Страница 27 из 86
— Мы можем нормально друг с другом поговорить? — не отпустил меня Андрей даже на один шаг.
За руки не хватал. Стоял в одном сантиметре от носов моих полуботинок. И я чувствовала его дыхание на кончике своего носа. Хотелось даже всхлипнуть, но не по нему, а чтобы, наконец, разрушить этот пузырь-вакуум, его усилиями образовавшийся вокруг нас. Мы не говорили громко — все же в театре находимся, только вот наш шепот по содержанию напоминал шипение.
— Нам не о чем говорить, Андрей. Я пришла в театр. Давай уж поздоровайся со мной. Скажи, какая неожиданная встреча, и отстань. Реально, это единственный возможный вариант нашего общего времяпрепровождения.
— Я заказал нам ужин.
— И неужели рассчитываешь, что я пойду с тобой в ресторан?
Спокойствие удава раздражало и вызывало зависть — почему я не могу каблуком, пусть и небольшим, пригвоздить нервы к полу и выдохнуть.
— Нам реально есть, о чем поговорить. Я не хочу, чтобы ты отмахивалась от моего предложения, даже не выслушав его.
— Твои предложения меня не интересуют. Ты прекрасно слышал мой разговор с сыном. Я почти что на работе, и это года на три минимум. И это ночная работа, потому что я знаю этого человека. Он сумасшедший трудоголик. Для него в порядке вещей ждать такого же отношения к проекту от работников. Назначить совещание на субботу, потребовать к трем часам дня в воскресенье отчет…
— Тебе нужны деньги? — гипнотизировал меня Андрей. — Настолько?
— Это жизнь. Это жизнь, к которой я привыкла. Это творческая атмосфера. Это возможность дышать одним воздухом с гением современности. Тебе не понять. Ты никогда не хотел работать по специальности. Ты просто хотел денег — я рада за тебя. Рада, что ты их получил без воскресных отчетов. Это твой выбор, я тебя не осуждаю.
— Ты осуждаешь меня.
— Нет, Андрей, — мне пришлось положить руку на бедро, чтобы удержать осанку балерины. — Все в прошлом. У меня все есть.
— Кроме семьи, — перебил он ожидаемо зло. — Она для тебя не важна, я это понял. Одного выкинула, второго… Что же сына держишь под юбкой? Чтобы одиноко не было?
Высказался, или еще нет? По глазам видно — список долгий, но оглашать его разом смысла пока нет, о чем же тогда говорить с бывшей женой. Так, что ли?
— Ты сам уехал. Сунил сам уехал. При чем тут я? Хотя в отличие от тебя, он хотя бы не обвиняет меня ни в чем. Он не звал меня в Индию, потому что прекрасно знал, что я туда не поеду. Мы с ним разошлись, как взрослые люди. Это ты трусливо сбежал под дядину юбку. Не надо снимать с себя ярлыки и вешать их на других. Что тебе от меня надо? У тебя что, совесть неспокойна? Тебе нужно, что бы я признала вину. Ну, признаю. Мне плевать на твой суд. Я даже не буду тратить время на оправдательную речь. Я достаточно пошлину заплатила? Ужин — это уже сверх, верх наглости. Прости, мне домой надо. У меня завтра тяжелый день. Буду выполнять просьбу дочери по проверке волонтеров. Тебя на вшивость проверять поздно. Тебя, можно сказать, давно моль сожрала…
— Ты себе кажешься очень умной, да?
— Главное, что я кажусь такой другим, и мне за это платят. Тебе что, обидно, что я состоялась, как профессионал? Неужели тебя б устроила жена-неудачница? Ты же обратил на меня внимание по итогам первой сессии или даже второй…
— Дура ты, Марина.
Его голос даже дрогнул. Или ему просто в глаз что-то попало, а он просто перепутал ресницы с голосовыми связками.
— Я бы не приехала к тебе, даже если бы пришлось просить у американского государства талоны на еду. Как говорят, один раз предал, другой — не за горами.
— Я не предавал тебя, — процедил Андрей сквозь зубы. — Если хочешь знать, я тебе даже не изменял.
— И я тебе не изменяла до развода, и что? Если бы ты хотел, чтобы его не было, ты бы позвонил. И поверь, даже с твоими деньгами, развод бы был. Деньги я могла сама заработать, но поддерживать в ребенке веру в какого-то виртуального отца — спасибо, не надо. Если тебе так важно было сохранить нас, неужели так тяжело было прилететь хотя бы на день рождения? Ребенок-то в чем виноват, он не выбирал мать, это ты, выходит, ошибся с выбором. Полтора года, Андрей, ты жил без ребенка. Ладно, был уверен, что он накормлен и в безопасности, но так можно про зверя в зоопарке сказать, но это же ребенок… Неужели не чесались руки обнять? Вот именно этого я и не могла понять. Мне было плевать на деньги, но пытаться жить в браке с человеком, которому плевать на ребенка, спасибо, не дура… Ты же не был таким. Что же с тобой случилось? Дядя тебя приворожил, что ли? Телефон отобрал, приковал к батарее наручниками и не пускал в аэропорт?
— Не смешно.
— Поверь, мне тоже не было смешно, — отчеканила я каждое слово.
— Могла бы позвонить… — ответил он еще тише, но не менее зло. — Узнать.
— Навязываться? — уже повысила я голос. — Я знаю, что у тебя нет никаких этических преград, когда тебе что-то действительно надо. Наши отношения начались с подлости и ей же закончились!
Его глаза сверкнули. Или нет — это я, не вынеся взгляда, взглянула на хрустальную лампу, но потом снова на него.
— Что же такого подлого я сделал? — его рука оказалась у меня на локте, но я не дернулась.
Я окаменела.
— А ты и в сорок пять считаешь, что это нормально напоить девушку снотворным и остаться ждать бабушку, чтобы сдать ваши отношения с потрохами? Нормально?
Андрей еще сильнее изменился в лице: даже посинел на фоне черного костюма. Прямо-таки аутентичный похоронный вид вышел, и… вышел из себя. Повысил голос. Ногами лишь не затопал, хотя явно хотел.
— У тебя в мозгах климакс? Или их никогда просто не было?
Я не отшатнулась, не шикнула на него. Люди проходили мимо быстро, не одаривая нас своим бесценным вниманием. Да и кого тут стыдиться? Ни одного знакомого. С этим Лебедевым я тоже не знакома. И не собираюсь знакомиться. Молчу.
— На вопрос не ответишь, да? — аж подавился он моим молчанием, осип даже.
Не орет и славно. Руку я освободила и вновь поместила на бедро, выставленное вперёд в боевой стойке.
— Вопрос риторический. Ты мой тоже проигнорировал.
— Тогда перефразирую, — перебил Андрей без всякой улыбки. — Жалеешь, что расстались, так? Поэтому сейчас тебе стало позарез необходимо смешать меня с говном?
Не вопрос, утверждение. Сам себя смешал — с перегноем. Эти листья даже граблями не сгрести, все растворились в лужах слез, которые я, увы, нарыдала в тот жуткий год тишины на той стороне океана.
— Ты сам преуспел в этом деле…
— Когда именно?
— Когда пожалела? — скривила я губы. — Никогда. Без тебя я прожила намного больше, чем с тобой. И намного насыщеннее.
— Что ты видела, кроме работы?
— Много всего! — перебила уже я, еще и рычанием. — Я не собираюсь рассказывать тебе, как хорошо жила без тебя. Прими на веру. Я же приняла на веру, что ты якобы думал о нас целых полтора года!
— Хочешь позвонить, уточнить?
— Если ты хочешь попросить назад свои деньги, вперед. Я не думаю, что сейчас им сложно вернуть тебе двадцать штук. Слышала краем уха, что они за полтора лимона особняк в Техасе в прошлом году купили.
— Я не о деньгах с тобой говорю, — снова вцепился он мне в рукав и я, как и в самом начале, не стала вырывать руку.
Какое счастье, что я купила платье с длинным рукавом. Трикотаж не позволил ему добраться до тела. Конечно, не брезентовая преграда, но и не полный контакт.
— Ты тут двадцать лет обиды сочиняла и складировала в дальний ящик… Так все плохо, что ли, в личном плане было, что обо мне невозможно забыть оказалось?
Я смотрела в эти глаза. Мне хотелось вырвать руку и если даже не надавать ему пощечин, так хотя бы сделать рука-лицо: да что он несет!
— Я о тебе до этой поездки не вспоминала, — проговорила медленно, чтобы в его мозгу, закипевшем, отпечатались мои слова, одно за другим печатными буквами с непечатными словами тоже.
— Да? Только сейчас вспомнила? То есть ты сейчас в своей несостоятельности, как баба, расписалась? То есть ты замуж за дерьмо вышла, родила сына от куска дерьма… Круто… Сама такая, что ли?