Страница 32 из 38
Глаза кочевника жадно заблестели при виде обнажившейся груди «прекрасной газели». Он забрал ее, всю целиком, в свою жесткую корявую ручищу и с минуту подержал на весу, довольный ее маленьким размером и тяжестью. Довольный ее гладкостью и теплом. И с вожделением думая лишь об одном — как он сейчас запихнет ее, всю целиком, себе в рот.
Он уже нагнулся к ней.
К своему большому удивлению, Провиденс поняла, что мерзкий чесночный дух исходит вовсе не от него. Она ясно различала в симфонии запахов, пропитавших кожу этого дикаря, оттенки экскрементов, сыра, перца, горелого дерева и козьей шкуры. Всего понемножку, но не чеснока.
— Ей-богу, я прямо щас помру от любви, — с ухмылкой сказал он.
И в тот же миг рухнул как подкошенный на молодую женщину, но не померев, а потеряв сознание, и не от любви, а от жестокого удара по голове.
Над диким жителем пустыни, рухнувшим к ее ногам, стоял другой человек.
Человек, который не был ни диким, ни жителем пустыни.
Человек, которому она столько раз приносила почту.
Человек, который заставил трепетать ее нежное сердечко.
Да, перед ней стоял Лео, величественный и победоносный Лео, держа в руке глиняный горшок для жаркого.
— Одно жаркое для месье, одно! — провозгласил он на манер официантов парижских ресторанов.
Вслед за чем отшвырнул глиняную посудину, которой пришиб марокканца.
— А я-то подумала, что он действительно помер от любви, — сказала почтальонша.
— Ну, по крайней мере, вырубился на добрые полчаса, — уточнил авиадиспетчер, присев на корточки перед Провиденс и стыдливо водворив на место бретельку ее лифчика.
Потом зашел сзади и развязал веревку.
— Что ты здесь делаешь, Лео? — спросила она, впервые обратившись к нему на «ты». Как-никак, он спас ей жизнь. Так они сделали еще один шаг к своей близости.
И молодой человек, впервые услышав, как она назвала его «Лео» и на «ты», ощутил приятную дрожь удовольствия.
— И в самом деле, — сказал парикмахер, чье лицо превратилось в один сплошной вопросительный знак, — что вы там делали? То есть что вы там забыли, в этой самой пустыне?
Я ответил не сразу:
— Именно это спросила меня и Заира. Только не совсем в тех выражениях.
— Заира?
— Да, та девочка, за которой летела Провиденс.
— Да знаю я, кто такая Заира, вы мне уже целый час о ней толкуете. Ну, а что она там забыла, в этой самой пустыне?
— Вообще-то, вы второй человек, которому я это рассказываю. Первой была Заира.
— Ага… Ну и что дальше?
Полный укора взгляд старика мешал мне продолжать.
— Дальше… ничего, — промямлил я наконец.
— В таком случае вернемся к нашим баранам, вернее, к нашим козам. Неужто эти парни действительно довольствуются козами? — спросил он с гримасой отвращения. — Так что вы там забыли, посреди этой самой пустыни?
— Мне следовало бы с этого начать, но я решил оставить самое главное на потом, для пущего эффекта.
— Мне не нужны ваши театральные эффекты, месье Как-вас-там…
— …месье Имярек, — отрезал я.
— Мне нужна правда, и я сразу сказал вам об этом. Правда и ничего, кроме правды.
— Ладно. Я там был, вот вам и вся правда.
— Что значит «я там был, вот вам и вся правда»?! В двух тысячах километров от Орли?
— Я прилетел на самолете.
— Но ведь все самолеты стояли на приколе.
— Не все. Вспомните о президентских самолетах.
— Вы что же — прилетели на самолете французского президента?
— Нет, конечно.
— Значит, на самолете Обамы?
— И это нет!
— Ой, только не говорите мне, что летели в самолете Путина!
— Стоп, остановитесь, сделайте милость! Мы тут не в загадки играем. Я не летел ни на одном из этих самолетов. Я летел на своем, личном. На маленькой двухмоторной «сессне», на развалюхе, купленной по случаю после получения лицензии на личные полеты. Как правило, я пользовался им на уикэндах или в отпуске, чтобы отдохнуть в полете и стряхнуть с себя все земные заботы. Вы не представляете, как быстро стряхиваешь с себя заботы, оказавшись в небесах. Воображаю, что чувствовала Провиденс, свободно паря в облаках. Наверное, с ума сходила от счастья!
Старый парикмахер стукнул себя по лбу, как будто ему пришло в голову что-то важное.
— Но если у вас был свой самолет, почему же вы не доставили на нем Провиденс прямо в Марокко?
— Да потому, что в тот момент мы еще не отрешились от реальности. Я хочу сказать, от реальной реальности. Ведь я ни секунды не верил, что эта молодая женщина сможет подняться в воздух, всего лишь взмахнув руками. Поставьте себя на мое место.
— Да хоть сейчас. Если зарплатами тоже обменяемся…
— Какая-то девица входит в диспетчерскую, просит меня доставить ее в Марракеш, а я ей отвечаю: «Да, конечно, нет проблем, вот только возьму ключ от самолета!» Ну подумайте хоть две секунды: мог ли я нарушить закон и наплевать на запрещение подниматься в небо?!
— Однако именно это вы и сделали…
— Да, потому что дело приняло совсем иной оборот, когда я увидел собственными глазами, как Провиденс взлетела в небо. Я был единственным зрителем этого чуда, наблюдал его, так сказать, из первых рядов. И могу вас заверить, что это не было трюком: никаких тросов, никакого подъемного крана, как на киносъемках. Провиденс летела самостоятельно, свободно как птица. Правда, довольно неуклюжая птица. Так могла бы летать курица. И тут у меня в голове что-то щелкнуло. Я напрочь забыл о законе, о запрете на полеты, о своем начальстве. Обо всем забыл. Эта история стала для меня слишком важной, и я уже не мог стоять там без дела. Ведь я оказался непосредственным свидетелем уникального эпизода человеческой эволюции. Вспомните слова Обамы: «Маленькие взмахи рук для человека, но гигантские взмахи рук для человечества». Вы только вдумайтесь: человеческое существо полетело впервые в истории! И это произошло прямо передо мной! Вернее, прямо надо мной. Когда я очухался и увидел, что Провиденс превратилась в крошечную черную точку' в поднебесье, у меня вдруг заныло сердце: я испугался, что потеряю ее. Что вижу ее в последний раз. И в этот миг мне стало ясно, что я в нее влюбился. Буквально за несколько секунд. Как мальчишка. И тогда я, уже не рассуждая, побежал на стоянку, к своему самолетику, и взлетел. Не спросив разрешения на взлет, никому ничего не объяснив. Я заранее примирился со всеми последствиями своего проступка. Меня частично оправдывало только величие этого замысла. И вот я стал сопровождать ее, мою прекрасную небесную пловчиху, держась на некотором расстоянии. Я убеждал себя, что могу ей понадобиться, и если с ней что-нибудь случится, то вовремя подоспею на помощь. В конце концов, возьмите гонщиков «Тур де Франс» или мореплавателей-одиночек — рядом с ними всегда есть машина или катер с питанием. Так я и стал свидетелем этого фантастического полета, увидел воздушный шар, увидел балет президентских самолетов. Увидел все. Незадолго до Пиренеев я воспользовался приземлением Провиденс для своей собственной технической остановки. Вообще-то моя старушка «сессна» достаточно автономна и способна на долгий беспосадочный полет, но я просто не успел заправиться топливом. Да и летал я до сих пор только на короткие расстояния. Ну, а потом отправился за ней вдогонку. Поскольку мне был известен маршрут моей почтальонши и в тот день в небо поднялась только она одна, я без труда засек ее уже через несколько километров. Вдобавок ее медали сверкали, как солнце, когда она изгибалась в полете. В общем, все шло прекрасно до тех пор, пока мы не встретили грозу над Марокко. Когда я увидел, что Провиденс влетела в облако, я дал по газам, чтобы успеть к ней на помощь, и не заметил встречного ветра.
Лео понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и вспомнить, что он делает здесь, в дымящемся корпусе своей «сессны», уткнувшейся носом в горную осыпь.
Перед ним пронеслись последние перед крушением образы: Провиденс, выброшенная из грозового облака и камнем падающая на землю. Он огляделся, но молодой женщины нигде не было видно. Вероятно, она упала поодаль, в нескольких километрах от него. Боясь, что самолет взорвется, он поспешил выбраться из-под обломков. Его одежда превратилась в лохмотья, запачканные кровью, но руки-ноги были как будто целы. Прямо чудо какое-то. Потерпев крушение в тысячах километров от родного дома, посреди марокканской пустыни, и увидев искореженные пропеллеры своего самолета, он решил, что с минуты на минуту перед ним появится маленький белокурый мальчик в костюме принца, который наверняка попросит его нарисовать барашка.