Экзамен на зрелость

Через несколько минут опасность ликвидирована, и можно, наконец, поговорить о случившемся. Спать уже никому не хочется. Весельчак Кузнецов передразнивает молчаливого и неторопливого Панкратенко, изображая, как тот метался по казарме с одним сапогом на босой ноге и никак не мог найти другой, хотя держал его в руке. Белобрысый Трофимов уверяет, что, если бы его не разбудили, он бы и не подумал проснуться.

Впрочем, радоваться было рано. В этот день природа решила не оставлять нас в покое.

Начальника заставы вызвали к аппарату и сообщили: ожидается цунами.

«Цунами» — забавное слово для тех, кто слышит его впервые и не знает, какие страшные разрушения несёт с собой эта гигантская, нередко двадцатиметровая волна. Возникает она при подводном извержении вулканов и обрушивается на берег со скоростью самолёта. Чтобы не быть застигнутыми врасплох, приступаем к эвакуации в сопки.

Море пока выглядит сравнительно спокойным. Волны нехотя шевелят прибрежную гальку. Никаких признаков большого отлива незаметно (большой отлив — верный признак цунами). Настораживает лишь необыкновенная тишина: не слышно ни одной птицы.

Решено, что на берегу останутся я и радист, будем ждать новых указаний. Последним со своим хозяйством уходит в сопки повар.

Времени прошло уже немало. Радист отстукивает ключом, а я брожу по опустевшей казарме, поминутно поглядывая через окно на море. Потом включаю передачу из Москвы. В комнату врывается музыка, слышны весёлые голоса, рукоплескания — я живо представляю себе ликующую столицу: улицы, расцвеченные кумачом флагов и транспарантов, гирлянды цветов, улыбающиеся лица москвичей.

По коридору стучат тяжёлые шаги, в комнату влетает радист:

— Волна!

Я вскакиваю, хватаю пистолет и выбегаю на улицу. К берегу стремительно приближается водяной вал не выше двух метров.

Облегчённо вздыхаем: наши домики стоят гораздо выше.

Вал с силой ударил в берег, далеко вогнав волну в устье речушки, заставив её побежать вспять. Потом отхлынул, унося с собой пустую бочку и поленья от потухшего костра — всё, чем океан смог поживиться на пустынном берегу. Мы оба недоумённо глядим на пистолет, который я всё ещё сжимаю в руке.

Узкий прибрежный коридор протянулся от мыса к мысу. Справа — мрачные отвесные скалы с вершинами самой причудливой формы, слева — клокочущий прибой. Под ногами то шуршащая галька, то вязкий песок, то круглые отшлифованные морем камни. Нас двое: впереди — низенький белобрысый, с нежным девичьим лицом сержант Зрайченко, сзади в нескольких шагах — я.

С моря тянет сыростью и прелым запахом морской капусты. Скользкие широкие стебли, узорчатые листья, мягкие зелёные и бурые нити устлали весь берег. Ноги скользят, разъезжаются, удержать равновесие очень трудно. За каждым мысом новые неожиданности. То прыгающая по камням речка вырвется из глубокого распадка, то белая струйка водопада свяжет обрывающуюся в вышине расщелину с морским прибоем, то птичий базар разместится у самого берега на шероховатых туфовых скалах. Голосистое население скал, завидев нас, сначала безмолвствует, а потом раскричится и не смолкает до тех пор, пока мы совсем не скроемся из виду.

У мыса Неприступного в воде стройной колонной проходят сивучи. Их массивные тела плавно изгибаются, лоснясь на солнце. Долгое время нас провожают нерпы. Похожие на мячи головы то и дело появляются над водой. На свист нерпа поворачивает голову, подплывает совсем близко к берегу и готова следовать за нами, как собачонка. Чуть ли не из-под ног выскакивает огненно-рыжая лиса. Подгоняемая нашими криками, она ловко взбирается по почти отвесной скале. Достигнув вершины, плутовка усаживается на задние лапы, преспокойно наблюдает за нами.

Не проходим и километра, как дорогу преграждает высокая, густо поросшая разнотравьем и лесом сопка, весьма поэтически названная «Любовь». Запрокидываем головы и смотрим вверх. По отвесному склону еле заметными зигзагами пролегла тропа с подвешенными вдоль неё канатами. Издали они кажутся ниточками. Довольно бодро лезем вверх, но, не взобравшись и до половины, понимаем: подъём предстоит сложный. Приходится карабкаться, подтягиваясь на руках. У самой вершины чувствую, что сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди. Словно в лихорадке дрожат руки, ноги подкашиваются. Последние шаги — и, закрыв глаза, приваливаюсь к толстому стволу пихты. Несколько секунд не могу отдышаться. Потом смотрю вниз. Белеет прибой, пеной, словно кружевом, оторочив берег. Перевожу взгляд на соседнюю пихту. Что это? На толстом стволе вырублено:

«С лёгким паром, товарищ!»

Я не в силах сдержаться и хохочу до слёз. До чего же неунывающий народ пограничники!

Неподалёку от заставы на высоком берегу, у самой тропы стоят два деревянных обелиска со звёздочками из жести, обнесённые высокой зелёной оградой. Они слышат шум близкого прибоя, видят зеленеющие вокруг сопки, синеву дальневосточного неба. Каждую ночь провожают они пограничников в наряды, каждый день встречают солдат поутру. А те, проходя мимо, умолкают и подтягиваются, крепче сжимают оружие, твёрже ставят ногу. Солдаты, геологи, рыбаки — все, кто идёт по этой узкой тропе, помнят, что в 1953-м две матери не дождались сыновей с далёкой курильской границы, что в один из вьюжных зимних дней двое не вернулись на заставу.

Выполняя срочный приказ, Андрей и Геннадий прошли в тот день 36 километров по заснеженным скалам и ледяным торосам. На обратном пути, промокшие и обессиленные, в пяти километрах от заставы они были застигнуты пургой. Связь прервалась. Поиск, организованный в ту тревожную ночь, ничего не дал.

Они ушли из жизни молодыми, охраняя дальневосточную границу. Ушли, чтобы люди спокойно жили в Донбассе, на Кубани, в Москве.

Знакомя молодых солдат с участком, начальник заставы непременно скажет: «Левый фланг заставы начинается у двух могил».

Молодой солдат, повторяя приказ командира, торжественно произнесёт: «Слушаюсь принять под охрану участок государственной границы от могил до сопки „Разлука“».

А тёмной беззвёздной ночью, когда колючий ветер скрипит лиственницами, когда от страха глаза велики и молодой солдат крепче сжимает оружие и тревожно оглядывается назад, старший наряда Мулев остановится у могил и скажет:

— Это наш участок, запоминай. Сейчас тропа начнёт круто подниматься в сопку. Лес всё время должен оставаться слева. Хорошим ориентиром служит линия связи. Наша задача: перекрыть участок от могил до вершины сопки. Понял? — А потом повернётся к напарнику и спросит: — Сколько нас на участке?

— Ну, двое, — растерянно ответит солдат.

— Не двое, а четверо, — поправит ефрейтор. — Мы с тобой и Андрей с Геннадием. Это тоже запомни, пригодится.

Кивнёт в ответ младший наряда и двинется вслед за Мулевым. Но наутро, возвратившись из наряда, поделится с одногодком сомнениями.

— А ты разве ничего не знаешь? — удивится товарищ. — Ну, брат, об этом все говорят. Прошлой зимой Мулев возвращался из наряда. Вот их пурга и прихватила неподалёку отсюда. Сбились с лыжни, потеряли ориентировку, кружили около заставы часов пять, пока Мулев не наткнулся на что-то! Лыжей зацепился. Смотрит — звёздочки. Сориентировался по ним и спустился прямо к заставе. С тех пор он и говорит каждому, с кем выходит в наряд, что на участке их не двое, а четверо. Вот какая история.

Лошадь делает несколько отчаянных рывков, пытаясь выбраться из снежного плена, и проваливается по грудь. Я сползаю с седла, солдаты останавливаются. Ветер бьёт, кружит, слепит снежными хлопьями, валит с ног. День, но темно так, что мы едва различаем друг друга, хотя и находимся почти рядом.

Пробиваться по снежной целине да ещё в такую погоду безрассудно, решаю я. Надо отыскать берег и по его линии двигаться на север до самого посёлка.

Пытаюсь сориентироваться. Пурговой ветер — всегда северный. Если дует в лицо, справа обязательно должно быть море. Я знаками объясняю, что двигаться надо вправо. Бредём по пояс в снегу, таща за собой лошадь. Она упирается, грызёт удила. Снег на лице тает и стекает за ворот. Промокшая одежда липнет к телу. Нестерпимо хочется пить. Открываю рот и ловлю горьковатые белые хлопья. Идти с каждым шагом всё труднее и труднее, но останавливаться нельзя. Остановка значит конец. Хотя бы на миг прекратилась эта неразбериха. Где же всё-таки берег? Что он. сквозь землю провалился?