Страница 4 из 13
Она обиженно тявкнула и отскочила.
Я слезла с табуретки, перевела дыхание и открыла чемодан.
Здесь было два этюдника, перемазанный давно засохшей краской мольберт (наверное, его сейчас можно выставлять как объект авангардного искусства), бутылка того самого пинена, несколько десятков тюбиков с красками, использованных и новых. Я перебирала эти тюбики и вспоминала… берлинская лазурь, жженая кость, умбра, сурик… этюды, работа на природе, натюрморты…
Внизу, под всем этим богатством, лежала большая картонная папка с завязками.
Вот оно, то самое, что я искала, – большая папка с моими уцелевшими работами!
Я вытащила папку из чемодана, положила на пол, развязала завязки, открыла…
Маруся, конечно, тут же сунула в папку свой влажный нос.
– Маруся, – строго проговорила я, – давай договоримся. Смотреть можно, но трогать – ни-ни! Ни лапой, ни носом! Это как-никак произведения искусства!
Моя псина фыркнула, но убрала нос подальше.
А я стала перебирать работы.
Сверху лежали несколько робких ученических этюдов – глиняный горшок, ваза с яблоками.
Я сохранила их из сентиментальных побуждений – чтобы помнить, с чего все начиналось.
Дальше… дальше были тоже этюды, но более сложные.
Вот кони на Аничковом мосту, вот Казанский собор…
А вот более скромные объекты – старая картонажная фабрика, подъемные краны в порту, баржи на Малой Невке, рыболовы возле Тучкова моста…
Это когда я поняла и почувствовала красоту скромных, непритязательных вещей и людей.
Осторожно переложив десятка два старых работ, я увидела кое-что знакомое.
Дом с башенкой, как я называла его в детстве.
Этот дом стоял когда-то в конце нашей улицы. Мишка сказал, что его давно уже снесли, теперь на том месте построили торговые павильоны, а когда-то этот дом был главным объектом моих интересов.
Началось все, когда мне было три с половиной года.
Мы с мамой пошли гулять, и тут мама встретила тетю Свету – свою давнюю знакомую, которая жила в соседнем доме. Они сцепились языками, а я стояла возле маминой юбки и скучала.
Потом я увидела кое-что очень интересное: рыжая кошка несла за шкирку маленького рыжего котенка.
– Что ты делаешь, киса? – проговорила я строго. – Ему же больно…
Может быть, я выразила свою мысль не так четко, но так уж мне запомнилось.
Кошка не обратила на мои слова никакого внимания, и тогда я пошла за ней, чтобы навести порядок в кошачьем семействе.
Мама продолжала болтать и не заметила моего исчезновения, как и тетя Света.
Я шла за кошкой, и шла, и шла, а потом кошка юркнула в подвальное окно, а я туда не смогла пролезть.
Я огляделась по сторонам.
Мамы поблизости не было, и нашего дома не было, а был рядом со мной большой и красивый дом с удивительной башенкой.
Потом он уже не казался мне таким большим – должно быть, я сама выросла.
Я еще раз огляделась.
Мамы по-прежнему не было.
Тут передо мной возник чрезвычайно сложный вопрос: плакать или не плакать?
С одной стороны, во всяком трудном положении я плакала, и мама тут же приходила на помощь…
Но с другой стороны, как раз мамы сейчас не было, а если мамы нет, то кому плакать?
Я подумала немножко и все-таки решила заплакать – так, на всякий случай.
И метод сработал: возле меня появился большой человек с густой бородой.
Я прежде видела человека с бородой – это был Дед Мороз. Но этот человек совсем не был похож на Деда Мороза, у него не было длинной шубы и шапки, хотя пахло от него похоже – как я позже узнала, мужским одеколоном и коньяком.
– Детка, что ты плачешь? – спросил он большим, гулким, мужским голосом.
– Я плачу не тебе, – ответила я недовольно, – я плачу маме!
– Но где же твоя мама?
– Она потерялась.
– Может быть, это ты потерялась?
– Дядя, ты что – совсем глупый? Как же я потерялась, когда я – вот?
– Логично! – согласился незнакомец. – А ты знаешь, детка, где ты живешь?
– Конечно, знаю! – возмущенно проговорила я. – Я же ведь не маленькая!
– Ну и где же ты живешь?
– Я живу дома!
– Это понятно. А в каком доме? Ты не помнишь его номер? Или номер квартиры?
Я замолчала и снова начала всхлипывать.
Ну, я не маленькая, но все-таки он от меня слишком много хочет!
– Ну, не плачь, не плачь… мы что-нибудь придумаем…
Но мне уже трудно было остановиться, я плакала все громче, все горше…
– Ну, не надо, не надо… – бормотал бородач. – Понимаешь, я не умею обращаться с маленькими детьми… ну, хочешь, я тебе покажу очень красивую вещь?
Я кивнула сквозь слезы.
Он взял меня за руку и повел на крыльцо, потом в двери того самого дома, мы вошли внутрь и оказались в большой комнате.
Сперва эта комната показалась мне некрасивой.
Мебель в ней была темная, у столов и кресел – звериные лапы, обивка темной потертой кожи.
На стенах висели картины, тоже некрасивые – не цветы и не маленькие котята, а какие-то незнакомые, неприветливые строгие люди в старомодных костюмах…
Но все же это было интересно, и плакать я перестала.
– Ты не вспомнила свой адрес? Может быть, ты помнишь, что видела из своего окна?
– Собачку, – ответила я не задумываясь. – Собачку с косточкой.
– Она приходила гулять под твоим окном?
– Нет, зачем ей приходить! Она там всегда!
– Всегда? – переспросил он.
Мне надоели эти расспросы.
– Ты обещал мне показать какую-то красивую вещь! – напомнила я незнакомцу.
– Да, конечно, раз обещал – непременно покажу!
Он открыл один из шкафов, достал оттуда круглую коробку, из нее вынул какую-то и правда интересную вещицу – круглую, ажурную, золотистую, по бокам которой были вырезаны лошадки и птички, а в середине какая-то прозрачная вещь вроде лампы…
Я первый раз видела такое, но в голове у меня прозвучало название – золотая карусель…
Не знаю, откуда взялись эти слова – может быть, их произнес бородатый человек…
Тем временем незнакомец поставил эту вещицу на стол, зажег спичкой лампу и погасил верхний свет…
Золотая карусель начала медленно вращаться – и тут же по стенам комнаты побежали лошадки и птицы, они неслись по кругу друг за другом, друг за другом… а потом на стенах комнаты появились удивительные светящиеся картинки.
Красивые всадники на чудесных лошадях ехали по цветущей степи, перед ними бежали собаки, а впереди летели яркие, удивительные птицы…
Приглядевшись к этим птицам, я увидела, что у них лица прекрасных девушек, а потом они запели…
А потом… потом они стали трясти меня:
– Проснись, Катюша! Проснись!
И я проснулась – хоть мне очень не хотелось.
Возле меня стояла мама, лицо у нее было такое, как будто она только что плакала. Но ведь этого не может быть, так не бывает, мамы же никогда не плачут!
Сейчас она не плакала, сейчас она то ли радовалась, то ли сердилась на кого-то.
Рядом с ней стоял тот самый большой бородатый человек, и мама то ли благодарила его, то ли отчитывала.
– Спасибо вам, конечно, большое… – бормотала мама растерянно, – но зачем вы ее сюда привели…
– А куда? На улице холодно, своего адреса она не знала… хорошо, что она вспомнила собаку…
– Какую еще собаку? – переспросила мама, нервно кусая губы.
– Собачку с косточкой! – подсказала я.
– Какую еще собачку? С какой косточкой? И как это вам, интересно, помогло?
– Это рекламный плакат, – ответил мужчина. – Реклама собачьего корма… я увидел его издалека, подошел к этому плакату – и тут увидел вас…
Мама бегала по улице и спрашивала всех встречных, не видели ли они маленькую девочку. Тут к ней и подошел бородатый дяденька и привел к себе…
– Спасибо вам… – нервно повторила мама и резко повернулась ко мне: – Никогда больше так не делай! Ты так меня напугала! Ну зачем, зачем ты убежала?
– Я пошла за кошкой, она несла котенка, ему было больно, а ты разговаривала с тетей Светой…