ожидая подходящего момента, чтобы со всем покончить. Вместо того, чтобы работать над очередной книгой, я занимался написанием своих финальных строк, которые планировал отправить в издательство после своего исчезновения с разрешением делать что угодно: публиковать, мистифицировать, уничтожить, как хотите. Превратите моё исчезновение в контент для фанатов или снимите грустный документальный фильм: мол, куда пропал самый перспективный писатель нашего времени? Почему он решил оставить нас? Ведь у него было всё: деньги, слава, аудитория. Карьера шла в гору, шампанское и кокаин лились рекой, накрывали с головой. Делайте, что хотите, наживайтесь на моём отъезде, если вам так станет легче порвать рабский контракт. Я более не желал оставаться частью этого мира. Раньше у меня были друзья, которые могли остановить меня и помочь. Но теперь их нет — часть умерла в пламени Апокалипсиса, часть испарилась, стоило мне стать известным. Я их сам потерял, потому что идиот. Они были лучшими людьми на свете, а я всё уничтожил, поскольку… зашёл слишком далеко. Я не знаю, откуда во мне остались силы вообще делать хоть что-то в те последние три месяца, когда с каждым днём я чувствовал себя всё хуже, теряя волю и желание существовать. Я имею в виду, мне даже повезло, у меня была аудитория, были люди, которым я почему-то интересен как автор, они слушали меня и ждали триумфального возвращения с очередной книгой про смерть подростков. А я уже просто не знал, что мне дают все те достижения, из-за которых другие люди боятся меня, завидуют или считают чем-то странным и не от мира сего. Я старался быть нормальным, всегда просил о простых вещах, никогда не хотел ничего свыше этого. Но что-то во мне, видимо, не поддаётся осмыслению, что-то отпугивает от меня людей. Наверное, они видят мою истинную, гнилую суть. В конце концов я действительно стал лучше, но построил клетку образа, в которой все смотрят на меня как на что-то недостижимое или причудливое. И вот теперь я здесь, сижу в Мотеле Отчаяния, куда сам себя загнал после стольких лет бесконечных утрат и охоты за призраками. Теперь уж точно в мире не осталось ничего стоящего моего внимания. Хотите знать, почему я здесь, почему просто не сбегу, почему играю по правилам в роли настоящего детектива? На самом деле я просто понятия не имею, что делать дальше, куда двигаться и как продолжать становиться лучше, хоть и, казалось бы, у меня есть всё необходимое, кроме любви к самому себе и времени. С одной стороны — бездна Апокалипсиса, гарантированная смерть, забвение, в котором растворились все те, кто мог мне помочь. С другой стороны — пугающая Неизвестность, бесконечные мили в Никуда, где ничего нет, никто тебя не ждёт, где всё придётся начинать заново. А может, с той, другой стороны тоже движется стена Апокалипсиса, кто знает? Может быть, мы ошиблись и просто ещё не поняли, что живём в капкане? Я не знаю, не знаю, что думать и что делать, поэтому и сижу здесь, оттягиваю момент принятия решения, забивая себе голову всякой ерундой. Для меня убийство Огледало — всего лишь развлечение, забава, которая позволяет отвлечься от происходящего и заслужить немного уважения со стороны других людей. Чистейший, хладнокровный эгоизм, ничего более. Боже, как же я боюсь принимать решение! Как же я хочу захлебнуться своим равнодушием и наконец получить то, что заслужил. Раньше я был кем-то благодаря окружающим меня людям. А теперь я, видимо, застрял в лимбе вместе с тобой, сыплю откровениями, но это вообще ничем не отличается от моих писательских работ. Я буквально пишу очередной рассказ прям на ходу. Зачем? Чтобы думать теперь об этом ночью и винить себя?
Я умолк, поскольку больше не хотел об этом говорить. Маскова посмотрела на меня и улыбнулась:
— Обожаю вас, — сказала она, слезая с подоконника.
— Поступай как знаешь, — выдохнул я. — Всё это не имеет смысла.
— Вы поверите мне, если я захочу остаться с вами?
— У меня есть выбор? В глубине души я только и желаю, чтобы со мной остались.
— А вы останетесь ради меня?
— Зачем вам я?
Она встала передо мной, посмотрела в глаза вместо ответа. Лишь на мгновение её лица соединились воедино, глаза слегка засветились.
— Всё это похоже на какой-то нелепый роман Ремарка, — пролепетал я.
Маскова положила руку мне на грудь в область сердца.
— Не вы один потеряли близких людей, — сказала она спокойно. — Не вы один переживаете момент крушения всего мира. Ох, знали бы вы, сколько всего потеряла я, когда бежала от Апокалипсиса. И я не хочу, чтобы эта череда потерь продолжалась, понимаете? Я хочу верить в вас, в ваше сердце, даже если вы считаете его пустым или ставите на себе крест. Хочу верить, что в этом догорающем мире для нас ещё что-то осталось. Вопреки Апокалипсису.
— У меня это повторяется постоянно, повторится и с тобой, вопреки не Апокалипсису, а нашим желаниям быть вместе. Потому что я благословлен проклятием превращать в камень всё, к чему прикасаюсь. Не хочу и тебе делать больно.
— Ну-ну.
Маскова отступила назад, легонько поклонилась, скромно улыбнулась и развернулась к выходу.
— Думаешь, я схвачу тебя за руку и попрошу остаться? Прям как в кино? — спросил я, глядя ей в спину.
— Нет.
— Это ведь твоё право уйти. В конце концов они все уходят. А те, что те не ушли — сгорели заживо.
— А вы сами не хотите оставлять людей рядом с собой, — она обернулась. — Ваш страх вас же и пожирает. Если бы вы хотели, то оставили в душе место для надежды. Только трусы сдаются и убегают. Я верю в вас. Не знаю, почему, но верю, потому что вижу, что вы хороший человек. Поэтому я предлагаю вам помощь, но вы решительно отказываетесь. Мне плевать, кто вы и что сделали в той, прошлой жизни. Мне важен человек и его душа, а она у вас не такая гнилая, как вам кажется.
— Я ведь слишком гордый, чтобы принимать помощь или вообще признавать, будто она мне нужна, — проглотив ком в горле, выплюнул я эти слова. — Во мне ютится кризис веры в лучшее. Веры в себя, веры в других людей, понимаешь? Это очень тяжело — верить в людей, особенно сейчас, когда в пламени Апокалипсиса умирает человечность. И в то же время с тобой мне действительно легче. Я не хочу, чтобы ты исчезла. Хочу верить в нас с тобой.
Маскова кивнула, тем самым выдернув мой клапан и заставив испустить усталый вздох.
— Простите, Дамиан, я вас нагрузила, — сказала она, глядя на то, как опускаются мои плечи.