Элнет

На Элнете-реке

Почернела вода.

Все цветы на лугах

Погубил иней злой.

Жеребенок у нас

Уродился хромой.

Но не нужен хромой

Никому, никому.

А мы, знать, родились,

Чтоб уйти на войну.

Были лапти — стоптались,

Да не жалко лаптей.

Нам не жалко себя,

Только жалко детей…

Началась империалистическая война. Пошли марийские мужики, оставив в слезах родных, пошли, понурив головы, воевать, не зная за что, не ведая за кого, не понимая, против кого… Что ни день — тянутся по дорогам от Царевококшайска в Казань толпы мобилизованных.

Молнии блещут, и громы гремят.

Землю натрое разбивая.

Ружья стреляют, и пушки гремят,

Сердце натрое разрывая…

5

Валерий Викторович Тагановский закончил следствие о волнениях на элнетских лугах и снабдил свои выводы соответствующими статьями уголовного кодекса. После этого он отослал дело в Казань, где должны были судить Сакара и всех остальных.

Ранним утром восемь конвойных солдат вывели Сакара, Василия Александровича, Егора и еще двух мужиков из тюремных ворот. На улицах Царевококшайска не было ни души.

Арестантам приказали разобраться по двое, два солдата встали впереди, два — позади, по двое — с каждой стороны, и унтер-офицер скомандовал:

— Шаго-о-ом марш!

Из-за облаков проглянуло солнце. Арестанты шли, опустив головы и поеживаясь от утренней прохлады. Каждый думал о том, что их ожидает впереди…

Сразу за городом начинались леса. Почти шестьдесят верст до деревни Мушмари дорога все время идет по лесу. Возле Царевококшайска леса лиственные, дальше начинается сосняк.

Пять недель, проведенных Сакаром в тюрьме, показались ему бесконечным страшным сном, и теперь, шагая по лесной дороге, он чувствовал, как с каждым вздохом к нему возвращались силы.

Разве есть на свете что-нибудь лучше леса?

Вдруг дорогу перебежал заяц. Душа у Сакара так и рванулась вслед за ним, «Эх, ружье бы сейчас!»

Но у Сакара не было ружья, ружья были у солдат, и не для того, чтобы стрелять по зайцам…

Прошли еще немного. Сакар увидел, как вверх по сосне быстро взбежала белка и скрылась в ветвях. У него перехватило дыхание. «Если юркнуть с дороги в чащобу, успеют солдаты выстрелить или нет?» — подумал он и, обернувшись, посмотрел на идущих сзади него Василия Александровича и Егора.

— Не оглядывайся! — прикрикнул конвойный.

Василий Александрович и Егор шли, глядя под ноги, и, видно, о чем-то думали. Может быть, они тоже думают о побеге?.. Но как бежать? Совсем рядом шагают солдаты, сверкают на солнце штыки… Нет, тут не убежишь…

К ночи арестантов довели до Кундыша. Заночевали в кундышском этапном пункте. Здесь уж они могли наговориться досыта.

Курыктюрский и мюшылтюрский мужики все беспокоились о хозяйстве, об оставшихся без них семьях..

— Как там дома справятся? Кто им теперь полосы засеет? — вздыхали они.

Василий Александрович с Егором говорили о войне, о революции, о предстоящем суде.

— Можно будет считать удачей, если схватим только по три года крепости, — говорил Василий Александрович. — Не будут же нас судить по законам военного времени, как ты думаешь?

— Мне-то вряд ли отвертеться, — ответил Егор. — Я ведь уже судимый, таких-то не очень милуют…

— Хуже всех придется Сакару. Его обвиняют в том, что он пытался убить следователя. Конечно, Сакар просто не сумел сдержаться. Но суд, конечно, постарается придать этому делу политическую окраску, и его будут судить как политического преступника. Судьи уж сумеют повернуть дело так, как это им выгоднее…

— Может быть, удастся устроить Сакару побег? — сказал Егор. — Ему бы только добежать до леса, а в лесу ни один солдат его не поймает…

— Тут убежать — трудное дело… Но, допустим, побег удастся, что он дальше станет делать?

— Как-нибудь проживет в лесу. А суд по законам военного времени, как пить дать, приговорит его к расстрелу. Зря пропадет человек…

— Да, надо бы попробовать, только следует все хорошо обдумать.

— Много раздумывать некогда. Он должен бежать до того, как мы выйдем к портъяльским полям.

Хотя Василий Александрович с Егором вели разговор шепотом, Сакар расслышал его весь, до последнего слова. С этой минуты мысль о побеге не оставляла его больше ни на мгновенье.

Следующую ночь ночевали в селе Большой Шигак. Утром, когда тронулись в путь, начал накрапывать дождь. Потом дождь полил сильнее и возле мюльмарийского холма хлынул как из ведра.

Косые струи били прямо в лицо. Сакар искоса поглядел на шедшего рядом с ним солдата. Солдат чуть поотстал и все отворачивал лицо от дождя.

«Сейчас! — мелькнуло в голове Сакара. — Или спасусь, или пропал!»

Сакар собрал все свои силы и прыгнул в сторону. Миг — и он в лесу. Вслед прогремело несколько выстрелов. Одна пуля просвистела возле самого уха. Сакар бежал сквозь чащу. Три солдата бросились за ним. Но разве догнать им Сакара, который с детства привык пробираться сквозь самую непролазную лесную чащобу.

Сакар с разбега прыгнул в глубокий овраг. Таких оврагов, заросших кустарником, много между мюльмарийским холмом и Элнетом. Солдаты потеряли его из вида. Они выстрелили еще несколько раз наугад, в кусты, и повернули обратно к дороге…

Заперев остальных четырех арестантов в бане лесника и приказав солдатам хорошенько их стеречь, унтер-офицер возвратился в Пимъялы и послал телеграмму в Царевококшайск.

Сакар бежал и бежал, пока не очутился на берегу Элнета. Давно уже отстала погоня, но ему все казалось, что его преследуют. На берегу он остановился, дальше надо перебираться через реку.

— Чего там раздумывать, — сказал Сакар сам себе, — все равно весь вымок, пойду вброд. Здесь вроде бы неглубоко.

Сакар вошел в холодную воду.

Когда он вышел на противоположный берег, то почувствовал, что совсем замерз. Чтобы согреться, он прибавил шагу. И вдруг — какое счастье! — перед ним лесная смолокурка. Над шалашом вьется дымок.

Сакар остановился в нерешительности: войти или нет? Уйдешь в лес в мокрой одежде — застудишься, окоченеешь; зайдешь в шалаш — кто знает, что там за люди, как бы не попасть из огня да в полымя… «Будь что будет!» — решил он и открыл дверь в шалаш.

Навстречу ему из-под нар выскочила маленькая пегая собачонка и зарычала, оскалив зубы. Сидевший на нарах невысокий старик с трубкой во рту испытующим взглядом окинул Сакара, потом прикрикнул на собачонку:

— Шарка, цыц!

Собачонка залезла обратно под нары, и оттуда послышалось ее тихое ворчанье.

Сакар подошел к огню. Старик скинул с себя верхнюю рубашку и дал ее Сакару:

— Одень… А свою одежду сними да высуши…

Старик вышел наружу. Сакар разделся, надел на себя старикову рубаху, свою мокрую одежду развесил на перекладине.

Старик вернулся с охапкой сухих дров. Через минуту в печке заплясало яркое пламя, по шалашу разлилось приятное тепло.

— Тебя бы чайком горячим напоить надо, — сказал старик, — да у меня посуды нет воду вскипятить. Я по грибы шел, а тут меня дождь прихватил… А ты, сынок, откуда идешь?