Элнет

6

В этот день Григорий Петрович проснулся, как и привык просыпаться в последнее время, в половине пятого. Прислушался, всюду стояла, тишина. Молчал сигнальный колокол.

«Неужели я проснулся раньше времени?» — подумал Григорий Петрович.

Послышался шум в соседней камере, сосед тоже встал. Но почему нет звонка? Григорий Петрович вычистил кружку, вытер со стола пыль. Пора идти умываться и выносить парашу, а дверь не открывают. По расчету Григория Петровича уже должно — быть пять часов, но поверка почему-то запаздывала…

Наконец дверь камеры отворилась. Но надзиратель не крикнул «смирно», как кричал всегда, а, не заходя в камеру, вежливо проговорил:

— Пожалуйте умываться.

Григорий Петрович поднял парашу и вышел из камеры. В клозете он увидел старика арестанта, с которым приехал сюда из Вологодского централа одним этапом. Умываясь, старик шепнул ему:

— Товарищ Веткан, говорят, в Петрограде революция.

Старик боязливо покосился на надзирателя. Прежде за перешептывание надзиратель обязательно бы ударил связкой ключей по спине. Но сегодня он будто оглох и не слышал шепота, и даже не покрикивал: «Поторапливайтесь, быстро умываться!»

— Царь направил из ставки в Петроград, чтобы подавить революцию, генерала Иванова. Потом поехал за ним сам. Но железнодорожники не пропустили царский поезд, так он и застрял на станции Дно. В Петрограде полк за полком переходят на сторону народа, опора самодержавия рухнула, — говорил старик, неторопливо намыливая лицо.

— Это правда? — недоверчиво переспросил Григорий Петрович.

— Правда, правда!

Вернувшись в камеру, Григорий Петрович все думал о том, что он услышал от старика. Самые разные мысли приходили ему в голову…

И вдруг в тюремном коридоре раздалась песня:

Отречемся от старого ми-и-р-а,

Отряхнем его прах с наших ног!..

Распахнулась дверь камеры, на пороге стоял юноша студент. Его лицо светилось, глаза горели, на груди алел красный бант. Студент поднял руку и радостно, торжественно воскликнул:

— Именем Революции, вы свободны, товарищ!

Григорий Петрович выбежал в коридор.

А там уже развевается красное знамя, шумит толпа студентов, солдат, гимназистов и гимназисток. У некоторых в руках оружие. И не видно ни одного надзирателя.

Потрясая тюремные своды, громко звучат молодые вдохновенные голоса:

Вставай, поднимайся, рабочий народ!

Вставай на врага, Люд голодный!

Раздайся клич мести народной;

Вперед, вперед, вперед!

7

Григорий Петрович приехал в Казань двадцатого мая. Как раз в эти дни в Казанском университете проходил Съезд малых народностей Поволжья. Григорий Петрович задержался в Казани на неделю. Обстановка на съезде ему не понравилась: председательствовал Бобровников, в зале много попов и очень мало крестьян.

В университете Григорий Петрович встретил Тамару Звереву. Она в первый момент немного растерялась, потом радостно окликнула его:

— Григорий Петрович! Вы откуда и куда?

Григорий Петрович смутился. За три года Тамара совсем не изменилась, она даже стала еще красивее.

Тамара встретила его так, как будто они расстались только вчера и как будто между ними не произошло никакой размолвки. Первым движением Григория Петровича было повернуться и уйти, но, поколебавшись, он остался.

— Приехал из Петрограда, теперь, еду в Аркамбал.

— Ах, как удачно! — воскликнула Тамара. — А я как раз пришла узнать: не едет ли кто в нашу сторону. Значит, поедем вместе. Вспомним прошлое.

— Что прошло, то прошло, — ответил Григорий Петрович. — Прошедшего не вернешь, Тамара Матвеевна.

— А если не совсем прошло?

— Нет, совсем! — отрезал Григорий Петрович.

— Ну, не будем об этом. Вы когда едете?

— Наверное завтра. Ведь аркамбальские поедут завтра?

— Значит, и мы поедем завтра… А знаете, кем теперь стал мой отец? Страховым агентом. Вы остановились в учительской семинарии? Завтра утром я зайду к вам. А пока — до свидания, Григорий Петрович!

Тамара ушла. Григорий Петрович рассердился на себя, почему он сразу не оборвал Тамару. А Зверев, оказывается, приспособился.

На следующее утро Тамара пришла к Григорию Петровичу в учительскую семинарию. Он только что встал.

— Извините, Григорий Петрович, — сказала она, — но если вам почему-либо не по душе мое присутствие, то скажите прямо.

— Я хочу сказать вам, Тамара Матвеевна, что в Аркамбале у меня есть жена.

— Слышала, слышала. У нас много говорили про вашу романтическую историю. Только я одного не могу понять: как такой интеллигентный человек, как вы, может иметь что-либо общее с такой ди… — тут Тамара запнулась: она хотела сказать «дикаркой», но не решилась, — с такой темной женщиной?

Если бы Тамара не заговорила про Чачи, да еще в таком тоне, Григорий Петрович, наверное, согласился бы ехать с ней в Аркамбал, но ее слова его возмутили:

— Вы, считающая себя интеллигентной девушкой, в самую трудную минуту моей жизни оскорбили меня и ушли, хотя я ни в чем перед вами не был виновен. А та, которую вы с таким презрением назвали «темной», поддержала меня и дала мне счастье. Кроме того, она теперь не такая уж темная. Эта женщина — моя >цена и- друг. Я никому не позволю плохо говорить о ней. Прощайте, Тамара Матвеевна, сейчас я окончательно убедился, что наши пути давно и навсегда разошлись.

Григория Петровича согласился подвезти до Аркамбала учимсолинский мариец.

Они подъезжали уже к Учимсоле, когда Григорий Петрович услышал звуки барабана. Три года не слышал он родной марийской музыки, ритма марийских мелодий. Чувство радости охватило Григория Петровича, и он запел свадебную песню:

Зеленого лыка мы принесли,

Где присесть, чтоб очистить его?

Веток на веник мы принесли,

Где присесть, чтоб связать его?

Красную землянику мы принесли,

В какое блюдо насыпать ее?

Красную девицу мы привезли,

В какую комнату завести ее?

Мужик обернулся к Григорию Петровичу, улыбнулся:

— Ты, оказывается, и петь умеешь по-марийски.

— Раньше, говорили, получалось неплохо. Только вот уж три года петь не приходилось.

— Откуда будешь, земляк?

— Моркинский.

В Учимсоле ямщик Остановился. Григорий Петрович торопил его ехать дальше, но тот не поехал, пока не напоил Григория Петровича чаем.

— Теперь-то уж недалеко, к вечеру доедем, — говорил он. — Да и лошаденке требуется отдохнуть малость…

В Аркамбал они приехали лишь в сумерки.

Чачи весь день ждала Григория Петровича. Получив от него письмо, в котором он писал, что приедет в понедельник, она так разволновалась, что Зинаида Васильевна никак не могла успокоить ее. Чачи пела плакала и смеялась одновременно.

Ранним утром она прибежала в Аркамбал и весь день простояла у ворот. Лишь когда стемнело, подумав, что сегодня Григорий Петрович уже не приедет, расстроенная, зашла в избу.

Но тут заскрипели ворота, Чачи бросилась к окошку: во двор заезжал тарантас, а в тарантасе — Григорий Петрович! Чачи, не помня себя, выбежала на улицу, повисла на шее Григория Петровича и разрыдалась…

Вышли во двор Яшай, Яшаиха и Япуш. Григорий Петрович обнялся со всеми, расцеловался…

Из рассказа Чачи и Яшая Григорий Петрович узнал о том, как теперь идет жизнь в Аркамбале.