Беспутье

Я не знала, как ее благодарить. Я что-то лепетала и улыбалась, пока она искала запасную связку в ящике стола в своей будке, но в горле у меня все еще стоял ком, и голос подрагивал.

Она протянула ключи:

– Вот они, держи. Эти хоть не потеряй.

– Да, конечно! Буду следить.

Она несколько мгновений смотрела мне в глаза, а потом сказала:

– Давай чаю попьем?

Я бы предпочла скорее побежать в квартиру, накрыться одеялом и поплакать, но мне неловко было отказать ей, ведь она спасла меня.

Она разлила чай в щербатые чашки и достала кусок пирога из контейнера.

– Меня Тамарой Сергеевной звать.

– А я Женя.

– Ты наверно голодная, Женя. Кушай пирог. Это мой Витька испек. Иногда у него вкусно получается, а иногда не очень. Если невкусно, то ты не давись. Правда, другого мне предложить нечего, только суп пересоленный.

Она невесело хохотнула.

– Да нет, очень даже ничего, спасибо.

Пирог и правда был вполне себе. Пока я жевала, возникла неловкая пауза. Проглотив кусок, я решила сказать что-нибудь приятное.

– Хороший у Вас муж – сам пироги печет.

Она как будто удивилась:

– Муж? – загадочная усмешка. – Ну, можно и так сказать… Муж – объелся груш… Вообще мы в разводе. Но жизнь так сложилась, что снова живем вместе.

Опять возникла неловкая пауза.

– Ну, значит, это точно судьба!

– Судьба… Я часто думаю, что за судьба у меня такая – с двумя мужиками возиться?..

– Муж и сын? – логично предположила я.

Она несколько секунд молчала, а потом снова эта странная, почти горькая усмешка:

– Муж и муж.

Тамара

Сергеевна

Замуж я выскочила еще когда совсем зеленая была, хотела поскорее от родителей-алкашей сбежать. Влюбилась, думала, теперь заживу как человек. Да вот только муж тоже алкаш оказался. Пока женихался пару месяцев, еще как-то сдерживался, а на свадьбе то ли от радости, то ли от страха налакался так, что, когда мы пришли домой, сразу рухнул на диван и захрапел. Я пристроилась рядом. Кое-как заснула, а проснулась от того, что подо мной стало тепло и мокро. Он обоссался во сне. Больше всего мне в тот момент мне было почему-то жалко не себя, а новый комплект постельного белья, который я заботливо приберегла для первой брачной ночи.

Со временем он стал уходить в длительные запои, его выгоняли с работы, он пропивал все деньги. Но я терпела, уйти было некуда. Тридцать с лишним лет терпела.

Мы жили втроем в квартире его мамы. Мама очень переживала, что он пьет. К концу нашей совместной жизни она уже совсем старенькая была и больная. Плакала, когда он в запои уходил и терял очередную работу. Я вначале тоже переживала и плакала. А потом перестала. Просто работала молча. Когда свекровь совсем слегла, а он валялся пьяный в собственной рвоте, я ухаживала и убирала за ними обоими. Я ни с кем это не обсуждала. Подруг особо не было, на работе тоже мало с кем общалась. Пока к нам в троллейбусное депо, где я работала кондуктором, не пришел работать водителем Мишка.

Мишка был сиротой. Ему было уже под 60, но у него не было ни семьи, ни детей. Очень застенчивый и молчаливый, когда я с ним заговаривала по работе, краснел до ушей. А глаза добрые-добрые. Однажды мы с ним заканчивали смену, троллейбус уже был пустой и ехал в депо. У меня зазвонил телефон – Витька хриплым голосом умолял купить ему пива на опохмел. "Иначе я коня двину, Тамар, у меня сердце так стучит, сейчас лопнет. Христа ради, Тамар, ты все деньги спрятала, а мне на что купить, а? Купи ты, а? Когда ты придешь?" На заднем фоне стонала свекровь. Я отключилась и прижалась лбом к холодному стеклу.

Когда мы приехали в депо, Мишка вдруг, слегка заикаясь, выдавил из себя:

– Тамар-ра, я при-и-иглашаю тебя в кино.

И тут же густо покраснел.

Это было так неожиданно и уморительно, я что я чуть не покатилась со смеху. Но потом согласилась. Вместо опостылевшего дома я вдруг отправилась на свидание.

И хотя жизнь меня к тому моменту уже так побила, что я стала очень циничной и жесткой, Мишке я доверилась сразу. Нутром почуяла, что он хороший человек. Буквально через месяц он предложил переехать к нему, у него была своя однушка. Я взяла его за руку и посмотрела в глаза:

– Мишка, спасибо тебе, добрый ты человек. Но я не могу их бросить. Ладно он – алкаш, а мама-то его ни в чем не виновата. За ней надо ухаживать, а он за собой-то не состоянии уследить.

Около года я постоянно моталась туда-сюда – из квартиры мужа в квартиру Мишки. Вечером после работы прибегу, сварю поесть Витьке и маме, маму с ложечки покормлю, судно вынесу, намою… Ночевала у Мишки, а с утра перед сменой снова надо заскочить к Витьке и свекрови. Так продолжалось, пока свекровь не отошла в мир иной. После похорон я подала на развод, собрала вещи и сказала Витьке, что ухожу. Помню его взгляд – как у пса, которого хозяин бросает. И как он что-то хотел сказать, а потом махнул рукой и отвернулся, краем рукава утерев глаз.

Я окончательно ушла к Мишке. Жили мы хорошо. Но мысли о бывшем муже, как ни странно, не отпускали. Не могла не думать о нем – как он там, не спился ли окончательно, жив ли хоть. И однажды я не выдержала и ему позвонила. Его ломало после очередного запоя, но он пока был трезв. Страшно обрадовался моему звонку. Пригласил в гости. Я из жалости приехала. Видно было, что он постарался из последних сил – побрился, даже рубашку свежую надел, прибрался в доме. Мы попили чаю с черствой, как камень, булкой, – больше у него ничего не было.

Его рука, державшая чашку, дрожала. Он старался говорить бодро и даже шутить, но глаза выдавали отчаяние человека, хватающегося за соломинку.

После этой встречи я долго думала. Через несколько дней я сказала Мишке: "Давай позовем Витьку в гости. Жалко мне его". Мишка – мужик добрый, пожал плечами и согласился. После моего звонка Витька радостно примчался. На удивление, он все еще был трезв.

А что было дальше – в такое трудно поверить. Мы сели – я, Мишка и Витька. Долго говорили. Близилось лето, и я сказала, что хочу снять дачу где-нибудь в сельской местности, чтобы отдохнуть от городской суеты. Мишка согласился, что это хорошая идея, что он давно мечтает о рыбалке. Витька тоже покивал головой, вздохнул и сказал: "Эх, я бы тоже с удовольствием в деревню поехал… Тоже сидел бы с удочкой где-нибудь на берегу речки. Может, даже смог бы не запить".

И тут я спокойно, самым обыденным тоном произнесла: "А поехали туда втроем".

Они конечно, офанарели сначала, даже слова не могли вымолвить. Витька вскочил, стал ходить из угла в угол:

– Да ты что, мать, такое несешь!..

Мишка тоже занервничал, заерзал на стуле, закряхтел.

А я вдруг такую силу в себе почувствовала. Сказала, что ничего в этом такого нету, что мы не извращенцы какие-нибудь, просто поживем втроем, как будто Витька – наш родственник. Ведь, если вдуматься, он за только лет уже и стал мне как родня. Будем жить в разных комнатах, никто никому мешать не будет, а на рыбалку им вдвоем всяко веселее будет ездить. Я не настаивала, сказала "Вы подумайте оба" Витька долго не думал, в тот же вечер сказал, что согласен. Мишка молчал несколько дней, потом сам сказал: "Ладно, но ес-сли что, я его с-сразу в-выгоню"

Было ли это решение ошибкой? Для меня, может быть, и да. Для них точно нет.

Я нашла удачный вариант дачи в глухой, почти заброшенной деревушке, где даже не было магазина, то есть Витьке негде было купить алкоголь. Рядом протекала речка, где можно было ловить рыбу. Домик стоял на участке в шесть соток, окруженный маленьким садиком, в садике стояли старенькие, но еще рабочие качели. Это был рай.

Мы с Мишкой взяли отпуска (у Витьки к тому моменту работы уже давно не было, но была пенсия, хоть и мизерная), собрали кое-какие пожитки, закупили провизии и поехали.

Мужики быстро нашли общий язык, вместе носили воду, топили баню и печку в доме в холодные дни. Сначала они ходили рыбачить на речку пешком, потом взяли у какого-то деда, одного из немногих оставшихся жителей деревни, лодку, и уплывали на целый день. Я покупала у местной бабульки свежее молоко и творог, готовила нехитрую стряпню, копалась в земле в огороде. Иногда просто часами тихонько покачивалась на качелях с книжкой. Я читать очень люблю.