Тайга

Эдик вздрогнул, уставился на меня совершенно бессмысленным взглядом. Проговорил:

— Что? — наморщил лоб. — Не знаю, вряд ли. Просто, так говорят.

Он мог бы этого и не объяснять. Я и сам думал о том же. Нет лучше места, чтобы спрятать чей-то труп.

— Концы в воду, — вырвалось у меня банальное.

Эдик кивнул, как завороженный, повторил:

— И концы в воду.

Все остальное было, как в тумане. Мы совсем забыли про рогоз, про ведро, про нож. Забыли про свои куртки. Все это напрочь выветрилось из головы. Эдик осторожно сложил в Генкину штормовку все найденные вещи, бережно завернул. Потом поднял и понес, как младенца.

Лицо у него было потерянным. Глаза жалобными, взгляд беспомощным. И я понимал в чем дело. Сейчас парню предстояло самое страшное объяснение — его ждала Зиночка. Ему предстояло решить, что и как ей сказать. Мысль об этом была невыносима.

Я ощущал душевную боль Эдика почти физически. Он прошел еще несколько шагов, потом словно споткнулся, обернулся. Сказал:

— Я не могу. Давай, просто выкинем обратно? Сделаем вид, что ничего не находили.

Это решение было самым простым. Самым легким. Самым неправильным. Имело оно самое банальное название — малодушие. Эдик это тоже понимал. Никак не мог решиться, искал у меня поддержки.

И не нашел.

— Нет, — отрезал я, — так нельзя. Любой человек имеет право знать правду. Мы должны показать ребятам это.

Я ткнул пальцем в куртку, почему-то не решаясь назвать ее.

— Разве лучше, что Генку считают предателем? Не известно, что для Зиночки больнее.

Он кивнул, опустил глаза и пошел вперед, как на эшафот.

Не знаю, как так вышло, то ли сработала коллективная интуиция. То ли совпали обстоятельства, но вся компания встречала нас возле костра. Пыхтел котелок. Рядом пускал пар разгоряченный чайник. Коля ворошил палкой уголья.

— Пришли, — обрадовалась было Зиночка.

Но тут же узнала, потухла, пошатнулась. Спросила еле слышно:

— Что это?

Эдик молча нагнулся, опустил свою ношу. Так же беззвучно ее развернул и отошел.

Наташа охнула:

— Миш, что это значит?

— Нашли в камышах, — ответил я.

Зиночка опустилась на землю. Пальцы ее поочередно брали нож, фонарик, ощупывали предметы.

— Здесь все? — спросил тихонько Тоха.

Эдик кивнул. Он не отрывал глаз от девушки. Каждое ее движение отдавалось на его лице болью.

— Кроме золота, — ответил я.

— А карта?

— Карты тоже нет.

И тут Зиночка зарыдала. Обреченно, без единого звука. Эдик ринулся к ней, подхватил подмышки, поднял на ноги. Приказал:

— Погоди рыдать, — он притянул девушку к себе, обнял, прижался щекой к макушке.

Зиночка в его руках оказалось совсем крохотной. Сам Эдик невероятным образом преобразился. Стал сильным, мудрым, уверенным. Куда-то девались и его растерянность, и неловкость.

— Кто знает, что там было? — продолжал он. — Сама же помнишь, в ту ночь всех опоили. А под клофелином, что только человеку не причудится! Ушел куда-то, а куртку выкинул по пути. Делов-то.

— Правда?

Зиночка вырвалась из объятий, уперла в грудь парню кулачки, распахнула глаза. В них был океан надежды.

— Правда? — переспросила она.

— Я тебе, как медик говорю. Такое случается сплошь и рядом.

Эдик врал. Врал ради Зиночки, он пытался объяснить находку относительно безобидными событиями. И девушка в это верила, просто, потому что хотела верить. Без надежды на счастливый исход ей было невыносимо жить.

Но остальные-то должны были понимать, что все это неправда. Я тихонько принялся осматривать всю компанию. Мне нужно было увидеть их лица, считать реакцию, чтобы понять, кто и что думает по этому поводу.

И тут же наткнулся на изучающий взгляд Антона. Он занимался тем же. Секундное замешательство, Тоха едва заметно развел руками, усмехнулся одним уголком рта и продолжил свое дело. Я тоже не стал отвлекаться.

Юрка изумленно таращил глаза, порывался что-то сказать, но никак не мог решиться. Коля стоял, прислонившись спиной к опоре. Глаза у него были прикрыты, руки сложены на груди. Происходящее ему откровенно не нравилось. Ната…

С ней было сложнее всего. Девушка замерла, втянув голову в плечи. Лицо ее было опущено. Пальцы нервно теребили низ футболки. Что это значило? Да что угодно от испуга до стыда за Эдиково вранье. Ясно было одно, ей сейчас ужасно некомфортно. Ей хотелось уйти, убежать, оказаться отсюда, как можно дальше.

Я вздохнул, сам себя обругал: «Да, Мишаня, детектив из тебя, как из слона балерина. Никакущий!» И тут же глянул на Тоху. Вдруг парень что-то приметил? Что-то важное, чего не увидел я.

Но тот тоже выглядел растерянным.

Санжай вдруг отлип от опоры, открыл глаза и сказал:

— Дорогу надо искать. Что толку сидеть без дела? Сколько мы так продержимся? До зимы? А дальше?

— Согласен, — кивнул Антон. — Завтра и пойдем. С утра. Часиков в шесть встанем и…

Он показал пальцами все известный знак, озвучил его вслух:

— Топ-топ-топ…

— Я не пойду, — тут же отказался Юрка.

— Пойдешь, — усмехнулся Тоха, — если хочешь отсюда выбраться, пойдешь, куда ты денешься? — И добавил, издеваясь: — Доцент заставит!

Потом перевел взгляд на меня:

— Ты тоже пойдешь. Вдруг вспомнишь?

— А я? — Эдик даже про Зиночку забыл.

— Нет, — Антон стал категоричен, — а ты останешься с нашими девушками.

— Я бы тоже пошла… — Зина была не слишком уверена в своих словах, но она, как могла, пыталась помочь.

— Зинуль, — вступил Санжай, — ты же умная. Ты все сама понимаешь.

— Ну да, понимаю. Хорошо, — девушка расстроилась. — Надо вам собрать поесть. Кто знает, сколько вы пройдете?

Я же смотрел все это время на Наташу. В глазах ее застыли тоска и разочарование. А еще там была странная опустошенность. Но я так и не смог понять, что все это значило.

В сумерках Тоха, как и обещал, выпустил ракету. Красный огонек улетел высоко к звездам. Мы долго стояли, смотрели, как яркая точка висит в небесах. Мы все на что-то надеялись, хоть понимали, что надежды нет.