Любовник змеи

Меня опять спугнули охранники.

Я убежал – и засел в круглосуточной кафешке. Пить кофе «три в одном» и уплетать за обе щеки кулебяки и салат «мимоза».

В девять утра – закинув за спину рюкзак с книгами (среди учебников в рюкзаке лежала «Непрерывная революция») – я, как дисциплинированный студент, отправился в университет.

Дворничиха (ловкая дама!..) – конечно, подобрала большую часть моих листков и отправила на помойку. Но два или три экземпляра «Классовой войны» пошли по студенческим рукам.

Студенты читали – гоготали – передавали друг другу листки – отпускали шуточки – крутили пальцем у виска. Для «золотой молодежи», поедающей бутерброды с семгой, идеи Михайло Букунина были бредом пьяного лешего.

«Это потому, что вы – из класса-верхушки», – стискивая зубы, думал я. Никто не хочет верить истинам, заставляющим сомневаться: а правильно ли я живу?..

Но я не повесил нос.

Пусть девяносто восемь студиозусов гиенами посмеются над моей «Классовой войной». Найдется девяносто девятый – который задумается: а все ли в порядке с нашим обществом?..

Я сеятель. Я бросаю зерна в свежую борозду – в надежде, что хоть одно-два зернышка дадут всходы.

Сеятель тем больше шансов имеет на успех, чем просторнее поле. Я задумал расширить аудиторию, в которую швыряю семена моей «Классовой войны».

Я распечатал восемьдесят экземпляров второго номера «Классовой войны». В этом выпуске я делал упор на мысли, что государственные институты, законы, религия, армия – служат, как учит Михайло Букунин, корыстным интересам привилегированного класса.

По соседству с корпусом факультета лежал парк с прудами и фонтанами.

В парке любили прогуливаться – затягиваясь легкими или «тяжелыми» сигаретками – наши студентики и очкастые профессора с блестящими лысинами. Мамаши катали здесь детишек в колясках – а собачники совершали моцион с далматинами и таксами.

В мою дурную голову взбрело: как «человек-бутерброд» раздает приглашения для дам на шугаринг, так и я буду раздавать в парке свой революционный листок.

Вы скажете: это неосторожно и даже откровенно глупо – обнаруживать перед всем народом, кто стоит за «Классовой войной». Теперь-то я это хорошо понимаю. Но тогда я заигрался в народовольца. Плюс к тому: мне и не снилось, что за свою «р-р-р-революционную деятельность» я могу понести наказание. Я думал: на крайний случай – погрозят пальчиком да по-отечески пожурят.

Итак – вечерком, после занятий – я встал у фонтана (у медного дельфина, изрыгавшего пенную струю воды) и начал раздавать «Классовую войну» номер два.

Люди у нас охочи до халявы. Даже если эта халява – всего только рекламная или политическая бумажка.

Скоро пара профессоров от юриспруденции задумчиво скручивала «Классовую войну» в трубочку. «Классовая война» ездила в колясках с сосущими соску малышами. Даже покрытый жирными прыщами бомжеватый старик – от которого пахло мочой, потом и водкой – хмыкая и с шумом втягивая сопли читал мой листок.

Подходили студенты. Смотрели на меня кто исподлобья – а кто широко распахнутыми глазами. Брали у меня листок.

«Классовую войну» взяла у меня сама блистательная рыжая лисичка Алиса – по которой вздыхало полфакультета. Посмотрела на меня – хлопая раскрашенными тушью ресницами.

Спросила:

– А, это ты?.. В комми заделался?.. Или в анархи?..

Я уже собирался сворачиваться – когда передо мною выросли четыре фигуры. Два бугая-охранничка с проходной нашего факультета. Кудрявый, как барашек, замдекана Колосс – известный своей приверженностью идеям либеральной демократии. И еще какой-то хлюст в клетчатом пиджаке – мне не известный.

Четверка глядела на меня со злобой и сумрачностью косматых гоблинов.

Прежде чем я покрылся гусиной кожей от страха – «гоблины», чуть не разбрызгивая слюну, схватили меня и потащили.

– Попался, Томас Мор хренов!..

Прогуливающиеся горожане со смешками смотрели нам вслед – довольные неожиданным зрелищем.

Я обмяк у «гоблинов» на руках.

Вражины волокли меня, как полупустой мешок.

Я аж закрыл глаза. В голове пронеслось: недолго прыгала саранча… Мне не дали безнаказанно транслировать во Вселенную учение революционера Михайло Букунина. Привилегированный класс – в лице университетской бюрократии – оскалил зубы. Очевидно: верхушка топчет не только костер – но и крохотную искорку протеста.

Я всего лишь покрыл стену надписями – которые сразу закрасили. Распространил листок – который вряд ли кто-то от корки до корки прочтет. И вот меня уже схватили, как преступника. А кудрявый носатый Колосс – швыряет молнии влажными глазищами и шепчет грязные ругательства в мой адрес.

Меня дотащили до кабинета декана.

Бугаи-охранники остались снаружи. А Колосс и хлюст-в-клетчатом-пиджаке втиснулись со мной в кабинет.

Бровастый декан восседал в кресле-троне с величественностью Сталина или фараона Хеопса. Смерил меня тяжелым взглядом:

– Ну и что нам с тобой делать, господин революционер?..

– Гнать эту крамолу из университета!.. – тонко взвизгнул Колосс. Как будто в пятку «барашку» вонзилась колючка. – Не хватало только, чтобы этот мерзавец заразил кого-то своими красными бреднями!.. Прощай тогда, добрая слава нашего ВУЗа!.. Как известно: рыба гниет с хвоста!..

– С головы, – машинально поправил я. – Рыба гниет с головы.

– Ах, ты еще и издеваешься?!.. – подпрыгнул Колосс.

Мне показалось: сейчас он меня ударит.

Декан чмокнул губами:

– Да, молодой человек… Нам придется тебя отчислить… Но это не все… Как ответственные взрослые люди, мы должны позаботиться о твоем благополучии…

– Бла-го-по-лу-чи-и?.. – выдохнул я, по-настоящему испугавшись.

Когда сиятельные бюрократические мужи вздумали заняться твоим «благополучием» – жди беды.

Декан поднял трубку телефона и набрал номер:

– Он у нас. Можете приезжать.

Пятнадцать минут прошло в ожидании.

Хлюст-в-пиджаке стоял с каменным лицом. Багровый Колосс истерично рассуждал о том, какой вред моя «Классовая война» наносит государственным устоям и общечеловеческим ценностям демократического либерализма. Декан – как и надлежит главной шишке – сидел надутый и важный. Сверлил меня немигающими глазами.

– Ну-ка. Где тут наш клиент?..

В кабинет колобком вкатился маленький лысый докторишка в белом халате, с бейджиком «врач-психиатр высшей категории».

За Айболитом в кабинет ступили два здоровенных – как быки – санитара в синей униформе.

– А, это вы, юноша?.. – коротышка-доктор посмотрел на меня снизу вверх и расплылся в лисьей улыбочке. – Значит – раздуваем мировой революционный пожар-с?.. Ну да не наматывайте соплю на кулачок: месяц-другой – и мы приведем вас в чувство.

«Месяц?.. Два месяца?.. В психушке?..» – с ужасом подумал я, так что волосы у меня на голове зашевелились.

А Айболит закончил:

– Не волнуйтесь, приятель: мы позвоним вашему уважаемому дядюшке – и объясним, что вам необходимо лечиться. Берите клиента, ребята.

Дэвы-санитары опустили на меня широченные – как совковые лопаты – ручищи…

…На авто с красным крестом меня увезли в психиатричку.

В приемном отделении у меня отняли ключи, рюкзак и мобильный телефон. Сорвали с меня всю одежду – взамен выдав какую-то лоскутную пижаму.

Полтора месяца я валялся на скрипучей железной койке в палате отделения психиатрической больницы. Время тянулось, как в каком-то сюрреалистическом сне. Я плохо соображал от препаратов, которые мне кололи. У меня дрожали руки (во время обеда я едва не ронял ложку) и пропала эрекция.

Раз в три-четыре дня меня водили к жирному иезуиту-доктору – моему лечащему врачу. Иезуит сверкал на меня змеиными глазами сквозь стекла очков и задавал мне вопросы – точно вбивал гвозди в мой череп.

По-прежнему ли я верю в дикие построения псевдо-философа и лжепророка Михайло Букунина?.. Неужели я не понимаю, что деление общества на верхи и низы, на лучших и худших – извечно и нерушимо?.. Не раскаиваюсь ли я в учиненном мною бунте?..