Страница 39 из 59
Ключ от квартиры я носил на шее (тот болтался на шнурке, будто нательный крестик). Замок открыл без проблем: смазал его ещё месяц назад. В середине июля я не выдержал скрипов и скрежетов (которые в Надиной квартире раздавались едва ли ни отовсюду) — выпроводил Надежду Сергеевну на работу и прошёлся по квартире с маслёнкой и отвёрткой. Обработал дверные петли, подкрутил саморезы и шурупы. Отремонтировал выключатель в прихожей. И даже заточил ножи. Не сунулся только к бачку от унитаза — уж очень ненадёжной конструкцией он мне показался: ржавая труба, цепь… Пометил себе тогда, что сантехника требовала замены (вспомню об этом, когда разживусь деньгами).
Распахнул дверь — пропустил молчаливую Зою вперёд. Не заметил на лице девчонки ни смущения, ни робости. Она бодро поздоровалась с выглянувшей их комнаты Надей. Сама объяснила той причину своего нежданного появления. «Алые паруса»? Конечно, есть!» Мишина мама рванула в мою спальню. А я предложил Каховской надеть тапочки — не яркие, как у неё дома, а самые обычные, со стоптанными задниками. Девчонка отказалась. Заявила, что спешит; что пришла не в гости, а за книгой. Она едва ли не с опаской огляделась по сторонам, будто раньше не бывала в стандартных советских квартирах — с пожелтевшими от времени обоями и сеткой трещин на потолке.
Надежда Сергеевна тоже уговаривала Каховскую задержаться. Засыпала ту комплементами (заценила и сарафан). Обещала напоить гостью чаем и накормить оладьями (я уже уловил в воздухе их запах). Но Зоя потрясла головой. Сказала, что отлучилась из дома «на минуточку». Сообщила, сегодня ещё не делала математику (?). Да и маму она не известила об уходе — та скоро будет её искать. Надя предложила созвониться с её родителями и «отпросить» девчонку «на часик». Но Зоя покосилась на рыкнувший вдруг холодильник — снова помотала собранными в хвост волосами. Каховская сунула в сумочку томик Грина, энергично поблагодарила Надю за книгу — попрощалась с нами.
Зоя ушла — резво побежала к ступеням.
Я помахал ей на прощание рукой, прикрыл дверь.
И вспомнил о том, что у Каховских меня не покормили («торжественное чаепитие» обернулось одной крохотной чашкой кофе). Сообщил Надежде Сергеевне, что голоден.
Прошёл вместе с Надей на кухню (Иванова понесла туда кастрюлю с супом). Около плиты запах выпечки троекратно усилился (оладьи, сложенные пирамидкой на тарелке с отбитыми краями, тут же привлекли моё внимание).
Я сглотнул слюну и сообщил Мишиной маме, что завтра мы с ней поедем в комиссионку за швейной машиной. Передал ей рассказ Елизаветы Павловны (о подаренной на юбилей Подлянке).
Заявил, что нам это предложение подходит; и что мы его не упустим. И не подведём Елизавету Павловну: ведь ради нас она «пошла на нарушения».
Надя растеряно помахала ресницами (её рука при этом не дрогнула — заполнила супом алюминиевую миску почти до краёв). Пролепетала что-то невнятное о нехватке денег.
Я эффектно выложил на столешницу десятирублёвые купюры — одну за другой. Взглянул на удивлённое лицо Надежды Сергеевны — сыпанул поверх красноватых банкнот блестящие монеты.
— Деньги есть, — сказал я. — А завтра у нас будет швейная машинка.
Вечером я старался не вспоминать о своём разговоре с Каховским. Чтобы не сожалеть о том, что сказал ему сегодня так мало. Понимал, что каждый день моего промедления обернётся новыми смертями — вполне вероятно. И в то же время сознавал, что не стоило сразу вываливать на майора милиции, старшего оперуполномоченного Верхнезаводского УВД ворох ничем не подтверждённой информации.
Юрий Фёдорович пока не верил мне на слово. Да и кто бы на его месте поверил? Но я предоставил ему возможность удостовериться в правдивости моих сведений. Логика подсказывала подождать, когда майор проверит мой рассказ об ограблениях пенсионеров. До восьмого августа оставалось не там много дней. И я почти не сомневался, что после этой даты доверие ко мне со стороны Каховского многократно возрастёт.
Не смог отвлечься просмотром телевизора: не выдержал и десяти минут бездействия около чёрно-белого экрана. Хотя Надежда Сергеевна увлечённо смотрела старенький итальянский фильм («Фигаро — здесь, Фигаро — там»). Мне же надуманная история о Фигаро не приглянулась (как и игра иностранных актёров). Я зевнул и отправился в свою спальню. Улёгся на кровать, воскресил в памяти сегодняшнюю Зоину болтовню.
Впервые порадовался, что очутился именно в теле Миши Иванова. Не потому что у парня случались эти странные припадки (без них я бы прекрасно обошёлся). Мне повезло с Мишиным характером. Особенно с учётом уже неминуемой учёбы в школе. У парня в классе не было друзей. И это я считал для себя великолепным обстоятельством: не представлял, как участвовал бы в школьных игрищах и интригах.
Аттестат об общем среднем образовании мне понадобится — тут я не нашёл с чем спорить (каким бы я себя умным ни считал). Как поговаривала тётушка: «Без бумажки ты какашка». Позже я убедился в правдивости её слов. Школьный аттестат был одной из тех самых необходимых мне «бумажек». Да и чем ещё заниматься «нормальному советскому десятилетнему ребёнку», если ни протирать штаны за школьной партой?
Мишу Иванова одноклассники считали «странным» и замкнутым — это я понял из рассказа Зои Каховской. Первого сентября никто не бросится ко мне с расспросами о том, как я провёл лето. И это замечательно: не представляю, как бы я вынес участие в детских дискуссиях. Мой разум не настроен на одну волну с мозгами четвероклассников. Это я определил по общению с председателем Совета отряда четвёртого «А» класса.
Почувствовал себя дядюшкой, которого навестила племянница — пока болтал с Зоей. Так и не сумел подстроиться в разговоре с Каховской под её возрастную категорию. Представил, как обсуждал бы с одноклассниками «достоинства» Светки Зотовой или Зои Каховской — усмехнулся. Задумался: какие именно женские «достоинства» интересовали учеников четвёртых классов? Ответ на этот вопрос не придумал.
В спальню вошла Надя. Поинтересовалась, почему я ушёл из её комнаты. Предложила переключить телевизор на «что-нибудь интересное», если итальянский фильм мне не понравился. Я мысленно усомнился в том, что нынешнее телевидение могло меня чем-либо заинтересовать. Но не озвучил свои сомнения. Поделился с Мишиной мамой своими рассуждениями на школьную тему (не всеми, разумеется).
Сказал, что не помню своих одноклассников — никого. Пожаловался, что не вспомнил, с кем сидел за одной партой; не воскресил в памяти облик своих школьных друзей. Что даже позабыл, как выглядела Света Зотова! Рассказал Надежде Сергеевне, что Зоя Каховская говорила сегодня об этой Зотовой. Настаивала, что позабыть Светку невозможно. А я не вспомнил лица той девочки. Словно и не видел его никогда.
— Ну, это не беда, — сказала Надя. — Подожди минутку.
Она поспешно ушла из комнаты. И вскоре вернулась — принесла пухлый чёрный конверт из-под фотобумаги. Высыпала содержимое конверта на мою кровать.
— Сейчас отыщем твою Зотову, — заявила Надежда Сергеевна. — Не переживай.
Она принялась перебирать чёрно-белые фотографии (заметил я и парочку цветных, но… странных, будто раскрашенных вручную или поблекших). Она раскладывала фото на три кучки. В первую отправляла те, где виднелись детские фигуры в школьной форме. Во вторую складывала изображения Миши Иванова — те, где её сын был заснят в одиночестве, либо в компании взрослых. В третью бросала прочие фото — без Миши.
— Вот она, — сказала Надежда Сергеевна.
Ткнула ногтем в белокурую голову курносой девчонки.
— Это и есть Света Зотова, — пояснила Надя. — Узнаёшь?
Лицо девочки показалось мне знакомым, словно я видел его раньше (в прошлой жизни). Вот только я не вспомнил, где пересекался с этой курносой. Или встречал эту девчонку уже взрослой? А может, знал её родителей или… детей? Я не выудил из памяти конкретные сведения от Зотовой — покачал головой.