Мой Север

Наши враги, к сожалению, были вооружены не только стрелковым оружием: у каждого был либо боевой топор, либо короткий меч. А еще нас должны догонять те, от которых мы оторвались у места засады. Я повернулся в сторону дороги…

— Ааа! — мощный удар в правое плечо заставил меня развернуться вокруг своей оси.

Я не смог сдержать крик и выронил копье. Вражеская стрела все-таки нашла меня. Сквозь ослепившую меня, словно вспышка магния, боль, я смог понять, что чертова стрела пробила мне плечо насквозь, и меня тут же отвлек десятник.

— Господин, бежим! — заорал он, хватая меня за здоровую руку. — Скорее, бежим!!!

И я побежал. Сквозь мутную от слез и сильной боли пелену осознал, что со мной бегут всего два бойца, десятник и еще один воин. А позади остаются звуки затихающего боя.

Насколько позволяла моя скорость, мы удалялись от места боя в глубину леса. Когда мне показалось, что мы немного оторвались, я остановил своих соратников.

— Десятник, — обратился я к командиру моего сопровождения. — Надо вытащить стрелу. Срежь наконечник и выдерни эту хрень у меня из плеча.

— Господин, — в лице воина читалось сомнение. — Может, пока не трогать? Вдруг, кровь сильно пойдет?

Я разговаривал с командиром сопровождения, а второй воин внимательно всматривался в ту сторону, где остались наши враги. Может, десятник и был прав, но, во-первых, я был уверен, что биофаги с кровотечением справятся, а во-вторых, я не знаю, что будет через минуту.

Слишком быстро люди вокруг умирают. Останусь один, кто мне потом эту стрелу из плеча вытащит? Я сам не смогу. В моменте я на что-то подобное способен. К примеру, сломанные в драке пястные кости я сам себе вправлял. Но это сразу после перелома, пока еще в крови адреналин бурлил.

Думаю, если бы упустил несколько минут, все! Я бы сам ничего не смог сделать, пришлось бы просить помощи. Не знаю, смог бы что-то сделать со стрелой сразу после того, как ее «словил», но сейчас я до нее даже дотронуться не могу.

— Режь быстрее, пока погони нет, — повернулся я правым боком к десятнику. — Давай!

Воин еще секунду подумал, потом выхватил нож, срезал с ближайшего дерева кусок ветки и протянул мне:

— Сожмите в зубах.

Я немедленно последовал его совету, а десятник обрезал мне одежду вокруг входного и выходного отверстия раны и, взявшись за древко, начал срезать наконечник стрелы.

— Ууыы-ыы…, — не в состоянии сдержаться, я выл сквозь сжатые зубы, стараясь хотя бы делать это не очень громко.

Стыдоба. Я уже десятки раз видел, как местные переносили подобные моменты, как без анестезии обрабатывали и зашивали раны, как вправляли кости. Они переносили эти моменты очень мужественно.

И, по мне, такие люди заслуживают большого уважения, пускай они не умеют писать или читать, или не умеют пользоваться вилкой. Лично я в эту минуту, по сравнению с ними, выглядел позорно.

— Ааа!!! — десятник рывком вытащил избавленную от наконечника стрелу из моего плеча и я, выронив ветку изо рта, заорал.

— Враг! — наблюдающий за лесом боец указал рукой на заросли, где вдалеке показались мелькающие между стволов деревьев силуэты.

— Предки! Надо повязку наложить, — крикнул десятник, с досадой глядя на мою рану.

— Не надо! Бежим! — я повернулся в обратную сторону от набегавших преследователей и припустил по лесу.

Даже рана стала меньше болеть! Через несколько секунд меня нагнали оба моих соратника. Они также забросили за спину щиты и теперь бежали рядом, стараясь меня не обгонять.

В этом лесу подлеска и кустов было мало и бежать мешала только путающаяся в ногах трава. Я бежал и бежал, стараясь не думать ни о чем, кроме как о том, чтобы, не дайте Предки, не споткнуться. Не споткнуться и не сбить дыхание.

Но это-то я умел очень хорошо. Еще в «прошлой жизни» эту науку стали вбивать в меня еще на стадии «абитуры» при поступлении в военное училище. Бег, кроссы, марши. Все это вбивали на «абитуре», вбивали на КМБ*, вбивали каждый год моего обучения в общевойсковом училище.

* — курс молодого бойца.

Еще повезло, что бойцы, которые оказались волею случая рядом со мной, были отлично физически подготовлены. Они ничуть от меня не отставали, периодически оглядываясь на преследователей. Я, конечно, был ранен в отличие от них, но все равно молодцы.

Те, похоже, нас еще не увидели и шли либо по следам, либо загоном в ту сторону, куда мы от них убежали. Я уже стал надеяться, что мы оторвемся от врагов, когда сзади послышалось азартные крики, а потом и улюлюканье. Лица моих соратников помрачнели. Мы еще продержали такой же темп около получаса, когда сзади в мой щит ударили стрелы.

— Господин, уходите. Пусть благоволят вам Предки, — тяжело дышащие воины остановились, перевесили щиты со спины на руку и развернулись к приближающимся к нам преследователям.

Я приостановился, коротко поклонился этим Воинам, развернулся и рванул по лесу еще быстрее. Как мне оценить свой поступок? Может, мне надо было остаться с ними и принять смерть?

Или все-же лучше постараться выжить и потом отомстить за это нападение, за смерть этих мужественных воинов? Потом разберусь. Сейчас надо не упустить предоставленный мне шанс, раз уж я все-таки ушел.

Лес изменился. Деревья стали реже, а трава короче, перестав цепляться мне за ноги. Я, наконец, смог перейти на нормальный стайерский бег, ну, на том уровне, который смог освоить.

Бег стал стелящимся, когда ступни, в отличие от спринта, высоко над поверхностью не поднимаются, а как бы стелются над поверхностью. Дыхание перевел на «четыре шага»: четыре шага на вдохе через нос, четыре шага на выдохе через рот.

Четыре шага на вдохе… четыре на выдохе… четыре на вдохе… четыре на выдохе. Дыхание успокоилось и выровнялось, я вошел в ритм и быстро заскользил между деревьями. Хрен им теперь, а не Серёга Камышев! Никто здесь бегать так, как я, не умеет. Они настолько же хуже меня в беге, насколько я хуже их в верховой езде.

Вот, вроде уже несколько лет прошло, как я здесь, а все равно на лошади хуже местных езжу. Держусь в седле не как собака на заборе, конечно, но не кентавр… не кентавр.

Однако, расслабляться не надо. Моему бегу сильно мешает рана, благо кровотечение почти сразу остановилось. Ранена, конечно, не нога, но боль все равно сковывает движение. А при беге важно, как двигается все тело, в том числе руки.

У меня же правая рука висит плетью, а левой держу пояс с мечом и шашкой. Уже давно его снял и теперь: то заброшу мечи за здоровое плечо, то тащу в руке. Так-то вакидзаси бегу не мешал, а вот шашка путалась в ногах сильно. Пришлось импровизировать.

В общем, это шанс преследователям все-таки дает, хотя у них тоже руки не пустые. А, не дайте Предки, к погоне подключатся конные… Вот поэтому я сейчас и бегу так, как не бегал никогда в своей жизни.

Вот хрен меня понес на это свидание! Кролик озабоченный! Валялся бы сейчас в спальне или Агро гонял в тренировочном зале, проклятье! Все беды от баб… и… эх… и без них жизни нет. Даже представлять такую жизнь не хочу.

Вот с такими полубредовыми мыслями я неожиданно выскочил на берег большой реки. Сколько я бежал? Долго, очень долго, даже я сильно устал. Я выронил пояс с клинками и согнулся, опершись здоровой рукой о колено.

Чувствую, как «горят» легкие и воздух с хрипом вырывается из горла. Все также, не разгибаясь и стараясь восстановить дыхание, я завертел головой, стараясь понять, где я.

Определиться оказалось легко. Слева, вверх по течению, километрах в трех виднелась прибрежная деревенька. Справа, вниз по течению, я рассмотрел поднимающиеся вдалеке строения большого города.

Вне всякого сомнения, я стою на берегу Некки, а этот город — Люцер. Вообще без вариантов. Уже восстановив дыхание и выпрямившись, я еще раз внимательно огляделся.

Погони пока не видно, на реке ни одного суденышка, а вот в полукилометре вниз по течению, на берегу лежит лодка, в которой копаются две фигурки. Это удача и отличный шанс добраться до города с комфортом, и улизнуть от погони. Я почему-то уверен, что они не бросят преследование.