Страница 80 из 88
— Боюсь, что уже слишком поздно для этого.
Она вскакивает на ноги и начинает ходить по комнате. Ее зеленые глаза искрятся гневом, но, судя по ее контролируемому дыханию, она изо всех сил старается сохранять спокойствие.
— Я никогда не перестану бороться с тобой, — говорит она, поворачиваясь ко мне.
Я встаю и медленно приближаюсь к ней. — Я знаю, — говорю я. — Но это не потому, что я женился на тебе против твоей воли. Дело даже не в том, что я держу тебя в своем доме.
Она поднимает брови в саркастическом недоверии. — Это не? — недоверчиво спрашивает она. — Ну, тогда, доктор Воробьев, скажите мне ваш диагноз.
— Это потому, что ты ненавидишь, у тебя есть чувства ко мне. И поскольку ты не можешь это контролировать, ты борешься, злишься, кричишь и оскорбляешь. Потому что это единственный способ накормить свою совесть. Продолжать притворяться, что ты тот, кем ты себя считаешь.
— У меня нет к тебе чувств.
— Я не заставлял тебя трахать меня, Камила, — бросаю я ей. — Ты сделал это сама.
Она отшатывается и отворачивается, чтобы я не мог видеть ее лица. — Ты воспользовался этим, — говорит она. — Я была уязвима…
— Настолько уязвима, что ты спала со мной, когда считала себя помолвленной с другим мужчиной?
Я знаю, что я суров. Может быть, даже несправедлив. Но я ничего не могу с собой поделать.
Она попросила об этом.
Она хотела правды, и это именно то, что я ей даю.
— Я… я не должна была, — говорит она слегка дрожащим тоном. — Я никогда не должна была… позволять тебе…
— Что? — Я требую. — Манипулировать тобой? Я ничего подобного не делал. Тебя всегда влекло ко мне, Камила. С первого момента ты обратила на меня внимание.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что я увидел это в твоих глазах той ночью, когда ты смотрела на меня. Вот почему я подошел к тебе — потому что ты выглядела так, будто попала в ловушку.
— Возможно, я попала в ловушку, но мне не нужно было, чтобы ты меня спасал.
— Может, и нет, но я принял решение. И ты меня точно не оттолкнула.
— Ты бы послушался, если бы я послушалась? — возражает она. – Бери, что хочешь, разве не так, Исаак? Ты берешь то, что хочешь, и тебе наплевать на то, что думают, хотят или любят другие. Просто бери, бери и бери.
— В тебе много чего, Камила. Но трусиха не из их числа. Так что перестань вести себя так.
Она бросается вперед и толкает меня в грудь. Это ничего не делает.
— Думаешь, я из тех мужчин, которые будут навязываться женщине? — Я продолжаю. — Посмотри на меня сейчас и скажи, что ты искренне в это веришь.
Она не говорит ни слова.
— Я обратился к тебе, потому что знал, что ты этого хочешь. Я трахнул тебя, потому что знал, что ты этого хочешь. И каждый раз, когда мы трахались, это было потому, что твоя киска промокла для меня.
Она съеживается, но не может ничего отрицать. Я делаю шаг вперед. Я ожидаю, что она отступит, но она стоит как вкопанная, перебирая мои слова так, словно все еще пытается их осмыслить.
— Ты говоришь, что я чудовище. Если ты в это веришь, Камила, если ты действительно так думаешь, то я даю тебе обещание прямо сейчас. — Я делаю еще один шаг вперед, пока мы практически не оказываемся нос к носу. — Я больше никогда не буду заниматься с тобой сексом. Я никогда не поцелую тебя, не прикоснусь к тебе, не заставлю кончить, выкрикивая мое имя. Я никогда даже не посмотрю на тебя… если ты сможешь посмотреть мне в глаза и сказать, что ты этого хочешь.
Что-то мелькает на лице Ками. Она мне не верит. Вероятно, это как-то связано с моей близостью. Это пик борьбы, и это всегда было прямо перед тем, как я схватил ее, поцеловал, сделал ее своей.
Волнение дрожит прямо за неверием. Она ожидает, что мы пойдем тем же путем, что и всегда.
Но она недооценивает мое чувство контроля.
Я могу сопротивляться чему угодно, когда мне нужно.
Включая ее.
— Я тебя сейчас оставлю, — говорю я, отворачиваясь.
— Ты… — она замолкает почти сразу.
Я поворачиваюсь к ней с поднятыми бровями. — Да?
— Ты уезжаешь?
Я должен сопротивляться желанию злобно усмехнуться. — Я ухожу, — подтверждаю я. — Я имел в виду то, что сказал, Камила. Думаешь, я манипулирую твоей уязвимостью, эксплуатируя твое влечение ко мне? Тогда я остановлюсь.
Она внезапно дергается. Судорога, словно слова, пытается вырваться из нее, и она не дает им вырваться.
— Это то, чего ты хочешь… не так ли?
Ее глаза расширяются, а затем гнев возвращается. Быстрый как вспышка. — Ты хочешь, чтобы я доказала, что ты прав, не так ли? — шипит она. — Ты хочешь, чтобы я умолял тебя остаться? Умоляла тебя трахнуть меня?
— Никто никогда ничего не говорил о попрошайничестве.
— Влечение — это не любовь.
— Я никогда не говорил, что это было.
— Тогда почему ты и все остальные продолжаете намекать, что я… — она обрывает себя.
— Что подразумевается?
— Ничего.
— Думаешь, все остальные тоже пытаются тобой манипулировать? — спрашиваю я, поддавшись ее гневу. — Думаешь, это какой-то сложный заговор, чтобы заставить тебя остаться со мной?
Она качает головой. — Прекрати… перестань говорить. Ты путаешь меня.
— Не вини меня за это, — рявкаю я. — Ты запутались. Оставь меня в покое.
— Что это должно означать?
— Это означает, что ты ведешь какую-то внутреннюю битву за то, кто ты есть и чего хочешь. Часть тебя хочет меня, но ты просто слишком боишься признаться в этом.
— А ты?
— А я что?
— Что ты хочешь?
Я напрягаюсь, пытаясь разобраться в последствиях этого вопроса. — Мы это уже обсуждали, маленькая kiska. У меня есть то, что я хочу, потому что я беру это.
— Как будто ты взял меня.
Я жестоко смеюсь. — Я никуда тебя не водил, Камила. Ты пришла со мной.
42
КАМИЛА
Я в беспорядке. В полном адском бардаке.
— Дорогая, что случилось? — спрашивает Бри, как только слышит мой голос по телефону. — Что случилось?
— Это Исаак.
— Он причинил тебе боль? — немедленно требует она, ее тон становится твердым, как кремень.
— Не… я… нет, — хнычу я. — Не таким образом.
— Господи, Ками.
— Что?
— Это было совсем не убедительно.
Я делаю глубокий вдох, но не успеваю собраться с мыслями, как разражаюсь слезами. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я так плакала. Большие, булькающие слезы, которые заставляют меня чувствовать, что мне снова семь лет.
Я слышу, как Бри вздыхает и плюхается на их скрипучий диван. — Ками, дорогая, я могу позвонить Эрику. Я могу сказать ему, где ты. Ему потребуется некоторое время, чтобы добраться до тебя, но…
— Нет, нет, — быстро говорю я. — Прости, это было… Я чувствую себя идиотом.
— Хочешь начать звонок сначала?
Я слабо улыбаюсь и киваю.
— Ты киваешь, Ками? Потому что ты знаешь, что я не могу тебя видеть, верно?
Я смеюсь, задыхаясь на мгновение, прежде чем мне, наконец, удается взять себя в руки. — Извини. Да, я кивала.
— Так и думала.
— Откуда ты так хорошо меня знаешь?
— Я практически вырастила тебя, помнишь?
Вот так, снова наворачиваются слезы. — Я знаю, что ты это сделала. А теперь ты воспитываешь моего ребенка.