Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 87



Сидя за заваленным бумагами столом, я ругал штаб армии, который вместо того, чтобы из Москвы сразу направить нас в Унгены, зачем-то на две недели перевел в Одессу. А ведь это время, нервы и в конце концов казенные деньги! Но тут дверь без стука открылась и внутрь шагнул Михаил Скобелев собственной персоной, в сапогах, распахнутой шинели и с саблей на поясе. Фуражку он успел снять и держал ее в руке. В первый миг я не поверил глазам. Генеральская форма была ему к лицу, в ней он выглядел блестяще, чувствовалось, что человек нашел призвание в жизни и находится на своем месте. Короткостриженый, с шикарными усами и бородой, он выглядел моложе своих лет.

— Миша! Как же здорово увидеть здесь родного человека! — он первым обнял меня, и мы расцеловались, радостные и довольные друг другом.

— Как ты здесь оказался?

— Прямо с поезда взял извозчика, узнал, где обосновался штаб гусар Смерти, и вот я у тебя, — было видно, что он хотел застать меня врасплох, сделать сюрприз, и после того, как своего добился, испытывал неподдельную радость.

— Ты, как всегда в своем репертуаре, стремителен и непредсказуем.

После взаимных расспросом о здоровье, о его семье и Полине, моей племяннице Татьяне и всем прочем, я приказал подать чай с лимоном.

— Каким ветром тебя занесло в Одессу? Куда тебя назначили? — наконец мы перешли к делам.

— А Бог его знает, сейчас я вроде как числюсь при Главной Квартире. Думаю, пока война не началась, меня отправят осмотреться на румынской границе, — его кипучая натура оказывала свое обычное действие. Даже мой адъютант поручик Фальк и тот забегал, словно боялся получить на орехи. — А ты здесь освоился? Готов твой полк к войне?

— Готов, готов, не сомневайся. Вот сейчас выпьем чая, и я посвящу тебя в местные перипетии. У нас тут такой бедлам, что и черт ногу сломит.

— Чай? Вздор, Миша! Сергей! — он повысил голос, вызывая своего адъютанта. Как генералу ему был положен не только он, но и штаб из офицеров и нижних чинов. Судя по шуму и оживлению, часть из них Скобелев привез с собой, и они по-военному запросто уже обживались у меня в приемной.

— Слушаю вас, Михаил Дмитриевич, — к нам заглянул статный высокий поручик.

— Тащи сюда коньяк, фрукты и курицу. И давай без лишних церемоний, мы у друзей.

— Сей секунд-с, ваше превосходительство, — адъютант исчез.



— Вижу, ты стал еще более кипучей натурой, словно прекрасно вышколенный гусарский конь, — резюмировал я с улыбкой. — Подобного стоило ожидать. Давай тогда выпьем за встречу.

Выпили за встречу, закурили сигары, потом выпили за славу русского оружия. Разговор наш тек неторопливо и обстоятельно. Мы делились личными соображениями по поводу того, как будет протекать война и какие неприятности она может нам преподнести.

— Что о предстоящей кампании думаешь? — неожиданно спросил Скобелев. Он встал и прошелся по кабинету, поскрипывая новыми сапогами.

А что я думал? Война эта оказалась вызвана рядом причин, где вместе сошлись внутренняя и внешняя политика. Если говорить о причинах внешних, то они связаны с желанием Великобритании стравить Россию и Порту, взаимно их ослабив и не дав особых плодов победы выигравшей стороне. На данный факт наложилось мощное освободительное движение, вспыхнувшее на Балканах. В 1875 г. началось восстание против турецкого ига в Боснии и Герцеговине, а в 1876 г. — в Сербии и Болгарии. Естественно, эти движения нашли мощнейшую поддержку в России, которая считалась защитником славян и всех православных. Петербург же увидел шанс поправить свое стесненное положение после поражения в Крымской войне, когда нам запретили иметь на Черном море флот, и вообще, заявить о себе, как о сильной и самодостаточной державе. Турки же хотели оставить все, как есть и не собирались отдавать Балканские земли.

В 1876 г. на конференции в Стамбуле собрались великие державы, которые пытались решить кризис дипломатическим путем. Порта категорически отвергла любые намеки на частичную автономию Сербии, Хорватии, Герцеговины и Болгарии, не говоря про их полную независимость. После такого грозные признаки, свидетельствующие о приближении войны, обрели окончательную силу.

Я искренне считал, что в войне нет ничего хорошего. Люди покидают Родину, погибают, страдают и льют слезы. И все ради чего? Ради нового флага? Ради выгоды того, кто стоит над схваткой и снимает все сливки?

Но иной раз война действительно нужна. В такие моменты она является необходимым злом. Как пример — Болгария, которая в настоящее время часть Турции. Что для них лучше? Ужасный конец или ужас без конца? Возможно, имеет смысл потерпеть год или полтора, но в итоге получить независимость.

При всем при том не следовало забывать о жизнях тех наших солдат и офицеров, которые оплатят своей кровью чужие мечты. Что мы, в смысле Россия, с этого можем получить?

Я прекрасно помнил, что несмотря на более чем убедительную победу в войне, Россия выиграла совсем мало. Болгария обрела независимость, но что это дало нам? Чувство гордости и маленький клочок земли? После победы на фронте за дело взялись дипломаты. Англия переиграла нас, Франция сделала вид, что ничего не происходит, Германия не поддержала, Австро-Венгрия отхватила себе Боснию и Герцеговину, Италия деликатно отвернулась, а Россия осталась практически ни с чем. Итоговое присоединение Карса, Батума и Южной Бессарабии крупным успехом считать никак не получалось.

Но в войне имелись и плюсы. К примеру, обкатывалось новое оружие, определялись иные тактики и стратегии в связи с развитием науки и промышленности. Война давала возможность проявить себя толковым офицерам, из которых потом вырастут непобедимые генералы, такие как Скобелев.

При Александре III Россия ни с кем не воевала. Казалось бы, прекрасно, лучше и быть не может. Все так, если бы и другие державы жили мирной жизнью. Но когда вокруг постоянно что-то происходит, а страны непрерывно воюют и учатся на своих ошибках, подобное не есть хорошо. Мой друг Куропаткин в настоящее время считается толковым, решительным и храбрым офицером. А в прошлой истории 25 лет мирной жизни превратили его к началу Русско-Японской войны в слабохарактерного нерешительного рохлю, который постоянно думал, кабы чего не вышло и боялся даже намека на риск.