Страница 39 из 68
Прижавшись к стене, пропускаю его напарника, молча кивнувшего мне и тут же сдувшего упавшую на лоб мокрую от пота прядь волос. Оглянувшись вниз, и увидев, что там тащат стулья, я поспешил зайти на второй этаж, освобождая проход.
В школе полный кавардак! Повсюду грязь, шум, суета… В приоткрытую дверь одного из классов видно, что там отдирают от стен краску. В другом классе девочки, замотав головы косынками, размывают с потолков побелку, роняя на пол тяжёлые известковые капли.
Кабинет биологии я нашёл с третьей попытки, как это часто и бывает. Смутили плакаты и наглядные пособия, наваленные возле одного из классов.
Логично предположив, что кабинет находится если не за этой дверью, то за соседской, я ошибся, и моя голова, просунутая в дверной проём чужого класса, стала причиной дурацкого, и, в общем-то, беспричинного веселья. Класс биологии оказался аж в другом конце коридора, и его дверь была подпёрта гипсовым бюстиком Толстого.
— Михаил? — удивилась мне Изольда, стоявшая у самой двери, — Здравствуй! Рада тебя видеть! Тебе что-то надо?
— Да вот… — снова смущаюсь я то ли всеобщего внимания, то ли запаха разгорячённого девичьего тела и близости маленькой груди, излишне туго обтянутой старым, штопаным платьем, — Здравствуй! Здравствуйте, девочки! Вот, зашёл… помочь, наверное.
— Здорово… — приветствую двух одноклассников, которых не сразу заметил за шкафом, отодвинутым почти на середину класса. В ответ вялые кивки.
Девочки, вразнобой ответив мне, обступили, обсыпали вопросами, и почти тут же, как стайка воробьёв, вспорхнув, улетели в дальний конец класса.
— Помочь? — нахмурила гладкий лобик Изольда, — Ну не знаю… ты же от практики освобождён…
— Да! — уже более решительно кивнула она, — Врачам виднее! Ты лучше вон… в уголок сядь, посиди! Поговорим. Читал «Известия»? Ещё одна страна на африканском континенте решительно встала на путь строительства социализма! Здорово, правда?!
— Здорово, — вяло отзываюсь я, не желая вступать в заведомо проигрышные споры, — Но ты меня совсем уж за инвалида не держи! Воды принести или парту передвинуть меня хватит!
— Нет, нет… — замотала головой она, и тут же кинулась за поддержкой к классной руководительнице, вошедшей в дверь, — Татьяна Ильинична! Ну хоть вы скажите ему! Он от практики освобождён, а…
— Добрый день, Татьяна Ильинична, — перебивая старосту, здороваюсь с учительницей, — хорошо выглядите!
Вру, ой вру…
— День добрый, — рассеянно отозвалась та, — Спасибо, Миша, ты тоже выглядишь… окрепшим.
Последнее слово она произнесла несколько неуверенно, вглядываясь в мою опухшую физиономию.
— Вот… — энергично киваю я, — выгляжу хорошо, а чувствую себя ещё лучше! Пришёл вот на практику…
— Нет, Миша… — женщина всплеснула полными руками, — ты не понимаешь! Эпилепсия — коварная болезнь…
Она закатила целую лекцию, согласно которой я — инвалид я тяжёлым заболеванием, и в любой момент…
— Ч-чёрт… — саданув кулаком по стене, немного пришёл в себе от боли, и, сделав вид, что не заметил выглянувшей из двери девичьей головки, пошёл по коридору к лестнице, на ходу слизывая выступившую на костяшках кровь, — лучше б не приходил! Как помоями… и ведь с лучшими намерениями! Чёрт…
То и дело пропуская занятых делом людей, спустился вниз, и, постояв с тяжёлым сердцем у школьного крыльца, пошёл куда глаза глядят. Ноги сами принесли меня сперва на школьный стадион, но и там народ вовсю занят делом, от чего стало только хуже.
Постояв, плюнул и пошёл за сараи, хлопая себя по карману куртки. Папиросы на месте…
Привалившись спиной к стене сарая, верчу в руках мятую пачку. Курить, конечно, вредно…
— Непременно брошу, — обещаю сам себе, чиркая спичкой. Бездумно затягиваюсь и выбрасываю из головы соблазнительные виденья, как я на попутных поездах еду в Москву, где покоряю приёмную комиссию в МГУ…
— А, Стукнутый! — прервал мои мысли знакомый голос, и, повернув голову, я увидел знакомую физиономию Кольки Второва, светящуюся откровенным, нескрываемым злорадством.
— Гля, парни…— он повертел головой туда-сюда, как бы ища поддержки у компании, с которой пришёл, — кто с нами! Ещё не в дурке?
— Угомонился бы… — пробурчал кто-то из ребят, демонстративно отходя в сторону и закуривая. Ещё несколько человек отошли вместе с ним, и, достав папиросы, закурили и заговорили о чём-то, бросая иногда в нашу сторону короткие взгляды.
Но не все…
… стоит, подперев плечом чахлое деревце, Севка, ломая пальцами сорванную веточку и глядя на меня с тем безжалостным любопытством, какое бывает у детей, обрывающих крылышки у пойманных насекомых. Это не очень-то красиво, но в общем-то уместно у малышей, исследующих мир, а для парня его возраста подобная тяга к садистским проявлениям, явление нездоровое.
Леван, фыркнув и скрестив руки на груди, отошёл в сторону. С Колькой, как я понимаю, он по-прежнему в контрах, а мне он не простил ни выговора в тот день, ни, тем более, эпилептического припадка. Подростки в таком возрасте обычно максималисты, и обида, наложившаяся на первобытные инстинкты, требующие давить слабейшего, дала свои ядовитые ростки.
« — Как назло, — мрачно констатирую я, — ни Ваньки, ни Лёхи… Будь они здесь, могли бы миром разойтись, а сейчас не уверен…»
Курю, не глядя на Кольку и стараясь не вслушиваться в ядовитые слова, вылетающие из поганого рта.
— Всё те же на манеже… — зевнув, произношу я, поймав паузу в монологе Второва, и, потушив папиросу о стену сарая, отлепляюсь от неё, — Ладно, парни, бывайте… а я пошёл.
— Правда глаза колет?! — перекосился Колька и захохотал — наверное, в его понимании, обидно и демонически.
— Вроде того, — киваю я, — Отрепетируешь новый номер, я, может быть, и захочу послушать. А так… бывай.
В кругу нейтралов заусмехались, отпустив несколько реплик, слышимых только своим.
«— Удачно отбрил» — с ноткой самодовольства констатирую я, с ленцой делая несколько шагов.
— Ссыкун! — летит мне в спину, — Ссыкло.
— Точно, — соглашаюсь с ним усмешливо, и, судя по ответным усмешкам нейтралов, сарказм они оценили. Хочу добавить ещё несколько хлёстких фраз… но отчаянным усилием воли зажимаю горло фонтану своего красноречия!
Нет, не потому, что я сторонник минимализма, и не потому, что мне (ха!) стало стыдно вдруг бодаться с малолеткой. Всё проще… и немного обидней.
Все мои хлёсткие фразочки и афоризмы, отточенные в форумных баталиях, не всегда хорошо вписываются в местные реалии. Не говоря уж о том, что я не то чтобы мастер стендапа…
— Да ты… — выплёвывает Колька, и, не подобрав достаточных аргументов, бросается на меня, пытаясь схватить за грудки.
« — Если драка неизбежна, — мелькает в моей голове чужой голос, — бить надо первым!»
— Стоять! — сбивая его руки, я отскакиваю в сторону, демонстрируя подобие боксёрского передвижения, — Руки!
Несколько раз сбиваю его руки, тянущиеся не то к отвороту моей куртки, не то к горлу.
Я тоже рос на улице…
… но чёрт подери, я на ней не остался!
— Стоять, я сказал! — выставив перед собой руку, давлю голосом и сбиваю атаки. Колька подставляется… и ах, как подставляется…
Отмечаю машинально открытую челюсть, печень, снова челюсть…
… но вместо того, чтобы ударить, я отхожу, сбиваю его руки и отталкиваю пятернёй раскрасневшееся лицо. Раз, другой… снова сбиваю руки…
— Х-ха, — отчётливо произносит Севка, щелчком пальцев отправляя окурок по высокой дуге, — Действительно, цирк!
Колька окончательно звереет, накидываясь на меня с кулаками, но… пусть я не в форме, но и он отнюдь не мастер! Все эти размашистые удары и нелепые передвижения я вижу заранее и легко сбиваю руки, ухожу в сторону и отталкиваю его…
… недолго.
Несколько секунд, и на его руках повисли нейтралы.
— Парни… — благодарно киваю им, поправляя потрёпанную одежду, — спасибо. С дураками связываться… сами понимаете.
Подмигивание…
… и я ушёл, понимая, что всё сделал — правильно!