Страница 79 из 86
— А ты умный, да? — я так и не повернула к нему головы.
— Я понимаю, что гордый, но одинокий — это дурак, я больше не хочу им быть, хочу поумнеть.
— Похвальное желание, — продолжала я смотреть на погремушку, но двигать предметы взглядом так и не научилась. Под моим взглядом — самым злым — двигались только мужчины: в единственном числе, Андрей. Я почувствовала бедром его ногу, но рука легла мимо плеча на спинку дивана.
— А ты чего хочешь, Марина? — завис он над моим ухом.
— Не быть дурой. Только дурак и дура — две большие разницы.
— Ты будешь дурой, если вместо сердца послушаешь гордость.
— Мое сердце молчит, зря надеешься. Моя гордость уязвлена, тут ты прав. Из чего еще состоит женщина? Из тела? Мое тело за эти пару недель постарело лет на десять минимум.
— Это не правда.
— Правда. Чувствую себя разбитой старухой.
— Ты три часовых пояса сменила и в трех разных климатических зонах пожила. Да одного нашего питерского болота достаточно, чтобы почувствовать себя развалиной. Кости ноют?
— Нет. Ты ноешь. У меня под ухом, — облизала я сухие губы и попросила стакан воды. Андрей его принес и сел на прежнее место.
— Ну кто тебе, кроме меня, стакан воды принесет?
— Не надо шаблонных фраз. Тебя они не спасут.
— Я не хочу спастись. Иначе, думаешь, я сиганул бы в омут с головой? Нет, конечно. Марина, все будет хорошо, расслабься…
Он провел ладонью вдоль моей руки — голой, которая сейчас покрылась гусиной кожей.
— Не могу, Андрей. Мне кажется, что ты относишься ко всему слишком… Слишком поверхностно. Так нельзя.
— Нет, у нас хорошая жировая прослойка к старости накопилась. Я вообще не переживаю за этих детей: ни на улице, ни голодными они не останутся. Но и ты ведь не за это переживаешь?
— Не за это. Сам не боишься на улице остаться?
— Нет. Сейчас ты раз пять подумаешь, прежде чем покажешь мне на дверь. Это были две сумасшедшие недели — две недели за двадцать лет, но мы прожили их, не убив друг друга. В сорок пять мы можем поумнеть? Не просто же так паспорт меняют… А чтобы подвести черту под прежней жизнью и начать новую, умудренную опытом.
— И ты уверен, что я тебя прощу? — хмыкнула я, мысленно катая погремушку по полировке стола.
— Я знаю, что не простишь. И не надо. Ну что мне делать с твоим прощением? Это же не картина, чтобы ее в рамочку и на стену. Кстати, у тебя патенты есть?
— Висят в рамочке на стене дома… Шучу, — хмыкнула громче и повернула голову, чтобы столкнуться с носом Андрея. — Два, их выдали уже в рамочке, валяются в коробке в гараже.
— А помнится, ты говорила — вот бы чего-нибудь придумать и запатентовать… Помнишь?
— Я, честно, даже не знаю, что за патент там… Это просто, чтобы боссы могли потом судиться с конкурентами.
— Хоть это ты понимаешь… Со мной судиться не будешь?
— Мы не женаты.
— Из-за детей?
— Андрей, что ты хочешь?
— Пойти спать с женщиной, которую я без всяких бумажек считаю своей женой. Она очень устала. Ей нужно выспаться. Утром она снова будет мамой.
— А ночью?
— Женой, увы, не будет. Будет только нянькой… Тебе хотя бы бутылку дорогого коньяка подарят за посредничество? Или просто спасибо скажут?
— Андрей, иди спать. Я хочу посидеть одна.
— Много хочешь. Ты больше не одна, Марина. Пойдем спать. Пожалуйста.
Он встал и протянул руку. Для танца? Да, для жизни в темпе вальса. Раз-два, раз-два, раз-два или три? И кто будет третий — Андрей или Маша?
Глава 36. Выхода нет
Последний день в Израиле вышел воистину жарким и душным. Из-за разговора с Элис.
— Я завтра возвращаюсь домой, — начала я издалека, а оказалась сразу в эпицентре землетрясения: пол лишь чудом не ушел из-под ног.
Голова немного закружилась — мне бы больше воды пить, святой, с градусами…
— Мам, я все знаю: и про детей, и про Эндрю.
Эндрю — я даже не сразу поняла, кто это такой. А… Тот, кто слинял с детьми в бассейн, чтобы не иметь никакого отношения к Машиным крикам. То ли живот снова болел, то ли под кондиционером было холодно, то ли я взялась укладывать ее не в то время. Сейчас она пять минут, как спала, но я не рискнула уйти на балкон — просто вышла в соседнюю комнату, благо номер остался полностью в моем распоряжении. Надолго? Поговорить времени хватит. Элис не из болтливых. Во всяком случае, не со мной.
— Алекс сказал?
— Нет, Вера. Мы с ней созванивались по поводу работы фонда. Я тебя поздравляю.
Господи, как же тяжело говорить с детьми на чужом мне языке! По-русски я бы знала, что меня подкалывают, что надо мной издеваются, а тут меня реально могли поздравлять… С чем только, не знаю. И Элис не знает толком.
— Спасибо, — попыталась я отреагировать на слова поздравления наиболее нейтральным образом.
— Тебе будет тяжело, — Ну хоть это Элис понимает. — Особенно с маленькой, но я знаю социальных работником из нашего округа, я прислала тебе на почту их контакты. Я так же могу организовать тебе онлайн-консультацию со своим профессором…
— Я справлюсь, — выдохнула я, поняв, что про Романну ей ничего неизвестно. Да и откуда — про наши махинации с законом я Вере ж не заикалась, и она не должна была ничего сказать про моего “мужа” — она же не знает, что Элис ничего не знает…
— Тебе нужна будет помощь, я знаю.
Все за меня все знают.
— Мне Романна поможет. Вдвоем мы справимся.
— А что она понимает в детях… — Ох, вот и вылезло подростковое всезнайство.
— Она нашла специалистов. Но если возникнут проблемы, я дам тебе знать. У тебя, как дела? На День Благодарения приедешь?
— Конечно, повидать всю семью и с некоторыми ее членами увидеться впервые. Ты очень вкусно индюшку готовишь, разве я могу ее пропустить? А Мирра обязательно испечет свой фирменный тыквенный пирог.
— Мы могли бы пригласить папу, — ступила я на качающуюся болотную кочку.
— Зачем нам два папы за одним столом? — Вот это уже был сарказм.
— Папа — один и у каждого свой. Я уверена, что Сунил приедет, если ты ему позвонишь.
— Это семейный праздник, ты забыла?
Ох, лучше бы я не начинала…
— Ты сама купишь билет на поезд или послать за тобой Алекса? — решила закончить я разговор, пока не выяснила еще что-нибудь интересное из их разговора с Верой.
— Я приеду на поезде. Не надо обо мне беспокоиться, у тебя есть дела поважнее.
— У меня никогда не будет дел важнее тебя, — перебила я дочь. — У меня только два ребенка, которые зовут меня мамой.
— И эти будут звать, я уверена. И я тобой горжусь, честно! Это достойный поступок, даже если ты повела себя не очень достойно.
Хорошо, что я ничего не съела и не выпила перед звонком — сейчас меня скрутило жгутом. Я стояла у стеклянных дверей, и пришлось пятиться, чтобы отыскать диван и опору для трясущихся коленей.
— Что я сделала не так? — проговорила я хриплым шепотом, понимая, что разговора о моих мужчинах не избежать, дочь взрослая и вопросы у нее теперь взрослые.
— Ты все сделала правильно. Если законы дебильные, их нужно обходить. И ты врала в России. Там все врут, это не страшно.
Это страшно, очень страшно, Элис… Хотела сказать я, но не сказала. Неужели она подтвердила Вере, что я вывезла детей обманом через Израиль в Америку? Может, за этим Верочка и звонила? Нужно было предупредить дочь! Но я совершенно забыла про их дурацкий фонд и возможные контакты.
— Я не врала. Для России я только россиянка, они не признают двойного гражданства, а для Америки я только американка, и их не интересует, каким образом мне удалось усыновить детей. На документе стоит апостиль, это двойное подтверждения его подлинности, — говорила я уже совсем тихо.
— Главное, что ты вывезла их, здесь у них будет все необходимое, чтобы стать достойными законопослушными гражданами.
Началось… Боже, только бы в России ничего не началось! Если привезти детей обратно, до них дотянется опека и заберет у Андрея. И никто не подумает про будущее детей при этом…