Страница 102 из 102
— О, а ты рано! — воскликнула Мариска, едва он вошел на кухню. — Слыхал, утром на площади свара была? Караванщик с изгаженного черпака пива хлебнул! При всем народе! Хохоту было… — засмеявшись, она расплескала овсянку по всему столу.
— Бывает.
— Теперь у стены в колодках стоит — на лоточника с кинжалом бросился! Пойдем смотреть?
— В другой раз. — не обращая внимания на ее надутые губы, мужчина обратился к гремящей кастрюлями пожилой даме.
— Мне сказали — вы хотели меня видеть.
— Я много чего хотела бы увидеть, но точно не твою подлую рожу. — отложив поварешку, она уставилась на мужчину пустыми серыми глазами. — Ты меня поиметь вздумал?
Такую старую каргу? Лучше мясорубке присунуть!
— По поводу оплаты… — он положил на стол две блестящие монеты. — Здесь долг и еще на два…
— Я спросила: ты меня в сраку и насухую⁈ Подсунул клейменное барахло и думал, что не замечу⁈ — деревянная поварешка ткнулась ему в физиономию, заляпав горячей овсянкой.
— Слушайте, я не…
— Это ты слушай и очень внимательно! Больше никаких железяк, книг и остального дерьма, что ты тащишь вместо монет. Только «розы» и «перья»! А если еще хоть раз удумаешь меня отыметь — сам Святейший отвернется от того, что я сделаю с твоей грешной задницей! Понятно⁈
— Кристально.
— Чудно. — женщина отвернулась к печи. — Мариска, что за там монеты?
— «Розы», матушка — две, как и сказал… — девушка виновато посмотрела на Четвертого.
— Больше никаких просрочек, не то вылетишь. — она попробовала варево и довольно кивнула. — И на ужин можешь не рассчитывать.
Кивнув, он поднялся к себе в каморку. Злополучная лопата лежала прямо на циновке. В полумраке блестело клеймо: «Гильдии авантюристов округа Грисби».
Откинув инструмент к стене, Четвертый без сил опустился на солому думая лишь о том, как уснуть прежде, чем Мэри отыщет клиента.
Едва глаза стали закрываться, как в дверь постучали. Не дожидаясь отклика, в каморку просочилась девушка.
Надоела.
— Не спишь? — она поставила на ящик хлебную коврижку наполненную овсянкой. — Ты внимания не обращай, это она от слепоты бесится.
— Ладно… — мужчина сел и без аппетита взялся за хлеб.
— Раньше она совсем другая была. Книжки мне читала. Вернее одну, но самую лучшую! Там тоже про героя с громовым посохом было. А твоя мама тебе читала?
Овсянка встала поперек горла.
— Не знаю.
— Это как? Папа читал?
— Не знаю…
— Так ты сирота, что ли?
— Не знаю!
— Ага-ага, заливай! Не бывает так, чтоб…
— Достала! Папы, мамы, книжки — Не знаю я нихрена! Ясно тебе или на лбу написать⁈
— Да я просто…
— Задолбала вусмерть! То сказку расскажи, то рассмеши! Завтра еще и спляши! Я, мать твою, последние деньги отдаю за жилье, а не компанию какой-то писюхи, что будет меня допрашивать и лезть не в свое шлюшье дело!
Дверь захлопнулась быстрее чем он успел ощутить тепло овсянки на лице. Прямо в рожу швырнула, скотина. Чуть успокоившись, он вытер щеки ладонью и удивленно принюхался. Надо же, меда добавила…
За стеной раздался хорошо знакомый инструктаж:
— Устами любить, — розочка, женою быть, — две, а коли в седалище ужалить захочешь, так готовь все пять!
Ушат говна в душу, — бесплатно.
Вздохнув, он задул огарок и свернулся на циновке под линялой простыней. Во сне к нему снова явились дряхлые фигуры и ослепительное солнце под каменным сводом. Первый, второй и третий неодобрительно качали головами.