Страница 1 из 38
Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню
Ромен Пуэртолас
Эта история абсолютно достоверна, поскольку я выдумал ее от начала до конца.
Сердце немножко похоже на толстый конверт.
Посвящается Патрисии, моему единственному ориентиру во вселенной
Romain Puertolas
LA PETITE FILLE QUI AVAIT AVALE' UN NUAGE GRAND COMME LA TOUR EIFFEL
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
О ПОЧТАЛЬОНШЕ И ЕЕ ВЕСЬМА ОРИГИНАЛЬНЫХ ВЗГЛЯДАХ НА МАЙОНЕЗ И ЖИЗНЬ
Первое слово, произнесенное старым парикмахером, когда я вошел в его салон, прозвучало коротким и грозным приказом, достойным эсэсовца. Или старого парикмахера:
— Сядьте!
Я поспешно повиновался. Пока он с помощью своих ножниц не сотворил чего похуже.
Потом он закружился вокруг меня, даже не подумав спросить, с какой стрижкой мне желательно покинуть его салон или хотя бы с какой стрижкой мне покинуть его салон крайне нежелательно. Интересно, доводилось ли ему иметь дело с непокорной «афро», излюбленной прической метисов? Если нет, он не будет разочарован.
— Хотите, я расскажу вам одну невероятную историю? — спросил я, желая растопить лед и установить между нами дружескую атмосферу.
— Валяйте, если только не будете вертеть головой. Иначе отхвачу вам ухо.
Я расценил это «валяйте» как важную инициативу, можно сказать, как приглашение к диалогу, как стремление к гармонии между братьями по разуму и в силу достигнутых соглашений о мирном сосуществовании постарался как можно скорее забыть угрозу ампутации моего слухового органа.
— Ну так вот, однажды мой почтальон, вернее почтальонша, поскольку это женщина, и женщина очаровательная, является в диспетчерскую аэропорта, где я работаю, и говорит мне: «Месье Такой-то (это моя фамилия), я хочу, чтобы вы дали мне разрешение на вылет. Я понимаю, что мое заявление звучит несколько странно, но это именно так. Только не задавайте лишних вопросов. Лично я, с тех пор как все это началось, отказалась задавать лишние вопросы. Просто будьте так любезны, дайте мне разрешение подняться в небо из вашего аэропорта!» Честно говоря, я не счел ее просьбу такой уж странной. Ко мне иногда обращаются частные лица, выложившие сумасшедшие деньги за обучение в авиашколе и понимающие, что им необходимы дополнительные уроки. Но вот ее увлечение аэронавтикой меня и правда удивило — прежде она никогда о нем не заикалась. С другой стороны, у нас было не так уж много возможностей обсудить эту тему — виделись мы нечасто (я чередую дневные и ночные дежурства). Строго говоря, до сих пор наше общение сводилось к тому, что она в своем стареньком желтом «рено» доставляла мне на дом почту. Ко мне на работу она никогда не приезжала. Кстати, жаль, она была красотка что надо. «В другое время, мадемуазель, я направил бы вас с подобной просьбой в отдел расписания полетов. Но сегодня из-за этого проклятого облака пепла у нас все идет кувырком, и мы не включаем в график частные полеты. К сожалению». При виде ее огорченной мордашки (а у нее была самая что ни на есть очаровательная огорченная мордашка) я и сам огорчился до глубины души и принял заинтересованный вид: «А какой самолет вы водите?
«Сессну»? Или «пайпер»?» Она долго колебалась, перед тем как ответить. Было видно, что она смущена: мой вопрос явно привел ее в замешательство. «Именно это и делает мою просьбу такой странной. Я не вожу самолеты. Я летаю сама». — «А, я понял, вы летаете без инструктора». — «Нет-нет, я летаю сама, я хочу сказать, без самолета, вот так». Она подняла руки над головой и сделала вокруг своей оси полный оборот, как балерина. Да, кстати, я еще не сказал вам, что она была в купальнике?
— Нет, вы опустили эту мелкую подробность, — ответил парикмахер, всецело поглощенный битвой с моей «афро». — Я всегда подозревал, что у воздушных диспетчеров не жизнь, а малина, но купальник… Это уже предел мечтаний!
Старикан был прав. Авиадиспетчерам Орли грех жаловаться на жизнь. Однако это не мешало нам время от времени изображать недовольных, устраивая начальству подлянку в виде нежданных забастовок. Чтобы пассажирам жизнь медом не казалась, особенно по праздникам.
— Так вот: на ней было такое цветастенькое бикини, — продолжил я. — Ну, просто очень красивая женщина! «Я вовсе не хочу вносить беспорядок в ваш трафик, мне только нужно, чтобы вы считали меня еще одним самолетом, вот и все. Я не стану набирать слишком большую высоту, чтобы не угодить в пепельное облако. А если нужно заплатить аэропортовый сбор, то нет проблем — вот, пожалуйста!» — И она протянула мне бумажку в пятьдесят евро, которую извлекла неведомо откуда. Во всяком случае, не из толстой сумки на ремне, поскольку таковой при ней не оказалось. Я ошарашенно пялился на нее. Я ничего не понимал в ее истории, но вид у нее был крайне решительный. Неужели она действительно надеялась меня убедить, что умеет летать, как Супермен или Мэри Поппинс? У меня мелькнула мысль, что мой почтальон — то есть моя почтальонша — просто не в себе.
— Итак, резюмирую: ваш почтальон, который на самом деле почтальонша, в один прекрасный день заявляется к вам в диспетчерский пункт, притом в цветастом бикини, тогда как ближайший пляж находится в сотнях километров от Орли, и просит разрешения взлететь с вашего аэродрома, махая руками, как курица крыльями.
— Да, вы резюмируете довольно точно.
— Ну надо же! А мой приносит мне одни счета… — вздохнул старик, вытирая расческу о фартук, перед тем как снова вонзить ее в мою дремучую курчавую гриву.
Ножницы в другой его руке клацали без остановки — так собака скребет когтями по паркету или белка крутится в своем колесе.
Буквально все в его поведении указывало на то, что он не верит ни единому моему слову. И его вполне можно было понять.
— Ну, и как же вы поступили? — спросил он, явно желая узнать, куда меня заведет распаленное воображение.
— А что бы вы сделали на моем месте?
— Не знаю, я не работаю в авиации. Кроме того, я не привык к появлению у себя в салоне красивых полуголых дамочек.
— Я был просто выбит из колеи, — признался я, игнорируя остроумие старого ворчуна.
— А мне-то казалось, что воздушного диспетчера ничто не может выбить из колеи! — иронически возразил он. — Полагаю, вам платят вовсе не за это?
— Вы слишком сурово меня судите. Мы ведь люди, а не роботы! Короче, она взглянула на меня своими кукольными фарфоровыми глазами и сказала: «Меня зовут Провиденс… Провиденс Дюпуа». И стала ждать, какой эффект произведут ее слова. Похоже, она выпустила в меня свой последний патрон. Думаю, она сообщила мне свое имя, чтобы я перестал смотреть на нее как на простую почтальоншу. Я до того растерялся, что несколько мгновений молчал, судорожно соображая: может, у меня когда-то был роман с этой девушкой, а я ее не узнаю? Видите ли, в молодости я пользовался некоторым успехом у женщин… Однако сомневаться не приходилось: даже без форменной фуражки и кургузого потертого темносинего жилета эта девушка, эта суперкрасотка, была не кем иным, как моей почтальоншей…
Я еще не кончил говорить, а парикмахер уже извлек из моих курчавых зарослей расческу и ножницы и теперь держал их у меня над головой в подвешенном состоянии.
— Как вы сказали — Провиденс Дюпуа? ТА САМАЯ Провиденс Дюпуа? — воскликнул он и бросил свои инструменты на стеклянный столик перед зеркалом, словно его одолела внезапная и глубокая усталость. С той минуты, как мы затеяли этот разговор, вернее, с той минуты, как я затеял свой монолог, он впервые проявил хоть какие-то признаки интереса. — Вы хотите сказать, что речь идет о женщине, про которую писали все газеты? Про ту, которая улетела?