Страница 22 из 38
Леопарды, как бы голодны они ни были, тоже никогда не посягают на нас.
Из травоядных жителей джунглей нас одних никто не смеет беспокоить. Конечно, порой приходится слышать о неприятных встречах с носорогами, но по большей части это просто болтовня старых дураков. Однажды слон ста десяти лет от роду уверял меня, что носорог хотел защекотать его своим рогом до смерти. Я ощупал хоботом его брюхо, но не нашел там ни подозрительных следов, ни запаха. Так что мне кажется, все это просто выдумки. Слоны на старости лет часто болтают всякий вздор.
Буйволы, олени, змеи и кабаны нам нисколько не докучают. В воде мы не боимся крокодилов. Как видите, в джунглях у слона нет врагов. Но от этого нам не легче, потому что в городе живет бесхвостая обезьяна — человек, от которого нет спасения. Звери не могут причинить нам вреда, но он со своим ружьем всюду сеет смерть. Слоны говорят так: «Человек — это зверь с ружьем». Что может быть страшнее! И хотя человек — гроза всех птиц и зверей, он лицемерно утешает себя: «Ах, я слабый, я беззащитный!»
Но вернемся теперь к моему стаду. Став вожаком, я на другой же день снова должен был состязаться с человеком в хитрости. Случилось это вечером у озера, где растет лотос.
Помните, как люди пытались заманить нас в ловушку? Так вот, некоторые из них далеко обогнали нас и залегли в тайниках. Мы прошли мили четыре, и едва начало смеркаться, как у озера люди стали вонзать в нас огненные жала пуль. К счастью, лес был такой густой, что они вместо нас попадали в деревья. А может быть, они хотели только повернуть нас назад, к ловушке.
Что мог поделать я, неопытный тридцатилетний слон?
Вокруг летали огненные осы, и товарищи мои пришли в волнение. Одна пуля задела мне спину. Что было делать?
Тут я вспомнил наставления матери: «Смелому не страшна опасность, труса же всюду найдет смерть». Со-брад все силы, я поступил так же, как мой отчим, когда нас окружили люди. «Бежим к озеру», — шепнул я восьмидесятилетнему слону, шедшему за мной. Он передал приказ дальше, и через мгновение все уже знали, что нужно делать. Мы прорвались сквозь заслон пуль, как ветер сквозь рыбачью сеть. Двигались мы так бесшумно, что самое упоминание об этом кажется невыносимо громким. Вот мы уже прокрались мимо людей — по запаху я убедился, что теперь они далеко позади. Наконец перед нами блеснула открытая гладь озера — там было еще слишком светло, чтобы мы могли спрятаться. Но я сделал то же, что и прежде, когда был малышом. Я вошел в воду, произведя не больше шума, чем если бы на озере лопнул пузырь, и погрузился в воду всем телом. Только кончик хобота остался на поверхности, но и его я спрятал под лист лотоса. Друзья последовали моему примеру прежде, чем люди поняли, куда мы скрылись. Теперь нас нелегко было найти. Хотя люди вскоре пришли к озеру — я чувствовал это по запаху, — они не знали, где нас искать. Слонята тоже притаились под водой и, поворачивая свои хоботы-перископы, знали, куда идут охотники. Прошло много мучительных часов. В беде время тянется медленно, а в радости оно летит как стрела. Тьма сгущалась. Торжественное безмолвие, отделяющее день от ночи, скользнуло по поверхности озера, и все вокруг успокоилось до утра. Вдалеке глухо рычали тигры, ухали совы, над нашими головами хлопали крыльями летучие мыши, а мы под покровом темноты шли по дну озера. Так я впервые применил свою власть. Гордился ли я собой? Мы шли целый час, и я слишком устал, что, — бы думать об этом. Когда мы вышли на берег, я сказал своим слонам только одно: «Идите ешьте досыта».
ГЛАВА VI
Снова о вожаке
Итак, Сирдар продолжает свой рассказ:
«А теперь, прежде чем идти дальше, я должен рассказать вам о слоновьей вере. Поклонение богам так же необходимо всем в джунглях, как вода.
Дважды в день, на утренней и вечерней заре, в миг торжественного молчания, все звери замирают на месте. Они благоговейно встречают или провожают своего друга божественное Солнце. Орел над облаками, сокол в поднебесье, кролик в траве, тигр в своем логове, обезьяна на дереве, буйвол на берегу озера — все благоговейно созерцают появление или уход Солнца, светозарного лотоса.
Все звери чтят Солнце и его невесту — Луну. Если не верите, откройте пошире свои незрячие глаза и понаблюдайте в сумерки за птицами и зверями. В этот час смолкают все раздоры, и голод не порождает смерть. В благоговейном страхе поклоняемся мы своему богу. Как тело не может обойтись без воды, так душа не обходится без кумира. Тот, кто не поклоняется Солнцу, жив лишь наполовину. Поэтому слоны, как все другие звери, имеют свою религию.
Я зорко следил за тем, чтобы два раза в день совершался обряд поклонения. Этого требовала моя душа. Иначе я не мог бы выполнять свой долг.
А теперь я продолжу свой рассказ о том, каким должен быть вожак. Пища и вода достаются нам совсем нелегко. В стаде, где каждый слон съедает в день от тридцати до пятидесяти фунтов веток и травы, вожак должен хорошенько подумать, прежде чем избирать какой-либо путь. Если ветки на деревьях сочные, впереди, надо думать, много хорошего корма. Если же все деревья сухие, можно не сомневаться, что в этой части джунглей нет изобилия. Лучше всего повернуть в другую сторону, Каждые несколько часов стадо должно пить. Поэтому и пути вожак обязан думать о воде. Обычно старый опытный слон точно знает, где ее найти, но новичку ироде меня пришлось прибегнуть к чужой помощи. Иногда другие вместо меня вели стадо к озеру или реке, которых я не заметил прежде. После пищи вода для питья и для купания слонам важнее всего. Вожак, который пренебрегает этим, не удержится на своем месте больше двух дней. Мой совет всем вожакам, молодым и старым, — в минуту неуверенности всегда спрашивать мнения тех, чья жизнь может подвергнуться опасности из-за твоего ложного шага.
Я сказал, что по вкусу веток можно узнать, вдоволь в этом лесу пищи или нет. Не менее важен для нас и запах. Мы чуем воду за многие сотни ярдов. Но так как нос слону заменяет хобот — главное наше сокровище, я скажу о нем отдельно.
А теперь послушайте, каковы достоинства наших ушей. Пожалуй, для слона они гораздо важнее глаз. Глаза у нас маленькие и почти неподвижные. Чтобы оглядеться по сторонам, мы вынуждены поворачиваться всем телом. Но за этот недостаток нас вознаграждают уши, которыми мы можем шевелить как угодно. Они двигаются свободно, как голова у оленя. Слух наш острее всех других чувств. Своими широкими ушами, которые шире самого крупного листа лотоса, мы слышим гораздо больше звуков, чем другие животные. От нас не укрываются самые тихие шорохи. Мы слышим даже полет комара. Звук, недоступный слуху оленя или пантеры, наши уши ловят, как паук ловит муху в свою паутину.
Но и это еще не все. Мы всегда без ошибки различаем звук и его эхо. Когда левое ухо прислушивается к хрусту ветвей где-нибудь на берегу реки, правое повернуто так, чтобы отчетливо слышать его эхо, отраженное водой. Не будь у нас этого дара различать звук и эхо, нам жилось бы куда труднее, чем теперь.
Однажды я совсем один пошел на водопой к большому озеру. В полуденный час воздух там был недвижен. Ничто не тревожило тишину. Я погрузил хобот в воду тихо-тихо, как змея заползает в нору. И вдруг над моей головой послышался шелест листьев. Я быстро повернул ухо к воде, которая отразила эхо этого слабого шума, и сразу понял, кто копошится там наверху. Этот отвратительный шорох не оставлял никаких сомнений. Я узнал его по трепетному отголоску, пролетевшему над гладью озера.
Я не спеша напился и пошел искать своих товарищей. Но, по правде говоря, эта встреча была мне неприятна.
Терпеть не могу змей, и больших, и маленьких.
А теперь я расскажу о том, какой замечательный у слона нос. Ему просто цены нет. Для нас он полезен втройне: с его помощью мы чуем, запахи, пьем и едим. Собственно, слово «хати» — слон — происходит от «хат» — рука. Поэтому нас и называют «хати», животными с рукой впереди головы.