Его Величество император

— Так что вы хотели со мной обсудить, как с художником? А то я перебил все своими вопросами.

— Серж, — начал Эльриан, — я уже говорил тебе, что моя сестра хорошо рисует, хочет продолжить образование, стать художницей. Для этого и напросилась вместе с нами на Терру, хотела посмотреть на Академию Художеств. До этого она полтора года занималась в Колледже изящных искусств. Несколько дней назад я посмотрел ее последние работы и ужаснулся. Я не знаток живописи, но, поверь, настоящий, живой рисунок от красивенькой рождественской открытки отличить смогу. Так вот, все ее работы за полтора года, которые она выполнила под руководством так сказать, наставниц, именно рождественские открытки. Красиво, гладко, без души. Я бы к тебе и не обратился, пусть бы малевала свое «сделайте нам красиво», поступила бы на Эллане, там ее только в силу статуса не стали бы кошмарить, продолжила рисовать красивые картинки, вышла замуж и была бы счастлива. Но, просматривая ее рисунки, я увидел разницу между эскизами и законченными, под руководством наставниц, работами. И в эскизах есть все то, что раньше было в ее рисунках. Все, что эти курицы выбили из ее головы. Я два рисунка стащил, под предлогом, что на них изображен я. Посмотри, стоит ли за нее бороться!

Эльриан достал из папки два своих изображения. Первым подал «законченный» ангельский образ.

Первой высказалась Аннабель, как обычно, прямо, то что думает, не щадя собеседника:

— Ужас, Эль, ты же здесь даже на себя не похож! Просто красивое лицо, маска!

Серж только грустно покачал головой. Без слов.

— А теперь посмотрите этот, неудачный и не законченный.

Он вытащил второй эскиз. Серж замер. Со второго листа смотрел мятежный юноша, буравящий взглядом неизвестного собеседника. Беглый набросок передавал все его возмущение разговором, сдерживаемое, видимо, из последних сил, и готовность отстаивать свое мнение до конца.

— И с кем ты так ругаешься? — спросила Аннабель.

— Как выяснилось, с отцом. По поводу академии Астронавтики. Честно, никогда не видел себя со стороны в такой ситуации, посмотрел, страшно стало. Даже задумался, как отец меня до сих пор терпит!

— Да, если ты так споришь с императором, то я тоже удивляюсь, почему он до сих пор не посадил тебя на пару лет под замок, что бы мозги на место встали, — задумчиво протянул Серж, — в общем, сестру твою надо спасать. Еще полгода, год, и ее талант, а у нее определенно талант, погибнет окончательно. Что у нее есть еще из работ, подобно этой?

— Точно не знаю, но есть, и с собой тоже. Она мне грустно призналась, что не смогла выбросить работы, признанные этими дурами плохими. Я уговорил ее ничего не выбрасывать, передать все моему старому камердинеру, на сохранение. Но кое-что наверняка есть в ее альбоме.

— А работы маслом у нее есть?

— За последнее время нет, ее убедили, что масло — это грубо, грязно, вонюче, и не для дам! Дуры!

— Эльриан, есть два пути. Первый, простой, но длинный. Убедить твою сестру, что без работ маслом ее в академию не примут. А для этого необходимо за полгода освоить технику под руководством опытного мастера. Учителя найдем. В академии даже мэтры не гнушаются платными уроками. Пусть окончит образование хотя бы в той школе, где училась Аннабель, приходящей ученицей. Может учиться в традициях семьи под сокращенным именем. Марита и Женни присмотрят за ней. Против приглашения учителей со стороны никто там не возражает, как и против посещения разных кружков по будущим специальностям. Позанимается по выходным хоть у того же Серебрянского, в Эрмитаже. В конце концов, осознает, куда ее завели «красивости», привитые этими дамами, не могу назвать их художницами. У вас что, на Эллане совсем художников нет? Или они все в оппозиции? Я сходу могу назвать пару известных в галактике имен.

— Есть у нас художники! И не в оппозиции, а очень даже обласканные властью. Просто наша мамаша заявила, что нечего принцессе учиться у, как она выразилась, «волосатых пьяниц». Отец из-за дочери не стал с ее мнением спорить, решил, что ей виднее.

А какой второй способ?

— Шоковый. Пригласить одного из корифеев живописи, пусть прямо в глаза ей скажет, что она полтора года зарывала свой талант в землю с негодными преподавателями, и есть двапути — или срочно переучиваться нормально писать, осваивать масло, готовить вступительные работы, может, даже поступать не в этот год, а на следующий, а этот год походить вольнослушателем, или забыть об академии, вернуться домой, выйти замуж и продолжать малевать поздравительные открытки. Потому что с такими работами никто ее в академию не примет. Никогда. Давай завтра я посмотрю, что она привезла, поговорим с твоим отцом и решим, что делать!

— Давай, только быстро, мы с Аннабель хотим сбежать в Кейптаун пораньше, подальше от всех. Да и подкрепить фактами легенду о моей африканской страсти не помешает. Джанни тоже жаждет показать Моне мыс Доброй Надежды. Джар чуть не плачет от холода, толком еще не побывав на улице, и с удовольствием тоже сбежит в лето, вместе с Виолеттой. Но ему надо 12 числа быть на Харре, на юбилее отца, так что времени у него мало. Дня два он еще продержится, а потом взвоет. Так что давай решать все быстро. Я почву для разговора с отцом подготовлю.

— Тогда я пойду, побеседую с Бертой о живописи, тоже почву подготовлю! Оставляю вас здесь, целуйтесь!

Вернувшись в бальную залу, Серж увидел Этельберту, беседующую с Роджерсом, что ему совершенно не понравилось. Очень кстати музыкальный автомат заиграл медленную мелодию, Серж легким финтом оказался около беседующей парочки, и пригласил девушку на танец. Кружа принцессу по залу, он поинтересовался, учится ли она и где. Узнав, что она изучает живопись в Колледже, радостно сообщил, что в этом году заканчивает Академию Художеств и сейчас пишет три положенные для дипломной работы картины. Этельберта начала упрашивать его показать ей его творчество. Поупрямившись для виду — мол, плохая примета, и прочее, он повел девушку в свою мастерскую, показал два пейзажа — лесную опушку с речкой и выводком утят с мамой-уткой в заводи, морской пейзаж, начатый во время поездки в Южную Африку, с парусником на горизонте. Третью показывать не стал, говоря, что она неудачная, и он будет ее перерисовывать. Это был портрет матери, он и, правда, у него никак не выходил. Девушка картины похвалила, но поинтересовалась, почему он выбрал такие спокойные, нейтральные темы.

— Видите ли, Этельберта, это дипломные работы. Так сказать итог обучения в академии. В них важно показать технику живописи, умение передать настроение. Можно, конечно, поднять какие-то глобальные, социальные темы, вот, например, один мой сокурсник пишет на тему трагедии планеты Вард, агонию выжившей кучки людей, оставшихся один на один с бедой после токсичного выброса из шахты с фридонием, но для такого сюжета надо быть гением. Я же к гениям себя не причисляю. Вот, передать ранее утро, тишину, только что зародившуюся жизнь, на это мне таланта хватит. Я не претендую на медаль и трезво оцениваю свои силы. Уже в морском пейзаже, чувствую, что чего-то не хватает, но он берет техникой. Очень хорошо получилась вода, это редко когда удается. И все!

Этельберта пригляделась к пейзажу с парусником.

— Вы не обидитесь, Серж, я могу вас так называть? А вы меня Бертой! Просто, мне кажется, если внести сюда тревожную нотку, допустим, небольшое облачко на горизонте, подсвеченное солнцем, Солнце сделать вечерним, пустить по воде дорожку солнечных лучей, чуть более красных, чем сейчас, в общем, создать тревожное ощущение надвигающегося шторма, то у картины появится характер.