Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 102

Глава 22 Неутешительно, зато честно

Мысль о загробной жизни, царстве сатаны, или окончательном безумии остановилась, едва мой взгляд выцепил среди воронок инспектора. С любопытством оглядывая разбомбленный квартал, он с праздным видом прогуливался вдоль ошметков бетона, будто на прогулке в музее диковинок.

Ни мертвецов, ни куриц, ни князя. Только он, только я.

Может правда сбрендил? Не-не-не, не время! Не сейчас же!

Заметив меня, федерал расслабленно выдохнул и радушно улыбнулся, будто старый приятель:

— Коли по сердцу, не так я себе все представлял… Мне виделся «Пламенный восход», али небесные дали, но всеж занятная архитектура, верно? Безобразно, но… Единообразно. Тебе к лицу. Присоветовал бы за рыцарский девиз взять, не будь оно так запоздало и неуместно.

Его спокойный тон и расслабленная походка стали достаточным поводом. Невзрачное лицо встретилось с кулаком, изуродованным мертвыми зубами. Федерал рухнул как поломанная штакетина.

Стараясь игнорировать вновь взбесившуюся рацию и громоподобный детский плач, я вырвал из чьих-то холодных рук угольно черный автомат, и резко нажал на спуск, целя в лицо инспектора. Но его не было. Не инспектора — тот все так же корчился на земле, осторожно шевеля ушибленной челюсть, — спуска не было. Ни крючка, ни скобы, ни прицела… Греша на танковые траки, которые, пройдясь по оружию, привели его в полную негодность, я запнулся о противоестественно податливый труп.

Такую деформированную массу из кожи, мяса и камуфляжа можно принять за человека лишь издалека. А уж униформа… Нашивки и шевроны больше походили на чье-то похмельное воспоминание, нежели реальные знаки различия.

Бьющие по вискам всхлипы вдруг показались чьим-то злорадством.

— Да едрить твою… Долбанная паранормальщина!

Ну конечно, как можно не заметить? Никакая это не Земля, и никакой это не квартал. Все это место не реальнее тараканов в моей голове. Собственно, это они и есть. И истеричная рация, вкупе с неестественно дрожащими тенями это только подтверждают.

Окна на зданиях стоят кое-как, танковая башня непропорциональна погону, воронки больше тянут на могилы… Оживший сон, забытое воспоминание отвоевавшее плацдарм у реальности и ничего более.

Мда, сфотографировать бы, да мозгоправу показать. Вот бы он диссертаций понаписал, а?

— Я бы тебе ответил тем же… — заскрипел разбитой челюстью федерал, поднимаясь с куска бетона, вязкого как пластилин. — Но вижу, твоя злоба целит скорее внутрь, нежели вовне…

Палец ткнул в сторону и я заметил замерший неподалеку туман. Там где стояли тотемы и переплетенные деревья, ныне клубилось нечто отвратительно невразумительное. Высящийся до не бес шквал света и пламени, в медленных всполохах которого кляксами проступают незнакомые лица и никогда не виденные сцены.

— Бред какой-то…

— Какой кувшин такое и вино — вини свою голову, а не меня. — потеряв интерес к инфернальной стене, окружившей квартал, федерал снова заломил руки за спиной, скучающей походкой приближаясь к танку. — С чего же начать… Старый судья любил повторять, что мастерство выхода из диалога не менее важно, нежели вход в него, но…





— Слышь, чудила гороховый, если ты думаешь что я реально позволю тебе призвать какого-то…

— Я никогда не намеревался никого призывать. Древние наплодили достаточно эфемерных сущностей — где они теперь? Нет, нужное поспевает по воле замысла, а не случая. Довольно в истории пустышек, наполненных неосознанным. Император мыслил правильно, разум облегает силу, а не сила порождает разум.

Так, теперь я начинаю понимать эмоции Киары — реально ведь бесит! Он еще заковыристее общаться умеет⁈

— Окей, насрать! Если ты думаешь, что я позволю тебе заделаться божком или получить иные невероятные космические супер-пупер-жопер…

— Как ты мог отметить, мне куда более дается роль эскорта, нежели самой персоны. Я здесь не за этим, за этим здесь ты.

Нет, ну это уже ни в какие ворота!

— Мужик, мне уже настолько опидорели твои выкрутасы, и если ты…

— А кто еще? — снова перебил он, обходя умирающий танк по кругу и рассматривая его будто зверя в зоопарке. — Герцог, регент, может князь? Боюсь, мы оба знаем, насколь они оказались непригодны на сию роль. Я не придирчив в выборе актеров, но на эту постановку годятся лишь лучшие. Идеальные. Безупречные. Или хотя бы безумные… В хорошем смысле, разумеется.

—…Мужик, ты трахнутый? Честно скажи, ты реально настолько шизанутый? Что за херню ты сейчас вообще ляпнул⁈

— Нет ничего проще, чем низвести достойного к презренному, так что оставь свои едкие комментарии. Я люблю хорошую шутку, но поверь, ты отнюдь не юморист.

Хруст рации у самого уха снова заставил зажмуриться. И ради этой херни, этого бреда, этой опидоревшей чуши я оставил Гену умирать? Серьезно?

— Будь по твоему, я знал, что задолжал пару объяснений… — инспектор устало присел на фальшборт машины, который прогнулся под ним будто резина. — Давняя дилемма никогда не была о богах, она всегда была смертных. О кандидатах, достойных сей великой чести и бессердечного проклятья. Император… Не годился. Как может справедливость возвести ради себя тысячи-тысяч повинных да безвинных? Та ли это длань, о которой можно помечтать?

Не о религиях лоялисты с заговорщиками спорили, а о теплом месте на небесах. Кто-то желал видеть там члена своей семьи, радея за корыстное, кто-то не забывал про общее, а оттого отвергал одного засранца за другим. В итоге все это являлось не более чем мечтами склочных овец о добром пастухе.

Споры прервались «железным драконом» и «Пламенным восходом», когда спорить стало некому и не о чем. Но идея все еще теплилась в умах отдельных посвященных. Ведь мир так несправедлив…

— Герцог некогда тоже был достойнейшим, но не стал первым, чья отцовская любовь затмила долг перед троном. Человек… Всего лишь человек. В театре истории роль личности ничтожна, незаметна, незначительна. Одно сердце не способно растопить вековые льды, как и один меч мир не завоюет. С самого зарождения нашей… Службы мы бились с ветряными мельницами, заливая отдельные пожары на фоне пепелищ, позабыв о невозможности остановить ход истории. Коли телега слетела с дороги да покатилась по склону, — ее уже не вернуть. Но ею еще можно управлять. Хоть и отчасти.

— Елки-моталки… Нет, реально, вы больные. Чисто из разряда, «заставь дурака богу молиться»!