Снафф

Глава 1

Даррен аккуратно поднёс трепещущее пламя зажигалки, купленной на выезде из Стэрингстоуна, к кончику сигареты, крепко держащейся между его обескровленных губ — тоненьких ниточек на болезненного цвета лице. Когда пламя лизнуло сигарету, Даррен сделал глубокую затяжку, прикрыв глаза. Не от удовольствия. Просто это вошло в привычку, как и само курение. Сигареты могли успокоить его расшатанные нервы, если дело было совсем хреново, но не более того. В основном же это были белые, бесполезные бумажные палочки, набитые всяким сором и продающиеся по бешеным ценам. Ни кайфа, ни расслабления, особенно когда родители рядом.

Даррен выдохнул облако едкого дыма и тут же понял, что забыл открыть окно.

— Проклятье…

Выругавшись шепотом, он дёрнул несколько раз за ручку, прежде чем с трудом смог открыть скрипящее окно. Видимо, он первый, кому за столько лет приспичило покурить на чердаке дома, забытого самой природой.

Судорожно помахав рукой, Даррен добился того, чтобы весь дым более или менее рассеялся. Но запах всё ещё оставался.

Он сделал ещё одну затяжку. Курить он начал совсем недавно, несколько месяцев назад, поэтому ещё не успел привыкнуть к сигаретам, что нельзя было сказать о его организме, охотно принимающего порцию удушающего дыма при любой возможности. Обычно Даррен хранил пачку сигарет под матрасом и, когда оставался дома один, доставал одну и, стоя точно так же у открытого окна, пускал клубы дыма. Он старался курить так же, как более старшие ребята из школы. Сигарета в их руках была неотъемлемым атрибутом, частью образа, стиля. С вонью изо рта они выглядели если не круче, то намного взрослее. По крайней мере, так казалось Даррену. Точно также ему казалось, что сигарета во рту сможет во многом помочь и ему. Он был не очень высокого роста, смертельно бледный, достаточно тощий, чтобы получать в лицо оскорбления насчёт хилого телосложения, хотя сам себе он бы никогда не признался, что выглядит как дрыщ. Его черные волосы жили своей жизнью, не слушаясь ни рук, ни расчёсок, ни гелей для укладки. Утром они топорщились в разные стороны, днём лежали там, где им было удобно, а ближе к вечеру переплетались и превращались в олицетворение хаоса. Поэтому причёска, если такова и была, никогда не помогала ему хоть как-то скрасить свою внешность. В таком состоянии ты, будучи среднестатистическим подростком, ищешь любые способы искусственно придать себе обаяния. Не берём внешностью? Что ж, прикупим побольше колец, сделаем тату, прикрепим идиотскую цепь на штаны и, может, покрасим волосы в синий. Сверху можно ещё надеть какую-нибудь футболку, чтобы название бренда занимало на ней всё свободное пространство…

Отбросив все эти варианты, Даррен в конечном итоге остановился на сигаретах. Стоять на углу, прижавшись спиной к кирпичной стене, и элегантно покуривать, закатывая глаза и с безразличием глядя на проходящих мимо девчонок. Всё как в тех фильмах, которые любили иногда смотреть его родители. В них всегда есть такой типичный герой-стереотип, который стоит с таинственной рожей в тени, наблюдая за прохожими. И только тлеющий кончик сигары позволяет разглядеть часть его лица.

Даррен тоже старался быть похожим на такого персонажа, только быть при этом менее кинематографичным и более вызывающим. Получалось хреново. Он то ронял сигарету, то держал её так, будто был парализован. На первых порах после затяжки заходился кашлем, чем привлекал на себя насмешливые взгляды девчонок. Не о таком он мечтал, поэтому тренировался, учился курить правильно дома, когда родители уходили куда-нибудь надолго, либо же брал сигареты с собой в школу, чтобы курить в туалетах, стараясь сойти среди школьной элиты за своего, либо же находить укромное место среди переулков в городе, чтобы там спокойно покурить, не боясь, что его кто-нибудь заметит. Вскоре он даже смог получать от курение некоторое удовлетворение. Задумчивое и спокойное курение помогало иногда сосредоточиться на чем-нибудь важном и хорошенько всё обдумать. Таким интровертам и меланхоликам как Даррен минуты молчания и лишних раздумий были только на пользу, поэтому он охотно прибегал к курению как к форме медитации. Нервы дым не успокаивал, но позволял абстрагироваться и взглянуть на этот грёбаный мир со стороны, вывернуть его на изнанку, выпотрошить и разорвать на части. К сожалению, только мысленно.

Даррен сделал ещё одну затяжку, но тут же зашелся кашлем. Глаза его заслезились. Нет, ещё многому придётся учиться.

Уняв кашель, Даррен едва успел набрать в лёгкие свежего летнего воздуха, свободного от городских испражнений, прежде чем услышал стук в дверь. Он инстинктивно швырнул выкуренную наполовину сигарету в окно и обернулся. В комнату зашла его мать.

— Ты уже разобрал вещи? — строго спросила она его, проходя в небольшую комнатку на чердаке.

Джил Мур принадлежала к тому роду женщин, которые до некоторого периода своей жизни были убеждены в необходимости стать самостоятельными единицами общества, то есть не выходить замуж до начала поступательного движения по карьерной лестницы, чтобы после свадьбы не стать типичной домохозяйкой и сидеть целыми днями в четырех стенах, воспитывая детей и смотря нелепые мыльные оперы по телику, поедая крекеры и запивая их чаем. От таких перспектив Джил коробило. До девятнадцати лет она даже убеждала себя, что никогда не заведёт детей. Но из всех данных самой себе обещаний в итоге она сдержала только одно — найти работу. Пусть и редактором в небольшом издательстве в центре города, но всё-таки. Всё лучше, чем висеть на шеи у красавца мужа, толстея изо дня в день, говорила она себе, лёжа в постели с отцом Даррена на четвёртый месяц после свадьбы.

— Я не могу полюбоваться из окна на природу? — парировал Даррен, указывая рукой на горизонт.

— Можешь, но только когда разберёшь свои вещи. Тем более, я тебе ещё принесла, — она положила на край кровати стопку помятых маек. Все до единой были черные. — И сними уже наконец эту кофту.

— Не хочу, — Даррен напялил на голову капюшон, заткнув под него висящие мертвым грузом черные волосы.

— На улице жарко, термометр сходит с ума, а твой отец выпил уже три литра воды.

— И что?

Даррен поспешил закрыть окно и поскорее упасть в кровать, облокотившись спиной на подушку и скрестив руки на груди. Башенка из маек после его приземления на кровать тут же развалилась.

— Я же говорила, что тебе нужно купить летнюю одежду, — сказала Джил, ловко собирая все разбросанные майки и вновь компонуя их в стопку. — Я видела в «Вулморте» чудесную голубую рубашку…

— Которая сделала бы из меня ещё большее пугало, — закончил Даррен. Он натянул капюшон до самых глаз, чтобы яркий солнечный свет не так сильно раздражал его.

— Пугало и посмешище из тебя делает эта черная кофта, которую ты носишь не снимая в любую погоду, обливаясь потом и воняя в школе, — раздражённо заметила Джилл, швыряя майки в сына. Те разлетелись черным веером и легли каждая на своём непредсказуемом месте.

— А мне она нравится, — спокойно ответил Даррен, убирая с груди одну из маек. — Помнится, ты сама предложила мне купить её. Так в чём проблема? Я же моюсь, а не хожу как пещерный человек.

— С последним мы бы с отцом поспорили. Ты мог отказаться от этой тряпки хотя бы на лето.

Даррен усмехнулся.

— Ладно, — вздохнула Джил, — хотя бы на период отпуска. Сменить черный цвет на белый.

— На белом видна вся грязь. Это как с человеком — он может быть белым и пушистым, но рано или поздно обязательно замарается и уже не сможет смыть с себя пятна, поэтому все вокруг будут видеть, что когда-то он был белым, а теперь ходит чернее ночи. Ближе к смерти любой белый цвет смывается, сменяется не черный. Поэтому куда легче всю жизнь ходить как я. Тогда и пятен будет не видно.