Спасённый генофонд

Фронт неумолимо приближался к Ростову. Началась эвакуация администрации и городских служб. Разведшколу тоже эвакуировали, но некоторых курсантов, из местных решено было оставить. Выбор пал на Мирона и Розану.

Для них была придумана легенда: они – муж и жена, проживают в доме родителей Розаны. Однорукий Мирон не будет вызывать подозрений у немцев. Розане справили новые документы, и вместо еврейской фамилии Ванштейн вписали материнскую – Богосян. Для связи ей выдали передатчик, который она спрятала в подвале. Мирон будет разъезжать по городу на конной повозке, и собирать различного рода информацию, а Розана будет передавать в центр и получать новые указания.

Фашисты вошли в город с большим апломбом. Среди населения были и такие, которые их приветствовали с цветами в руках. Но горожане уже были наслышаны о зверствах нацистов, и на лицах многих отображалась тревога и страх.

Фашисты с первых же дней приступили к своей любимой забаве – выявление и арест еврейского населения. Отец и мать Розаны заведомо до оккупации города были эвакуированы, и им ничто не грозило. Однако в один прекрасный день Мирон не застал Розану дома. Какая- то мразь настучала в комендатуру, что она еврейка и фашисты её забрали.

Надо было что –то срочно предпринять. Мирон оставался без связи с центром. В его голове созрел дерзкий план, который ставил под угрозу его лично. Но другого выхода не было, и он приступил к выполнению задуманного.

На пороге немецкой комендатуры возник однорукий мужик. Охранник хотел было оттолкнуть прикладом, но мужик заговорил на немецком языке.

– Я хочу видеть ваше руководство по важному делу.

Сказано это был очень уверенно и главное строго, на немецкий лад, и потому охранник более не посмел применить силу.

– Аусвайс, – резко потребовал он.

Мирон предъявил документы. Охранник сделал знак следовать за ним.

– Что ты хочешь мне сообщить, унтерменш? – спросил брезгливо комендант, рассматривая аусвайс Мирона.

– Господин комендант! Сегодня вы арестовали мою жену, как еврейку, но смею вам доложить – она вовсе не еврейка.

Сказал это Мирон уверенно, напрягая весь словарный запас своего немецкого языка.

Лицо коменданта от брезгливо –пренебрежительного стало строгим и настороженным.

– Ты хочешь сказать, что мы ошиблись и вместо еврейки забрали женщину другой национальности?

Наступил напряжённый момент. Мирон очень рисковал, когда посмел обвинить немцев в совершённой ошибке. Это заявление могло стоить ему головы. Но Мирон, который за свою жизнь много подвергался опасности, не потерял самообладания и ответил тем же уверенным тоном.

– Осмелюсь вам доложить, господин комендант. Она не еврейка, она такая же армянка, как и я.

Немцы народ дотошный, и любят во всём придерживаться безупречного порядка и точности.

Комендант подал знак, и на стол к нему легли нужные бумаги.

– Её зовут Богосян Розана, – сказал Мирон, будто читая мысли немца.

– Здесь написано, что её отец еврей, который сбежал из города до нашего прихода. Да и имя у неё типично еврейское.

– Отец еврей, но мать то армянка, и, как известно принадлежность к национальности у евреев считается по материнской линии. А имя Розана до евреев было популярно у арабов и армян.

На это немцу уже нечем было возразить. Унтерменш Мирон отлично разбирался в национальных вопросах, в которых немцы себя считали знатоками.

Но комендант не желал так быстро сдаваться, слишком велики были репутационные риски лично для его авторитета и для авторитета германского командования.

– Может ты и прав, но нельзя исключить, что комиссары могут подделать любую бумагу. Чем ты можешь доказать свою правоту?

Мирон напряг мозги. Надо было срочно придумать ещё одно доказательство принадлежности Розаны к армянской нации. Нужная догадка вовремя осенила Мирона.

– Прикажите пожалуйста привести её сюда и я докажу вам на деле, что она армянка.

Комендант угадал замысел Мирона, но тем не менее приказал:

– Привести её сюда.

Привели перепуганную Розану. Увидев Мирона, она окончательно струсила и побледнела.

– Розан –джан! Не бойся, вышла ошибка. Они думают, что ты еврейка. Докажи, что это не так. Ответь мне на армянском.

Розана живо сообразила в чём дело.

– Мирон-джан! Не представляешь, как я испугалась. Тебя дома не было. Они ворвались и грубо привели сюда.

В немецкой комендатуре звучала отборная армянская речь и, хотя никто не понимал ни словечка, но окружение коменданта с удовлетворённой улыбкой переглянулось. Насколько бы не были одурманены немцы нацизмом, но присущее им природное чувство справедливости осталось неизменным. Расхожая школьная поговорка –«что и требовалось доказать» – была налицо.

Комендант пребывал в явном замешательстве. Ему бы сейчас самое время вспомнить произнесённую в антисемитском угаре глупую фразу Гитлера – «Посмотрите на гордых арабов, которые смешались с евреями и превратились в жалких армян».

Но комендант, скорее всего, не знал об этой фразе, а если бы и знал, то не посмел бы упомянуть возвышенное имя фюрера в такой примитивной обстановке. Он пронзительно посмотрел на Мирона. В этом взгляде были одновременно и презрение к низшей расе и желание непременно отомстить за создавшуюся неловкую ситуацию, но это было бы уж слишком не по- немецки.

Тишину прервал один из присутствующих.

– Гер комендант! Этот инвалид прав. Ошибочка вышла. Она не еврейка, евреи не могут говорить по –армянски. Придётся отпустить.

Но комендант тоже должен был достойно выйти из положения.

– Откуда знаешь немецкий? – спросил он с подозрением.

– В школе научился. У нас иностранным был немецкий язык.

В СССР действительно во многих школах была принято изучать иностранные языки в том числе и немецкий.

– А руку где потерял? На фронте?

– На лесопилке, господин комендант. До войны я на лесозаготовках подрабатывал.

Мирон отвечал согласно легенде, которую для него придумали в развед. школе и, которая имела документальное подтверждение.

– Ну, это мы ещё проверим, а завтра явишься сюда. Среди жителей этого города очень мало знающих немецкий язык. Если всё что ты сейчас рассказал окажется правдой, то мы найдём тебе работу.

В эту ночь Мирон и Розана спали на одной кровати.

– Ты слишком многим рисковал, когда явился в комендатуру.

– У меня не было другого выхода, душа моя. Ради тебя я готов на любой риск.

Розана ещё тесней прижалась к Мирона. Между ними действительно зародилась любовь, способная на самопожертвования. Мирон после чопорной Елены ощущал совсем иные чувства, причём не только душевные. Уже слившись телами, он почувствовал, как их духовная близость уверенно перетекает в телесную, так не хватавшей при общении с Еленой.

Сотворение Джулии ростовской.

– Ты кто такой шустряк сюда пролез?

– Я тот кого ты ждала.

– Какой самоуверенный. Если моя хозяйка по простоте душевной тебя впустила, значит, можешь навязывать свой генетический материал?

– Не вижу ничего запретного.

– А может мы не совместимы с тобой? Да будет тебе известно у меня генетика наполовину еврейская.

– Отлично! В Ване тоже когда то жили евреи.

– Ладно, уговорил. Показывай, что притащил Х или Y?

– Получай девочку.

– Девочка так девочка. Хозяйка как раз о ней мечтала. Давай вливай свою ванскую генетику,

Мирона приняли на работу, о которой он мог только мечтать. Ему поручили вести в комендатуре делопроизводство: переводить с русского документы, личные дела, составлять протоколы допросов, переводить приказы – одним словом быть в курсе всего того, что происходило в стане врага. Всю нужную информацию он аккуратно по рации Розаны отправлял в центр.

Имея на руках уже аусвайс работника комендатуры, Мирон мог беспрепятственно разъезжать повсюду и даже выезжать за пределы города.

Скоро они получили сведения, что части Красной армии перешли в наступление в ростовском направлении с целью вернуть город обратно. Об этом свидетельствовали признаки эвакуации в комендатуре. Мирону было неоднозначно объявлено, что немцы уведут его с ним. Об этом было доложено в центр и оттуда поступило «добро», а это значило, что они должны были с Розаной расстаться.