Меняю колоду!

В парилке хорошенько прогрелись на верхнем полоке, изрядно отхлестали друг друга. По времени нас никто не ограничивал, так что три захода в парную мы себе с Коляном позволили. В промежутках между ходками перекусывали домашними харчами. Еду запивали кислыми щами. Пенный напиток в бутылках можно было приобрести в буфете при бане.

Тут я совершенно согласен со своим корешем — удивительно и непривычно, когда тебя не подгоняют и вообще строем не заставляют ходить. Оно, хоть только из дома, но оказавшись в стенах учебного заведения, мы подспудно ожидали некое подобие казарменного режима с хождением строем, коллективным отбоем и прочими военными штучками. Ан нет. Как нам объяснили в приемной комиссии, ничего такого не будет. Студенты сами регламентируют свое времяпрепровождение. А вот посещение занятий обязательно, за этим строго следят и нарушителя запросто могут отчислить магом-недоучкой в какую-нибудь действующую войсковую часть.

После помывки обмундировались в выданную интендантом форму. Старую сдали в каптерку при бане. Армейские баулы у нас не отобрали. Самим ничего пришивать не пришлось — погоны, шевроны, петлицы и прочие нашивки уже имелись на своих местах. Далее нам предстояло заселиться в общежитие, при желании посетить столовую, затем в обязательном порядке явиться в главную учебную часть университета.

Двухэтажное кирпичное здание внешне казарменного типа оказалось вовсе не казармой, а вполне себе нормальной студенческой общагой. Дама в возрасте Аглая Никандровна Птица комендант тридцать шестого корпуса забрала у нас ордера, записала наши фамилии в журнал учета и выдала каждому по ключу от двухместных апартаментов за номером двести десять, расположенных на втором этаже. Обстановка нас удивила и порадовала. Получить отдельную комнату с персональными туалетом и душем, это после казарменного быта, воспринималось как сказка.

— Сюда и девчонок водить можно, — озвучил мою мысль Жом.

— Отличная идея, Колян. Только вряд ли у нас поначалу появится такая возможность. Не забыл, что нам в приемной комиссии сказали? Мы сюда попали в самой середине учебного процесса. Нам еще прочих сокурсников нагонять и в конце учебного года сдавать экзамены за два семестра.

— Жуть берет, как представлю, — выдал Жомов.

— Так чего не остался в учебке, коль жуть берет. Прослужил бы там еще семь месяцев, в августе направили бы по распределению в какой ВУЗ попроще. Жил бы в казарме, горя не зная. Ходил бы строем, как все умные люди.

— Не, брат, — не поддался на мою провокацию Николай. — только за эти хоромы я готов зубами грызть гранит науки, даже от общества девчонок отказаться… на время.

На обед мы не пошли — налопались в бане. Решили побыстрее утрясти все формальности с дальнейшим нашим пребыванием в стенах университета и направились в учебную часть. Шинели оставили в раздевалке у входа, после чего протопали в указанном гардеробщицей направлении.

Как оказалось, не мы одни были такими хитрыми, многие неофиты также пожелали как можно быстрее узнать, что их ожидает в стенах самого престижного ВУЗа страны. Предварительно зарегистрировались у секретаря в приемной, после чего около часа дожидались вызова. Первым позвали Жома., минут через семь и меня.

В приличном по площади помещении за столом у окна сидел довольно молодой мужчина, одетый в цивильный костюм, черноволос, кучеряв с характерным семитским профилем. Рядом за отдельным столом молодая девушка с цифрой IV и буквами МУМ и Ц на погонах и шевронах. По всей видимости, мобилизованная в помощь куратору в качестве помощницы на время наплыва новой волны народа из военизированных учебных центров студентка четвертого курса целительского факультета.

Подошел к столу начальника едва не строевым шагом и громко по-военному отчеканил:

— Курсант Зубов для дальнейшего обучения в Московском Университете Магических наук прибыл!

— Грандмаг от алхимии Розенфельд Иосиф Михайлович, куратор вашего потока. Присаживайтесь, Владимир Прохорович, — мужчина рукой указал на стул, напротив своего стола. Затем открыл папку с доставленными из приемной комиссии моими документами. На ознакомление у него ушло не более двух минут. Наконец он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел внимательно на меня своими черными как безлунная ночь глубоко посаженными глазами. — Итак, уважаемый, теперь вы студент первого курса нашего славного ВУЗа. По решению ректората вновь прибывшее из различных центров начальной подготовки пополнение одаренных в этом году не будет распределяться по уже существующим учебным группам, как это было в прошлые годы. Вас выделят в отдельный поток из одиннадцати групп. Поскольку все вы в своих воинских частях успешно прошли экспресс-метод обучения, среднее образование вами получено в полной мере. Вот только экспресс-методики по университетскому курсу покамест не готовы, так что вам придется серьезно поднапрячься, чтобы догнать прочих ваших сокурсников. Пожелания, жалобы имеете?

— Иосиф Михайлович, жалоб нет, есть просьба оказаться в одной группе с Жомовым Николаем.

— Ну да, ну да, кто бы сомневался. Только что ваш земляк выразил точно такое же пожелание. С моей стороны возражений не имеется, запишем вас в одну группу. Списки учебных групп и расписание занятий будут вывешены завтра на доске объявлений. Так что искренне желаю вам, Владимир Прохорович, успехов в учебе!

— Премного благодарен, Иосиф Михайлович! И вам многая лета! — Не остался я в долгу

— А сейчас прошу пройти вон в то помещение, — он указал на одну из дверей, коих помимо выхода здесь было целых шесть.

Направился куда было велено. Оказался в комнате с белыми стенами, у дальней от окна стены кушетка, в центре стол, за столом усатый мужчина с круглой физиономией среднестатистического русака одет в белый халат на голове белая же медицинская шапочка.

— Курсант Зубов… хотел представиться по полной форме, но был остановлен легким взмахом руки хозяина кабинета.

— Полноте, батенька, мы тут с вами не в армии. Проходите, присаживайтесь. — Дождавшись, когда моя пятая точка окажется на довольно жестком стуле, кои в моей былой реальности именовались венскими, назвался: — Я Геннадий Васильевич Бывалов магистр от медицины. А теперь можете представиться, молодой человек, только маршировать и горланить будете на плацу, здесь у нас сугубо мирная обстановка.

— Зубов Владимир Прохорович.

— Вот так-то оно будет лучше, — записывая в журнал мои данные улыбнулся доктор. — Годков вам сколько полных?

— Пятнадцать.. в июле шестнадцать стукнет.

Целитель оторвал взгляд от бумаг и с подозрением посмотрел на мою вполне себе взрослую физиономию и оценив ширину отнюдь не детских плеч, скептически выдал:

— А не обманываете ли вы меня часом, отрок? На вид вам не меньше восемнадцати, а то и все двадцать.

— Никак нет, господин магистр, не обманываю. Пятнадцать с половиной лет мне. Это я просто так выгляжу по-взрослому, поскольку породой в отца, а он у нас на селе первейший богатырь. У меня и старшие братаны такие же ранние. А еще я спортом занимаюсь и в учебке здорово поднакачали.

— Ага, тот самый инновационный подход. Надеюсь вас не очень уж мордовали эти два месяца в этом вашем учебном центре?

— Поначалу тяжко было, ваша милость, потом втянулись, ибо человек такая скотина, ко всему привыкает, даже к чему не дано привыкнуть никакой скотине.

— Да вы философ, батенька. — Заулыбался во все тридцать два зуба целитель. — Похвально, похвально, когда столь юный молодой человек не только впитывает знания об окружающем мире, но пытается осмыслить с разных сторон полученную информацию. — Откинувшись на спинку стула, Бывалов задумчиво постучал пальцами по столу. Просидев так с минуту, он вернулся в реальность. — Итак, Владимир Зубов, попрошу вас полностью разоблачиться. — Я по-армейски быстро скинул одежду, немного тормознув перед тем, как стянуть с себя кальсоны, на что доктор с язвительной улыбочкой выдал: — снимайте, снимайте, здесь вам нечего стесняться. Вот вашим товарищам, особливо тем, кому повезло оказаться в третьем кабинете… там такая фифа… — Геннадий Васильевич мечтательно возвел глаза к потолку. — Гм-гм, впрочем, молодой человек, вернемся к нашим баранам.