Круг

— Слава богу, живем хорошо. Если и дальше так дела пойдут, к зиме можно будет мельницу купить.

— Как хочешь, — ответила жена.

На третий день Орлай Кости, наконец, не выдержал и — спросил жену:

— О чем это они все шепчутся? Отделяться собираются что ли?

— Не знаю, — жена вытерла глаза.

— Чего плачешь? Из-за них, небось?

— Не знаю я ничего, отстань!

— Ну, мне до этого дела нет, — Орлай Кости притворно зевнул.

В это время в избу вошел Эман.

— Ну, зять, как дела? — лениво спросил Орлай Кости.

— Дела хороши. Завтра свою долю земли продаем, через четыре дня уезжаем.

«Значит, не зря болтали», — подумал Орлай Кости, а вслух сказал:

— Куда же вы собираетесь переселяться? Знайте, я вам нынче ни скотины, ни хлеба не дам.

— Куда поедем, тебе знать не обязательно. Ты готовь свидетеля, завтра приедет землемер, отрежем землю, и я ее продаю Антону.

Орлай Кости, не ожидавший такого оборота, обеспокоенно опросил:

— Антону, значит, продаешь?

— Ему.

— А если я не разрешу?

Эман усмехнулся. Он чувствовал, что право на его стороне, и был спсикоен.

— Вот бумага с разрешением на отрез земли и отношение из уезда на право продажи.

— Дай, взгляду.

— Смотри, а в руки не дам.

— Экий ты, тестю не веришь!

— Готовь на завтра свидетеля. Я хочу до вечера все кончить.

— Не спеши, наперед надо в волостное правление съездить. Без его разрешения землю отрезать нельзя.

— Уезд разрешил, волость отказать не может. Опоздал, теперь уж твоя кадка меда не поможет.

— Ну так я в уезд поеду.

— Хоть в губернию! Дело-то уже сделано, завтра, говорю, землемер приедет землю отрезать.

— Без меня не имеют права!

— Отрежут! Будешь ты или нет, все равно.

— Нет, я съезжу, разузнаю. Ты меня так легко не проведешь!

— Поезжай, только свидетель завтра пусть будет готов!

Орлай Кости запряг в тарантас лучшего коня и, наказав жене, чтобы та как следует замкнула сундук и клеть, уехал. Его не было весь день и всю ночь. Он вернулся только на следующее утро. Лошадь была вся в пене. Заехав во двор, бросил вожжи и сразу кинулся в дом.

— Где Эман? В поле? — опросил он жену.

— В огороде сидят, ждут землемера.

Орлай Кости вышел в сад, подошел к Эману, вытирая потное запыленное лицо, подмигнул:

— Жарко нынче.

Эман переглянулся с Аминой.

— Дорога хорошая? — спросил Эман. Он догадывался, о чем хочет говорить с ним Орлай Кости.

— Хорошая.

— Там батраки пришли наниматься на работу, тебя ждут.

— Подождут, не до них теперь.

— Нехорошо заставлять людей ждать.

— Скоро он придет? — опросил Орлай Кости.

— Кто? — Эман сделал вид, что не понял вопроса.

— Землемер.

— Через полчаса должен быть.

— Вот что, зять, — начал Орлай Кости решительно. — Отойдем, надо поговорить.

— Надо так надо, — Эман встал и пошел, за ним, держа шляпу в руке, заторопился Орлай Кости.

— Напрасно ты, зять, не посоветовавшись со мной, решил землю продавать, — начал Орлай Кости.

— Теперь уже поздно об этом говорить, дело сделано.

— Сделано, сделано, но я о другом… Ведь тебе все равно, кому землю продавать.

— Ясное дело, все равно.

— Так продай не Антону, а мне. Не придется отрезать, тратиться на землемера, договоримся тихо-мирно и — делу конец.

— Опоздал. Сейчас землемер приедет.

— Зятек, еще успеем. Лошадь не распряжена, сгоняю в Кому, скажу, чтоб не приезжал. Сколько просишь?..

Орлай Кости помчался в волостное правление.

…Через три дня Кугубай Орванче, Эман и Амина с маленьким Сергеем сложили вещи на телегу и тронулись в дальний путь. На большаке их ждали сережкинские и луйские переселенцы.

Старый Кугубай Орванче за последние дни сильно переменился. Раньше он ходил повесив голову, хмурый, молчаливый, теперь же стал веселый, взбодрился, как молодой. Играл с внуком, щекотал его и сам смеялся, глядя, как заливается смехом Сергей.

Амина улыбалась и тайком вытирала слезы. Мать проводила их за деревню и, вытирая слезы дрожащими руками, напутствовала: «Живите на новом месте счастливо, берегите внука». Провожающие пили водку, пели под гармошку, плакали. Амина не выдержали, громко разрыдалась.

Лошади тронулись, голоса провожающих стихли вдали. Переселенцев встречали незасеянные поля да бесконечная большая дорога, пересекающая эти поля. С разговорами, песнями под гармошку и с думами о будущей жизни ехали они мимо полей и лесов до губернского города, на железнодорожную станцию, до которой было сто двадцать верст.

ШЕСТАЯ ЧАСТЬ

К делу недавно арестованного Владимира Аланова был подшит его дневник.

Некоторые листы с наиболее любопытными, как предполагал следователь, для следствия записями были заблаговременно вырваны самим автором дневника, словно он предвидел, что его дневник попадет в чужие руки. Записи, сделанные до марта, отсутствовали целиком.

«21 марта, 1910 г. Не зря Настя говорила, когда встречали Новый год: если хорошо встретишь Новый год, то весь год будет удачным.- Пожалуй, сейчас у меня все идет хорошо. И с Н. — тоже. Правда, в последнее время к ней липнет один гимназист, придется темной ночью навешать ему фонарей, чтобы ходил со своим фонарем.

Я заметил, что в этом году по шестым числам происходят любопытные события: шестого января закрылось «Религиозно-философское общество», в чем там дело, не знаю, слышал только, что на банкете были обильные возлияния. Шестого февраля в Петербург прибыла Французская парламентская делегация. Шестого марта Хомяков отказался от председательства в Государственной думе. Через два дня на его место был избран А. И. Гучков. Социал-демократы. кадеты и трудовики голосовали против него».

«Апрель… У нас все потешаются над одним реалистом. Он увидел в газете объявление: «Долой керосин! Любой может приобрести для своего дома электрическую лампочку! Одна штука — 1 рубль 20 копеек, за пересылку по почте — 50 копеек. Заказавшему три-лампочки и более — пересылка за счет фирмы. Адрес: город Лодзь, почтовый ящик № 129, «Коммерческое товарищество»… И вот этот реалист, надумав подарить лампу своей матери, послал в Лодзь деньги. Лампа прибыла. Реалист спрашивает у одного приятеля; «Что же мне с ней делать?» Тот отвечает: «Вкрути в свою глупую голову и ходи». — «Почему?» — «Ну, не дурак ли ты? В городе нет электростанции, для чего было выписывать электрическую лампочку!»

Так прибавился еще один анекдот про лодзинских ловкачей-лавочников. Мне самому приходилось читать их объявления такого рода: «Высылаем костюм за два рубля. Адрес: г. Лодзь, фабрика С. Розенталь. Деньги просим высылать за. ранее». Вот оно как! И ведь находятся дураки, вроде того реалиста, шлют деньги. Впрочем, и во всей нашей жизни — сплошная «Лодзь», а говоря по-русски, сплошная «ложь».

Говорят, рыбу ловят неводом, курицу — на просе, а человека, случается, одним взглядом…»

«5 мая. На пасху подхожу я к одной красивой гимназистке и говорю: «Христос воскрес!» Она смутилась, растерялась: «Ах, нет, нет!» Я говорю: «Как это — нет?» Взял и поцеловал ее. Мы еще зимой поспорили с Гришкой на бутылку коньяка, что я поцелую эту девушку, так что коньяк — мой!

Снова «Лодзь», только на этот раз исходит от лица духовного. По городу воззвание: «В селе Дерново в честь святителя чудотворца Николая строится церковь. Денег нет. Благодетели, откликнитесь на мою коленопреклоненную просьбу, помогите, кто сколько может. Укажи, добрый человек, свое имя, я буду молиться за тебя. Адрес для присылки денег: ст. Мятлево, Калужской губ., с. Дерново, священнику Александру Тихонову».

«20 июня. Н. познакомила меня со своим отцом. Потом я отозвался о нем не очень лестно: сравнил с отцом Горио. Н. рассердилась. Ничего, до конца экзаменов я с ней помирюсь.

Раздобыл «Марийский календарь» за 1908 год, перечел статью о переписи марийского населения. По переписи 1897 года числится марийцев 375 тысяч: в Казанской губ. — 122.688, в Вятской—141.897, в Уфимской — 77.751, в Пермской—15.345, в Нижегородской — 6.667, в Костромской— 1.985 и т. д. При этом надо учесть, что в Уфимской губернии не считали мензелинских марийцев, в Вятской — не учли сарапульских марийцев и т. д. На самом деле марийцев, должно быть, не менее 500 тысяч. Например, только по нашей волости марийцы шести деревень показали, что они — мещеряки; казанские марийцы, переселившиеся в соседнюю волость, показали, что они — русские; были подобные случаи и в других волостях. когда марийцы старались скрыть свою национальность. Неужели и другие малые народности так же поступают? Не знаю. Вот татары, те не стесняются того, что они татары!