Страница 2 из 50
— А драгоценности считались вашими или его? Где они хранились? Простите за любопытство, но это опять же имеет дело к моему расследованию, если можно так выразиться.
— Они считались моими. Я брала в поездки всё, что хотела. Один раз я потеряла кольцо с турмалином, ну, даже это был не турмалин, а его редкая разновидность.
— Параиба, наверное, — вставил Богдан.
— Да, забыла, с кем имею дело, параиба, конечно. Расстроилась. Подняла полицию на ноги. В Италии было дело. Но кольцо так и не нашли. Приезжаю, а он уже всё знает. Сказал, чтобы была внимательнее и всё. Представляете?
— Да, странно как-то. Вы часто уезжали?
— Как сказать На отдых он меня отпускал. Я даже сама выбирала, куда мне поехать без оглядки на стоимость отеля или СПА.
— Вас послушать, Виктория, вы жили в каком — то беззаботном благополучии, если не считать, конечно, ситуации с детьми.
— Я стала алкоголичкой, Богдан. Запойной алкоголичкой. Иногда даже думала, что это мой покойный муж мне прислал привет с того света. Но на то были свои причины. Представляете себе, что вы живёте с человеком, который никогда ни о чём вас не спрашивает, кроме физических передвижений и, может быть, содержания съестных запасов. Вы для него биоробот, круг общения которого строго ограничен. Его, по существу, и не было — ни друзей ни подруг. Сначала я держалась, как могла, занималась спортом, купила себе лошадь, плавала в бассейне, писала акварельки. Мало этого, я написала несколько статей о мало массивных галактиках, о нетипичных, с низким темпом металличности.
— Правда? Карликовые галактики? Удивительно!
— Ну, да. Они и есть, наверное, те строительные кирпичики, из которых построен наш мир. Меня они привлекали ещё со студенческой скамьи.
— И что же? Вам удалось опубликовать ваши статьи?
— Я получила полный запрет на занятия подобными вещами. Какая публикация! Он пришёл в такую ярость, как будто я написала порнографический роман, где главная героиня ослица Рафаэла живёт с сельским учителем.
— Вполне современно, — Богдан сделал маленький глоток кофе.
— Мы ругались тогда, как два грязных доходяги из-за последних ста рублей. Что уж там было, от чего он рассвирепел, я так и не поняла. Для меня это был удар. Взял с меня слово, что я никогда не буду заниматься «этой галиматьёй», так и визжал: «этой примитивной галиматьёй». Называл меня последними словами. После склоки я и начала пить.
— Забудьте. Постарайтесь всё забыть. Прошлого нет. Остаётся опыт, который трансформируется и делает нас мудрее. Мне это очень хорошо известно.
— Но вы такой молодой, чтобы так говорить об опыте, Богдан, — она немного стушевалась и пожалела, наверное, что это сказала, потом вздохнула, посмотрела на нетронутое пирожное и продолжила, — хотя, разве можно до конца понять человека? Прошлого нет. Как просто! Я замолчала тогда из-за детей. Он же пригрозил, как обычно, что будут проблемы и так далее.
— Какие проблемы? Возвращать же он их не собирался, мне кажется.
— Он лишал меня возможности их видеть. Так было не раз. Разговаривала по скайпу с ними я только раз в месяц по полчаса с каждым. Постепенно они отдалялись. Кто знает, что они обо мне думали, и как им преподносилось то, что будучи такими состоятельными людьми, мы к ним не приезжаем, не возим их на море, например.
— Они знают, что ваш муж не их физиологический отец?
— Да, — вздохнула Виктория, — они всегда это знали. Один раз я, правда, выклянчила своим хорошим поведением поездку с ними на яхте по Средиземному морю. Прекрасная была поездка. Он с нами, слава Богу, не поехал. Но хватит об этом, Богдан.
— Почему? Всё правильно. Я ещё не всё понял про него.
— Да уж. Субъект, что надо. Есть ещё одна вещь, которую я хотела вам сказать.
— Что же? Я слушаю.
— Я думаю— она немного наклонилась, чтобы быть поближе к Богдану, который сидел на противоположной стороне столика, — Я думаю, что Игорь в опасности. Спрячьте его. Вы это можете, — Виктория пристально посмотрела ему в глаза.
В воздухе чувствовался запах камня и некоторых минералов. Но сидящие на небольших скамейках, тоже каменных, люди не обращали на это внимания, потому как находиться на глубине нескольких десятков километров под землёй было не просто для них привычным делом — это был их родной дом. Запах чувствовался на глубинном, подсознательном уровне, как человек с Поверхности чувствует лёгкий запах дерева, сидя в деревянной избе и понимая, что всё в порядке.
Гигантский куполообразный зал, высеченный из гранита, освещался ровным белым светом. Источников этого света внешне найти было невозможно. Светло-коричневые стены зала, отполированные до зеркального блеска, придавали ему торжественность и передавали всю красоту породы.
С противоположных сторон красовались высокие двустворчатые двери без ручек, чуть более насыщенного тона, чем стены и потолок, по две с каждой стороны. На створках двери блестели восьмиконечные золотые и красные звёзды. На левой створке — золотая, на правой — красная. У каждой двери стояло по два высоких охранника в белых туниках, таких же, как и на остальных присутствующих. Можно сказать, что все, и мужчины и женщины, были одеты одинаково — белые до пола туники с капюшонами и сандалии на босу ногу.
Различием служили лишь подвески, сверкавшие металлическим блеском. Подвески, или амулеты, в виде Сатурна были трёх видов, с разными вставленными камнями: одни были с чёрным камнем, расположенным сверху справа, где на часах обычно изображается отметка три часа, вторые — с зелёным, сверху слева, где часы показывают девять, и третьи — с розовым, снизу посередине, там, где шесть часов.
На некоторых висели подвески в виде серебряной пятиконечной звезды, на некоторых — в виде диска со стилизованной свастикой или в виде подковы, похожей на омегу с восьмиконечной звездой внутри, также был символ, похожий на песочные часы, символ Ориона.
Каждый амулет представлял одну из семи основных групп Альянса Внутренней Земли и указывал на их разницу между собой. Но это были не просто ювелирные украшения, так как сидя на скамейках, поставленных в три ряда овалом вокруг большого каменного стола, каждый из присутствующих едва заметно постукивал по своему амулету. В ответ на эти постукивания с амулетов слетали маленькие голограммы.
Внешне представители групп заметно отличались от друг друга. Те, что носили «песочные часы» были похожи на негроидную расу с кожей бронзового цвета и крепким телосложением, ростом примерно 180 сантиметров.
Те, что со свастикой, ничего общего не имевшей с символом фашистской Германии Второй мировой, напоминали высоких худощавых азиатов или индусов с бледно-голубой кожей, через которую будто просвечивают вены.
Следующая, что с серебряной звездой, отличались средним, ближе к низкому, ростом и были похожи на Средиземноморское население, с тёмными волосами и смуглой кожей.
Представители с висящей на груди подковой, похожей на Омегу, и остальные с изображением Сатурна ничем не отличались от европейцев и славян, но были несколько уже в плечах, их можно было назвать тонкокостными белыми. Правда, цвет волос варьировал от тёмно-русового до почти белого, также, как и цвет глаз.
У представителей группы с символом Сатурна, особенно с розовым камнем, были ярко синие большие глаза. Между собой они общались, если не ментально, то на своём древнем языке, но языки Поверхности им тоже были не чужды. Чаще всего использовали английский, русский, хинди и китайский, но, при необходимости, могли быстро включиться в любой другой. Единственное, конечно, оставался акцент, точнее, несколько искусственный синтаксис и интонации.
Альянс Внутренней Земли собирался нечасто, для этого обычно созревали трудно разрешимые противоречия между группами, которые доводили до реальных столкновений и жертв, или его собирали назревающие, опасные для всех, процессы на Поверхности. Сейчас был именно такой случай. Становилось ясно, что в силу серьёзных причин разного характера, люди с Поверхности начали овладевать более сложными технологиями, которые в некоторой степени могли создавать угрозу гармоничному развитию планеты, на которой они жили уже около двадцати миллионов лет. Они считали себя теми самыми изначальными людьми, были свидетелями крупных и мелких катаклизмов.