Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 77



Глава 5

Там было пусто. Миха не успел сделать ни единой записи. Мне это было на руку. Все то, что довелось узнать за этот сумбурный день, просилось на бумагу. Мне нужно было упорядочить информацию.

Я поставил цифру один и написал, в скобках для краткости присваивая прозвища:

Эдик (немец) ветеринар. Вполне заслуживает доверия. Влюблен в Зину.

Застыл над написанным, подумал, что черт его знает, что еще пишут в таких случаях. Решил пока на этом остановиться. Просто перешел ко второму пункту:

Юрка (трепло). Профессия неизвестна (надо уточнить). Скользкий тип. Друг детства? Лучший друг?

Почесал затылок по периметру заплатки из пластыря, посчитал, что с друга детства предыдущего Мишани хватит и взялся за Колю.

Коля (бурят, Санжай). Профессия неизвестна. Темная лошадка.

Здесь писать было особо нечего, впрочем, и Тоха обилием информации не порадовал.

Антон (цыган). Профессия не известна.

На этом месте я едва не заржал. Да, с такими вводными, какая к черту аналитика? Поэтому дописал: «Умный». Немного замешкался и добавил: «Заслуживает доверия».

Пятым пунктом стал пропавший Генка.

Гена (Джокер? Вор?). Историк, музейный работник. Брат Зины. Вероятно, украл золото и сбежал. Возможно, украл карту и ударил по голове Миху.

Слово «убил» я писать не рискнул. Хотя, как бы иначе я попал в это тело?

Записи, связанные с мужской частью нашей компании, можно было считать законченными. Я перечитал их заново и приступил к прекрасной половине человечества.

Шестым пунктом у меня пошла Зиночка.

Зина. Сестра Гены. На первый взгляд, честная хорошая девушка. Студентка. Будущий учитель истории.

Наташу я оставил на закуску.

Наташа. Будущая актриса. Студентка.

Здесь я окончательно застопорился. В своих мыслях и чувствах по отношению к этой девушке я никак не мог определиться. Я не испытывал к ней любви. Нет. Хоть от нее и исходило притягательное очарование. Скорее во мне жили чувства вины и неловкости. И чувства эти мне были неприятны.

Поэтому я больше не стал дописывать про Наташу ничего. А накарябал внизу под списком слова, которые казались мне важными: «Онгон, клад, золото». Ниже приписал: «Карта». Последнее обвел в кружок, поставил сбоку три восклицательных знака. Полюбовался полученным, закрыл тетрадку и задался вопросом: «Что делать?» Вопрос этот по старой русской традиции ответа у меня не нашел.

Стало обидно, что в этом прошлом нет ни гаджетов, ни интернета. Вот бы сейчас набрать в поисковике слово «Онгон» и прочитать, о чем вообще идет речь. Мда… Правда, какой смысл думать о том, что появится в этой стране спустя десятилетия? Сам себе ответил: «Никакого».

Я неизвестно зачем докинул в огонь последнюю еловую ветку, чуть посидел, любуясь на озеро, полное звезд. И пошел спать.

Утром меня никто не потревожил: ни ребята, ушедшие на поиски Генки, ни Наташа. Я благополучно проспал почти до десяти. Когда, наконец, открыл глаза, с удивлением осознал, что голова совсем не болит. Если, конечно, не пытаться давить на повязку.

Эта новость была прекрасной. Я потихоньку окинул полог, выглянул наружу. Над озером сияло солнце. По воде во все стороны разбегались блики. Мир, благодать, идиллия.

Девчонки хлопотали под навесом. Лица у них были кислые, словно обе ненароком откусили по здоровому куску лимона. Я не стал привлекать внимание, тихонько обулся, шмыгнул в кусты. Вчерашний отвар настойчиво рвался на волю. После кустиков залез в рюкзак, отыскал там полотенце, обшарил все кармашки, но ничего для насущной гигиены не нашел. Поэтому решил привлечь на помощь дам. Позвал из палатки:

— Наташ, а чем у нас зубы почистить можно?

Девушка не стала даже поворачиваться, бросила из-за спины:

— Миха, мне твои идиотские шуточки надоели! Прекращай дурить!



Вынесла наружу ведро, щедро плеснула в траву. Я возразил:

— И не думал шутить. Я совершенно серьезен.

Наташа с ведром на перевес обернулась:

— Ага, так я тебе и поверила.

Солнце сейчас светило ей в спину. Волосы в его лучах полыхали алым. Не Наташа, а солнечный зайчик. Я своим мыслям невольно заулыбался.

— Ну вот, — сказала она с обидой, говоришь, не шутишь, а сам смеешься.

— Да не смеюсь я!

— А что тогда?

Наташа поставила ведро, уперла руки в боки. Я сказал, как есть:

— Ты похожа на солнечный зайчик. У тебя волосы светятся.

Девушка смутилась, проговорила:

— Да ну тебя, — и юркнула под навес.

Впрочем, почти сразу вынырнула обратно.

— Вот тебе щетка, мыло и зубной порошок. Полотенце ты взял. Иди, умывайся. Потом завтракать будешь.

Мне захотелось отсалютовать, сказать: «Есть, товарищ командир!» Но я не рискнул, побоялся, что прежний Миха так никогда не делал. Просто попытался приобнять девушку, поцеловать ее в щеку.

Она неожиданно шарахнулась, сказала умоляюще:

— Не нужно, Миш. Не надо делать мне одолжение.

У меня вырвалось:

— Так заметно?

Она словно заледенела, кивнула и ушла.

А мне захотелось вырвать себе язык. Кто мешал сказать, что никакого одолжения нет? Что я, как прежде ее обожаю. Кто мешал просто промолчать? Нет, высказался, правдолюб хренов. Наташа в глубине импровизированной кухни шмыгала носом. Зиночка ее утешала шепотом.

Я сплюнул в сердцах и пошел к озеру. Ну что теперь можно сделать? Ничего. Поезд тю-тю, в смысле ушел. Если только утопиться от досады?

— Не дождетесь! — Это уже было сказано вслух.

Я склонился над водой, зачерпнул целую пригоршню прохлады и плеснул в лицо.

Вода была чистой-чистой, прозрачной, как стеклышко, как слеза. У самого берега на прогретом мелководье резвились мальки. На дне в песке белела мелкая галька. От лесного озера, пусть и большого, я такого подарка не ожидал. Не море, чай. А тут и песочек, и чистое дно. Не жизнь, а сказка!

До жути, до кожного зуда захотелось искупаться. Я быстро стянул носки, брюки, футболку. Влетел в воду, высоко поднимая колени и молодецки кхекая на каждом шагу.

Потом, когда бежать уже стало сложно, оттолкнулся, полетел вперед, плюхнулся в воду и содрогнулся. Под маской прекрасной сказки скрывался ледяной ад. Его безжалостные щупальца обвили мое тело, сдавили. От обжигающего холода перехватило дыхание. Я на автопилоте развернулся и ринулся обратно, к берегу. Из груди вырвался вопль, больше всего похожий на брачный зов марала. Сработал он совершенно неожиданным образом.