Афера Сатаны (ЛП)

В стенах я слышу всевозможные разговоры, участвовать в которых мне не положено. Чаще всего я не прислушиваюсь. Меня не волнуют чужие банальные драмы и проблемы. Кто с чьим парнем трахается. Но один из разговоров девушек привлекает мое внимание, когда я прохожу мимо одной из спален.

Я приостанавливаюсь и подползаю ближе к стене.

— Он собирается навестить меня сегодня вечером, но я не знаю, хочу ли я этого, — говорит девушка. Проходит мгновение, прежде чем я понимаю, что она плачет. Отыскав небольшое отверстие, чтобы заглянуть в комнату, я приставляю глаз к дырке и осматриваюсь.

Девушки находятся в ванной комнате, не обращая внимания на манекен в душе, которого бьет током от текущей воды. Они еще не включили шумовые эффекты, иначе манекен кричал бы во весь голос, перекрывая их разговор.

Плачущая девушка — Дженнифер. Высокая блондинка, которая всегда была очень милой. Она одета в свой костюм. Ее тело, покрыто белой краской, глаза подведены черным, а платье разорвано в клочья. Она выглядит демонически, но пахнет розами.

Дженнифер разговаривает с другой нашей коллегой, Сарой. Сара пахнет травой. Не привлекательно, но и не злобно. Она — одна из зачинщиц драмы в моем доме. Она всегда откидывает свои мышино-каштановые волосы через плечо и закатывает глаза на людей.

И я гарантирую, что как только Дженнифер закончит жаловаться ей, она тут же побежит и станет пересказывать каждое услышанное слово.

Она сука, но не зло.

— Почему? — спросила Сара, положив бледную руку на плечо Дженнифер. Сара тоже одета как маленькая кукла, хотя ее лицо разрисовано, чтобы казаться милой. Она должна обманывать гостей, заставляя их думать, что она безобидна, пока она не откроет рот и не покажет острые как бритва зубы.

Я заметила, что ее костюм — это метафора ее личности.

— Прошлой ночью, — начинает Дженнифер, слегка нервничая. — Я сильно напилась. И я плохо помню, но, кажется, Гэри занимался со мной сексом, когда я просила его не делать этого.

Сара задыхается, ее глаза расширяются, и она в шоке прикрывает рот рукой. Я кривлю губы, испытывая отвращение к тому, что я только что услышала.

— Он, типа, изнасиловал тебя? — вздыхает Сара.

Еще одна слеза скатывается по лицу Дженнифер. Она прикусывает нижнюю губу и кивает головой.

— Ага, — задыхается она. — Думаю, да. Я помню только обрывки, но он точно занимался со мной сексом, и я… — она запнулась, всхлип оборвал ее предложение. Я подхожу ближе, прижимаясь к стене, словно это может хоть как-то утешить ее.

Сара утешительно опускает ладонь на руку Дженнифер.

— Все в порядке, Дженни, ты можешь рассказать мне, — уверяет она.

Дженнифер фыркает, утирая сопли с носа. Вместе с этим слезает краска с ее костюма.

— Я п-помню, как просила его остановиться. Типа, несколько раз. Кажется, я даже пыталась оттолкнуть его, потому что мне было неприятно. Я помню, как он сжал мои руки и сказал мне заткнуться, когда я продолжала просить его остановиться. А он не остановился! — она заканчивает предложение рыданиями, уткнувшись лицом в руки. Сара обхватывает Дженнифер, прижимая ее к себе, пока Дженнифер продолжает рыдать в своих руках.

Я делаю шаг назад, мое дыхание сбивается, когда в голове крутятся мрачные мысли. Дженнифер изнасиловал ее парень. Только кто-то нечистый мог сделать что-то подобное.

Мои мысли уносятся в глубокую пропасть. Она сказала, что он придет сюда сегодня вечером. Ее парень-насильник будет в моем доме. А я...

Я снова очищу этот мир сегодня ночью. И освобожу Дженнифер.

Глава 3

В возрасте около восемнадцати лет

— Ты только что сказала мне «нет» ?

Папа держит вилку на полпути ко рту, кроваво-красный сок стекает с его стейка и брызжет на тарелку. Я смотрю на капли вместо того, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Смотри на меня! — кричит он, ударяя другим кулаком по столу. Все задыхаются, отпрыгивая в сторону, так как стаканы с водой опрокидываются и проливаются на колени, а столовые приборы падают на пол. Нужно быть сильным человеком, чтобы заставить дрожать стол такого размера. Стол, за которым помещаются все его дети — все восемнадцать и даже больше.

Скривив губы, я встречаюсь с ним взглядом.

Папе нравится смущать меня перед моими братьями и сестрами, но он не понимает, что я не смущаюсь перед ними. Они все смотрят на него с одинаковым презрением — все они просто овцы. Слишком напуганные и с промытыми мозгами, чтобы выступить против него.

Я уверена, что некоторые из них искренне верят, что Бог говорит с папой. Я же вижу просто волка в бабушкиной одежде.

Мама читала мне на ночь «Красную Шапочку», и когда я спросила, был ли папа большим плохим волком в ее сказке, она выбежала из комнаты в слезах. На следующий день она сожгла книгу и сказала, что эту книгу сотворил дьявол, и она не должна была читать ее мне.

— Ты. Сказала. «Нет». Мне ? — спрашивает он, выделяя каждое слово сквозь оскаленные зубы. В его зубах застряло мясо, и от этого зрелища мой желудок скручивает от отвращения. Я хочу увидеть его мясо, застрявшее в зубах другого животного. Чего бы я только не отдала, чтобы увидеть, как лев разрывает его тело на куски и пирует его черным сердцем.

— Это то, что ты услышал от меня ? — спокойно бросаю я вызов.

Папа сказал, что сегодня вечером я должна собрать всех девочек и привести к нему для его ночного ритуала. Где он кормит их нектаром Бога. Я отказалась и назвала его нечестивым.

Его лицо покраснело, а почти черные глаза выпучились. Он уродливый мужчина. У него поредевшие каштановые волосы, которые в нескольких местах обнажают кожу головы. Квадратная челюсть и орлиный нос. Он родом из Румынии, и до сих пор разговаривает с акцентом. Он использует свой акцент как оружие, наряду со своим обаянием и харизмой. Так он привлекает всех своих последователей. Так он промывает им мозги.

— Положи руку на стол.

— Нет, — шепчу я.

Он смеется. Это дьявольский смех, который свидетельствует о том, что его терпение иссякло.

— Если ты не сделаешь этого, я накажу твою мать. Она не очень хорошо тебя воспитывает.

Моя маска трескается всего на мгновение. Моя губа дрожит от угрозы, и мне приходится резко прикусить ее, чтобы остановить дрожь. Но он уловил это. Папа знает, что она — моя слабость. Он знает, как сильно я люблю маму.

Не спеша, я опускаю руку на стол, держа ее подальше от него.

— Сюда.

Я стискиваю зубы, слезы жгут глаза. Я не позволю им вырваться наружу — это только подстегнет его.

— Разве Господь сказал, что я должна быть наказана ? — спрашиваю я, упираясь.

— Да, сказал, Сибель. Он видит все, что ты делаешь. Все грязные вещи, которые ты делаешь, когда не думаешь, что я тебя вижу. И как ты продолжаешь неуважительно относиться к единственному ученику Бога. Как ты думаешь, что Он чувствует в связи с этим ?

Я молчу. Если я скажу папе, что не верю, что Бог говорит с ним, он меня убьет. Это фундамент, на котором построена Баптистская Церковь Сэйнтли. Бог говорит с папой, а он передает Его послание своим верным прихожанам. Они поклоняются папе, они не поклоняются Богу.

По какой-то причине они верят в его ложь. Даже несмотря на то, что я видела, как папа творит исключительно злые вещи. Нечестивые вещи.

— Неси свою руку сюда, Сибель, — снова приказывает он, когда я не отвечаю.

Я делаю глубокий вдох и кладу руку на стол перед ним, с вызовом выпячивая челюсть. Он смотрит на меня, не двигаясь в течение тридцати секунд. Затем он быстро, как хлыст, поднимает вилку и вонзает ее в верхнюю часть моей руки.

Из меня вырывается вопль, и я зажмуриваю глаза от боли.