Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 38

И все же Провиденс продолжала надеяться. Ну должна же быть какая-то причина, чтобы с ней столько всего стряслось в этот день. И он не мог окончиться неудачей. Это просто невозможно!

Провиденс огляделась. Повсюду виднелись красивые китайские иероглифы, выписанные черной тушью на больших постерах, ширмы из резного дерева, страшенные копья из кованого железа, прислоненные к стене. И во всем помещении витал настойчивый запах риса с лимонным соком. Он напомнил ей, что она не ела с раннего утра. Если на земле и живет кто-то, способный научить ее летать, она найдет его только здесь. Она была убеждена, что тибетские монахи — которых она путала с монахами Шаолиня — были единственными, кто действительно способен левитировать. Когда-то она видела на канале «Арте», в самый глухой поздний час, репортаж об этом странном феномене. С помощью медитации им удавалось повелевать своим телом и даже нарушать законы физики. Их тела подчинялись только разуму. Она увидела тогда потрясающие демонстрации этого явления. Монахи спали, стоя на голове или опираясь всего лишь на мизинец. Они получали удары ногой в мошонку, не моргнув глазом. Они ходили босиком по раскаленным углям и ломали толстенные палки одним ударом локтя. И все это без малейших усилий, с недрогнувшими лицами. Если они могли проделывать такое, значит, без сомнения, могли взмахнуть руками и полететь. Ведь поднялся же Чан над полом у нее на глазах.

С той минуты, как она вошла в зал, до нее непрерывно доносились отдаленные звуки какой-то тягучей мелодии. Но то ли она уже привыкла к тишине, то ли кто-то слегка увеличил громкость — этого она не могла бы сказать, — музыка становилась все слышнее и слышнее. Нет, вряд ли, — она, конечно, ошиблась. Видно, это голод играл с ней злую шутку.

Где-то в дальнем конце монастыря звучала еле различимая мелодия, которую вели скрипки; она была как две капли воды похожа на «Беднягу» Хулио Иглесиаса. Прислушавшись, Провиденс действительно узнала сладкий голос звезды испанской эстрады. Однако что-то было не так. Испанец не пел, а скорее мяукал. Причем как-то прерывисто. Точно большая кошка, которой прищемили хвост дверью крупного парижского супермаркета в день распродажи. Однако вскоре почтальонша поняла, в чем дело: Хулио вовсе не мяукал — он просто пел по-китайски. И следующий куплет это подтвердил. Исполнялся именно «Бедняга», в этом сомневаться не приходилось.

«Не может быть», — подумала Провиденс. Неужели тибетские монахи слушают Хулио Иглесиаса? Откуда же они о нем знают? Разве философия этих людей не заключается в том, чтобы жить на обочине современности и общества? Как, например, живут амиши, к которым в «Свидетеле» попадает Харрисон Форд. Она попыталась убедить себя, что это просто наваждение, но с каких это пор голод стал вызывать у нее слуховые галлюцинации?

Из ступора ее вывел другой странный звук — шлепанье мокрых ног по татами. Обернувшись, она увидела, что к ней подходит приземистый монах атлетического сложения, ни в чем не похожий на троих прежних. Черное кимоно, короткие рыжие волосы и бородка того же цвета. Монах-инструктор напоминал Чака Норриса в азиатском варианте.

Под его рыжей бородой скрывалось костистое лицо, а вся фигура казалась высеченной из цельной гранитной глыбы. Ни рот, ни глаза не выдавали его чувств.

— Я — Мэтр-40. Но вы можете называть меня Чу Нури.

Чу Нури? Провиденс приняла было это за шутку, но, судя по виду этого человека, он был не расположен шутить. И она предпочла смолчать, подозревая, что этот самый Чу может одним щелчком заставить ее сделать тройной оборот вокруг своей оси, даже не дотронувшись до ее кружевных трусов.

— Может, я сообщу вам то, что и так известно, — сказал он без всяких предисловий, — но для полета нужно быть максимально легкой. Поэтому вам придется избавиться от лишнего веса.

На какой-то миг Провиденс испугалась, что этот китайский техасский рейнджер набросится на нее, чтобы срезать ребром ладони мякоть с ее бедер. Однако монах не сдвинулся с места. Видимо, он счел ее пятьдесят кило и аэродинамичную грудь вполне приемлемыми. Как и 90 процентов мужчин на планете. Что ж, уже хорошо!

— Раз уж мы заговорили об этом, нельзя ли мне съесть хоть что-нибудь, а то я просто умираю с голоду.

Последний раз я ела сегодня в 4:30 утра и вряд ли смогу сосредоточиться вот так, на пустой желудок.

— Ничего себе! Я вам толкую, что вы должны избавиться от лишнего веса, а вы мне о еде!

— Не беспокойтесь, я от еды не жирею.

Инструктор что-то сердито проворчал и нырнул в ту же дверь, за которой несколько минут назад скрылись его коллеги. И почти сразу вернулся, неся тарелку с дымящимся рисом и несколькими мясными фрикадельками. Одно из двух: либо этот монах был волшебником, либо дверца вела прямо на кухню.

— Ну ладно, пока вы будете заправляться, я вам изложу основные правила. Которые вы должны соблюдать совершенно точно.

— Точность — вежливость почтальонов, — сострила Провиденс, на что монах ответил ей непонимающим взглядом.





— Правило номер один: лучше всего взлетать из Австралии.

— Из Аффтралии? — переспросила молодая женщина, успевшая набить рот рисом.

Монах объяснил, что гравитация на земном шаре меняется от места к месту и что человек весит больше или меньше в той или иной его точке. Например, в Австралии люди легче, чем в других местах. По крайней мере, так показал смелый эксперимент трех американских докторов физических наук, которые совершили кругосветное путешествие, взяв с собой садового гномика, примерно как в фильме Жан-Пьера Жене «Амели»; так вот, они заметили, что по мере их продвижения гном показывал совершенно разный вес на одних и тех же походных весах: 308,66 граммов в Лондоне, 308,54 — в Париже, 308,23 — в Сан-Франциско, 307,80 — в Сиднее и 309,82 — на Южном полюсе. Следовательно, в Австралии он потерял около одного грамма. А это уже было достижение, вернее, потеря.

— Ну а вы, насколько я понимаю, собираетесь взлетать из Парижа, — продолжал он.

— Да. Пофкольку я не фмогу улететь в Фидней.

— Окей. Забудем о правиле номер один. Правило номер два: необходимо остричь волосы. Таким образом мы выиграем несколько граммов веса. Мэтр-50, пардон, брат Инь Ян с удовольствием обреет вам голову.

— Обреет? — в ужасе вскричала Провиденс, заплевав при этом мясными крошками кимоно мудреца. — По-флушайте, а нельзя ли потерять нефколько граммов на чем-нибудь другом? Меня бы, например, уфтроила такая коротенькая фтрижечка, как у Одри Хепбёрн в «Рим-фких каникулах», но чтобы меня обрили, как овцу или как Бритни Фпирс!.. Может, лучше начать ф ног, лобка или подмыфек…

Раздраженный сетованиями и дурными манерами своей ученицы, монах приказал ей молчать, щелкнув пальцами, словно раздавил муху на лету.

— Хватит плакаться! Особенно с полным ртом. Вы заплевали мне все кимоно своими фрикадельками! И это напоминает мне о правиле номер три: вам придется снять одежду.

— Вы хотите сказать: раздеться догола?

— Можете лететь в бикини.

— Ну, слава богу, что сейчас лето. Хорошо, такой вариант меня вполне устроит. А у вас тут найдутся бикини? И можно ли выбрать подходящее? И можно ли примерить? Этим тоже занимается брат Инь Ян?

— Купальник вам придется приобрести самой. Разве что вы предпочтете трусы с запахом горгонзолы.

Вот тут в гранитном блоке, заменявшем монаху лицо, впервые что-то дрогнуло. Надо же, оказывается, у этой каменной глыбы все-таки есть чувство юмора. В данный момент дела в монастыре шли неважно, и глупо было бы упускать случай продать кому-то несколько сырных одежек.

— Не обижайтесь, но у меня слишком чувствительное обоняние, чтобы носить такие наряды.

— Хорошо. Правило номер четыре: медитация, медитация и еще раз медитация! Любовь и целеустремленность. Много любви и много целеустремленности. Насколько я знаю, азиатская философия учит нас, что самое важное не цель, а средства. Самое прекрасное не в том, чтобы достичь вершины горы, а в самом подъеме наверх, ну и прочие глупости. Забудьте все это! Чтобы полететь, вам нужно сосредоточиться на результате. Вы должны думать только об одном: лететь, лететь, лететь и еще раз лететь. Как тот человек, которому не хватало денег на покупку вазы для жены, и тогда он вбил себе в голову, что должен победить в гонке «Тур де Франс» и завоевать кубок, вручаемый чемпиону. И пока он крутил педали, думал лишь об одном: как он преподнесет этот кубок своей жене. И выиграл гонку.