Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 88

Всё это не могло не сказываться на психологическом состоянии османских гарнизонов. О содержании письма, которое посланник царя вручил месяц назад сераскиру Али-паше, мало кто знал, но все догадывались, что так продолжаться уже не может. Рано или поздно кто-то должен был покинуть Крым. И поскольку русские войска этого делать не собирались… Словом, Али-паша ждал следующего посланца с письмом.

Точнее, с ультиматумом. У русского царя тяжёлый характер.

2

Али-паша ждал посланца, а под стены Кафы явился сам царь. Конечно же, не один, а с войском, которое расположилось лагерем в виду города. При этом солдаты не сидели без дела, а занялись рытьём траншей с апрошами и начали не спеша возводить редуты. Такие приготовления всполошили осман не на шутку, и из города выехал переговорщик. Турку сообщили, что русская армия явилась сюда ради произведения воинских манёвров, посему волнение почтенного сераскира непонятно. Ведь между Россией и Блистательной Портой нет войны.

Августовский воздух здесь, на побережье, был на удивление чистым и свежим, совсем не то, что буквально в одном дневном переходе отсюда — где трава на корню выгорала от жары. Видимость прекрасная, потому турки имели возможность наблюдать со стен не только за тем, как русские солдаты, скинув кафтаны, орудовали шанцевым инструментом, но и могли понаблюдать, как в строящиеся редуты вкатывают пушки и обращают их жерла в сторону крепости. Несмотря на самые миролюбивые заверения русских офицеров, османы продолжали нервничать: ничего себе — манёвры! Потому они и сами привели в полную боеготовность артиллерию на стенах, и решили на всякий случай послать ещё одного переговорщика. Турецкий ага вернулся в город ещё более обескураженным, чем его предшественник. Сказал, что русский царь приглашает почтеннейшего Али-пашу быть его гостем. Мол, за доброй трапезой и побеседовать можно…о том, о сём.

Надо ли говорить, что сераскир не ждал ничего хорошего? Но куда денешься — пока нет войны между державами, такие приглашения не игнорируют. Пришлось, соблюдая все возможные в данной ситуации меры приличия и предосторожности, с самым торжественным видом явиться по приглашению в русский лагерь.

Турецкого военачальника встретил парадный строй четырёх рот гвардии — преображенцев и семёновцев — среди которых выделялись шеренги егерей в их однотонных, без намёка на цветные вставки и отвороты, диковинных мундирах. Али-паша разглядывал этих воинов не без интереса, так как после Полтавской баталии о них ходили самые разнообразные слухи. Впрочем, глазеть на это диво дивное он долго не стал, от греха подальше. Спешился со своими сопровождающими в сорока шагах от палатки, над которой вяло полоскался на лёгком ветерке личный штандарт Петра, и степенно направился туда. Долговязую фигуру царя было видно издалека, и штандарт без надобности.

— Приветствую великого государя, — сказал Али-паша, почтительно склонившись перед Петром, а один из воинов, хорошо знавший русский язык, переводил.

— Рад тебя видеть, сераскир, — государь, к некоторому удивлению османа, ответил на хорошем турецком языке. — Времени у нас немного, потому станем сразу говорить о деле. Твоих воинов угостят за одним столом с моими офицерами, а мы с тобою обсудим насущные дела с глазу на глаз.

Али-паша насторожился, но пока никаких поводов для тревоги не наблюдалось. Потому он проследовал в палатку, где спешно накрывали стол двое молодых греков. Он и раньше слышал, что местные христиане охотно шли на службу к русскому царю. Говорили, что не только проводниками или в обозники, но и в войско записывались. Для османского военачальника не было новостью, что христианские подданные не слишком-то счастливы под властью повелителя правоверных, но были и нюансы. «Лучше турок с саблей, чем немец с пером», — так говорили жители городов и селений на Балканах, в областях, что отошли к Османской империи по итогам последней войны. Но то шла речь об австрийцах. А русские? Кроме Азова, им пока ещё не отходили османские земли, и Али-паша не ведал, каково там сейчас устроена жизнь. А теперь имел возможность наблюдать сие воочию. И радостные лица греков, смотревших на него, османского сераскира, с нескрываемой насмешкой, совершенно ему не нравились.

Стол был убран по местному, крымскому обычаю — блюдами из баранины, свежими лепёшками, фруктами и сладким щербетом. Ни капли вина: русский царь знал о запрете, что наложил пророк на хмельное питьё для правоверных, и не предлагал его гостю. А сам стол и посуда — совершенно европейские, явно из походного набора. Царя почему-то не привлекали восточные кувшины и блюда, пусть даже сделанные из драгоценных металлов и украшенные самоцветами.

— Садись, сераскир, разговор будет долгим и не самым приятным, — сразу предупредил царь. — Мне ведомо о приказе, что отдал тебе султан Ахмед.

— Должен сознаться, великий государь, я не обрадовался, получив его, — честно ответил Али-паша. — Разумом я понимаю, что повелитель правоверных не желает войны с тем, кто одолел северного льва, но не гневайся на меня, ничтожного, за то, что душою я желал иного приказа.

— Я тебя понимаю, сераскир, как никто иной, — последовал ответ. — Однако твой султан куда мудрее тебя. Ему ведомо не только то, что моя армия сильна и готова сражаться, но и то, что его собственные армии оказались не в лучшем положении.

— Откуда мне, простому воину, знать о замыслах великих государей, — Али-паша скромно потупился и воздал должное обеду. — Очевидно, вашему величеству ведомо нечто такое, что ещё не дошло в наши отдалённые края, — добавил сераскир по-немецки — этот язык он в свое время недурно изучил, когда воевал на Балканах с австрийцами.

— Чума, — русский царь не стал дипломатничать и сразу выложил главное. — Крайне неприятная вещь, скажу я вам. Армия визиря Балтаджи Мехмеда-паши вторглась в пределы Речи Посполитой, а там уже не первый год боролись со вспышками этой болезни. Ранее удавалось хотя бы не выпустить её за пределы поражённых волостей, но сейчас, когда армия султана Ахмеда превратила беспорядки в полный хаос, толпы людей хлынули во все стороны. А среди оных немало больных.

— На всё воля Аллаха, — только и смог сказать Али-паша, когда представил последствия.