Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 76

Оказалось, что «то купе» не соседнее, а через одно. Соседнее оказалось пустым.

— Экие вы чуткие, граждане, — лейтенант теперь смотрел на заявителей грозным орлом.

— Мы слышали! Мы слышали!

— Что вы слышали? Ваши документы!

— Значит, так, лейтенант. Не знаю тонкостей вашей работы, но, полагаю, их нужно сдать куда следует на ближайшей станции, а там пусть разбираются, что за их проступком — простое хулиганство или политическая диверсия.

Тут только до бдительных граждан дошло, что не со своим братом они связались.

— Это не мы… Это он — и двое выдали третьего. Зачинщика. Оставшегося в купе.

— Пишите заявления, — лейтенант, похоже, стал на верную линию, и понял, что делать дальше.

— Какие заявление?

— Что такой-то склонял вас к ложному обвинению товарища… Ваша фамилия, товарищ?

— Чижик, Михаил Владленович Чижик.

— Точно! Я вспомнил! Вы же за «Динамо» выступаете! Нам говорили, что вы заслужили Героя!

Дальнейшее было просто. Зачинщика высадили на станции, остальные получили наглядный урок, что не за всякий донос пряники дают. Зачинщик, думаю, тоже отделается легко, штрафом и сообщением на работу, ну, и то, что отстал от поезда, само по себе не сахар.

Однако, быстро проснулась бдительность в народе! Почти моментально!

— Мы слышали, Чижик. Слышали. Не резко ли ты с ними?

— А если бы на пиджаке не было орденов, вполне могли бы высадить нас. Меня уж точно. До выяснения.

— Это да.

— А что вы, девочки, в карманах носите? Железки?

— Почему железки? Бронза, девятнадцатый век. Некоторым образом произведение искусства. И справка есть.





— Понятно.

Мы ещё посидели, глядя на тьму за окном, а потом и спать легли.

До самого Чернозёмска нас никто не тревожил.

На вокзале мы разделились: бабушки поехали к себе, девочки к себе, ну, и я к себе. Договорились, что вечером девочки приедут в Сосновку, а там решим.

Вечером, так вечером.

В Чернозёмске никто документов не проверял. Флаги с черными лентами были, но поменьше, чем в Москве. И портретов поменьше. Мы же не столица.

А в Сосновке атмосфера и вовсе прежняя. Ну, почти. Только у сельсовета вывешен один флаг, а более я не видел.

Дом встретил теплом, уютом и утренними пирожками с пылу, с жару — Вера Борисовна напекла. Она думала, мы всей компанией приедем.

— Приедут, — успокоил я ее. — К вечеру. Вещи разберут, сами разберутся — и к вечеру приедут. Не успеют зачерстветь пирожки.

Через час я включил телевизор.

Гроб с телом Брежнева в Колонном зале Дома Союзов, у гроба — Андропов, Косыгин, Громыко, Гришин, Романов и другие. Стельбова тоже назвал диктор. Потом из Дома Союзов гроб на лафете повезли на Красную площадь. Высокие чины, генералы и адмиралы, несли на подушечках ордена. Много орденов. А руководство уже на трибуне Мавзолея. Траурные речи. Людей много, но никакой давки, всё организовано отлично.

Когда опускали гроб, орудийный залп потряс столицу, и тысячи птиц, всё больше ворон, закружились над Кремлём.

Это они зря.

Пятиминутное молчание, потом — военный парад. Не такой, как в великие праздники, но всё же.

А потом я телевизор выключил.

Миновала эпоха. Ладно, не эпоха, но большой этап жизни страны.

Что-то будет?

Что-то будет непременно.