Страница 39 из 74
Совершенно лысый, со сморщенным от возраста лицом, больше подходящим какому-нибудь очень старому викингу, чем жителю средиземноморского бассейна. Единственное, что осталось прежним — выцветшие глаза. Настоящему монаху Василию навскидку было под девяносто лет, и, учитывая этот возраст, он еще неплохо владел своим телом. Но это как раз объяснимо — магия укрепляла его организм. Хотя и у нее есть свои пределы.
Надев обратно нитку с медальоном, он вновь обрел внешность древнего грека.
— Этим можно как-то управлять? — уточнил я, ничуть не удивленный возможностями артефакта. — Будет крайне затруднительно работать Хранителем, если я стану выглядеть иначе. Ведь, насколько я понял, наибольшую ценность для вас я представляю именно как Дмитрий Алексеевич Романов. Если же я превращусь в кого-то другого, у меня не останется ни связей с окружающими, ни доступа к представителям власти.
Василий улыбнулся.
— Управление сменой облика не предусмотрено, — произнес он. — Но как раз об этом тебе беспокоиться и не стоит, Дмитрий. Никто не заставит тебя носить артефакт постоянно. Никто из Хранителей этого не делает, кроме меня. Но я уже стар, и мне можно простить некую эксцентричность.
В это заявление я не поверил. Наверняка за любовью Василия к облику Основателя скрывается некая причина. Возможно, он прячет от окружающих свое истинное лицо, чтобы его не смогли найти недоброжелатели. Хотя к его годам, конечно, большинство вероятных врагов уже обычно мертво от старости.
— Но пока что это вопрос, который мы затронем позднее, — произнес монах. — Как ты наверняка уже догадался, чтобы новый Хранитель получил свои способности, его предшественник должен сложить с себя полномочия.
Я кивнул.
— До этого момента мы еще дойдем. Пока что тебе предстоит встреча со всеми Хранителями, — объявил Василий. — Предупреждаю тебя сразу, чтобы ты не питал иллюзий: не все Хранители настроены к тебе благожелательно. Ко всему прочему, твои успехи на поприще новых технологий могут быть интерпретированы, как доказательства против тебя.
— Вот как? Подозреваете, что я и есть тот самый сингуляр, которого вы должны остановить? — усмехнулся я, разводя ладони. — Тогда у нас проблема, Василий. Я не могу доказать, что я не гость из космоса. В то время как вы, обладая какими-то секретными техниками опознания пришельца, можете утверждать что угодно. И обвинять кого угодно. Видишь ли, у меня есть некоторые проблемы с доверием. И Людвиг может рассказать, почему я вынужден относиться к твоим словам с некоторой долей скепсиса.
Он кивнул.
— Справедливо. Но тебе самому доказывать ничего и не придется, — сказал он, ставя пустую чашку на блюдце и протягивая руку к щипцам. — Существует способ определить, правы мы или нет.
Я вскинул бровь, наблюдая, как монах заново кладет в чашку кусок за куском.
— Вот как? — спросил я.
— Разумеется, — кивнул Хранитель. — Как бы мы вообще функционировали в качестве общества, надзирающего за человечеством, если бы не понимали, кто наш враг? Убивая любого технически подкованного человека? — открыто усмехнулся он, бросив на меня чуточку насмешливый взгляд.
Это было крайне любопытно.
Понятно, что меня отлично знали другие сингуляры. И, к примеру, описать характер, мышление, принципы — то есть то, что составляет собой саму личность, они могли. Но теперь мы не только в разных мирах находимся, но и по времени разошлись — магию сингуляры принесли в семнадцатом веке. А на дворе двадцать первый.
Я изменился, и уже не слишком похож на себя прежнего.
Кроме того, в качестве сингуляра физическим телом я не обладал, и потому никаких биологических меток принести с собой не мог. Так что и этим путем доказать мое прошлое сингуляра нельзя.
У Хранителей есть копия моего разума, и аппаратура достаточно мощная, чтобы сравнить ее со мной теперешним? Тогда бы общество Януса Двуликого вовсе не нуждалось в корпорации «Армтек». Потому что любая тонкая работа с разумом технически слишком сложна даже для того уровня развития, которого достиг я.
Хотя вот амулеты им Лю Хуань сделал. Так, может быть, и копию моего сознания передал?
В конце концов, доступ к моим архивным копиям у сингуляров был. Почему бы не перекинуть одну из них в этот мир? По сравнению с тем, сколько усилий потребовалось, чтобы создать магическую систему, переброску архивной записи даже напряжением не назовешь.
— Собственно, это основной вопрос, который мы должны закрыть сегодня, — предупредил меня монах, наполнив вторую чашку чаем и начав его размешивать. — Остальные Хранители ждут, когда я перемещу тебя для прохождения проверки.
Я кивнул.
Подобного следовало ожидать. Если я сингуляр, то совокупной мощью Хранители должны меня уничтожить. Если нет — начать процедуру по принятию в свои ряды. Естественно, процесс займет не один день, и скорее всего мне придется встречаться с ними неоднократно, прежде чем я сам стану Хранителем.
— Хорошо, тогда предлагаю не затягивать, — ответил я. — Много времени это займет? Я бы хотел предупредить свою супругу о своем отсутствии.
Старый монах улыбнулся.
— Сама процедура занимает мгновение, — пояснил Василий. — Так что сейчас я допью чай, ты отключишь блокировку магии, и мы все уложимся в полчаса.
Я покачал головой.
— Нет, так дело не пойдет, — заявил я, глядя в лицо Хранителя. — Как показывает практика, доверять ключникам — хоть марионеткам, хоть настоящим — опрометчиво. Моя резиденция останется под защитой. А переместимся мы за пределами города.
Монах приподнял бровь. Его явно удивили мои слова.
— Не рановато ли для того, чтобы ставить условия, Дмитрий? — спросил он. — Ты ведь вполне осознаешь, что уже то, что я тебе рассказал, достаточно, чтобы уничтожить тебя и весь твой город, если ты решишь вести свою игру?
Я развел руками.
— Я уже говорил, Василий. Любой, кто угрожает мне или моей семье, долго не живет. Или ты так веришь в свои артефакты, что считаешь, будто у тебя есть шанс покинуть эту гостиную живым, если мы не договоримся?
Наши взгляды столкнулись, и несколько секунд в комнате царила абсолютная тишина. Василий держал мой взгляд, ему было несложно играть в гляделки с юнцом — он свое уже отжил и о кончине явно не переживал.
Мне же, как сингуляру в прошлом, было совершенно все равно, насколько сильна воля сидящего напротив человека.