Страница 9 из 76
Оказалось, что «то купе» не соседнее, а через одно. Соседнее оказалось пустым.
— Экие вы чуткие, граждане, — лейтенант теперь смотрел на заявителей грозным орлом.
— Мы слышали! Мы слышали!
— Что вы слышали? Ваши документы!
— Значит, так, лейтенант. Не знаю тонкостей вашей работы, но, полагаю, их нужно сдать куда следует на ближайшей станции, а там пусть разбираются, что за их проступком — простое хулиганство или политическая диверсия.
Тут только до бдительных граждан дошло, что не со своим братом они связались.
— Это не мы… Это он — и двое выдали третьего. Зачинщика. Оставшегося в купе.
— Пишите заявления, — лейтенант, похоже, стал на верную линию, и понял, что делать дальше.
— Какие заявление?
— Что такой-то склонял вас к ложному обвинению товарища… Ваша фамилия, товарищ?
— Чижик, Михаил Владленович Чижик.
— Точно! Я вспомнил! Вы же за «Динамо» выступаете! Нам говорили, что вы заслужили Героя!
Дальнейшее было просто. Зачинщика высадили на станции, остальные получили наглядный урок, что не за всякий донос пряники дают. Зачинщик, думаю, тоже отделается легко, штрафом и сообщением на работу, ну, и то, что отстал от поезда, само по себе не сахар.
Однако, быстро проснулась бдительность в народе! Почти моментально!
— Мы слышали, Чижик. Слышали. Не резко ли ты с ними?
— А если бы на пиджаке не было орденов, вполне могли бы высадить нас. Меня уж точно. До выяснения.
— Это да.
— А что вы, девочки, в карманах носите? Железки?
— Почему железки? Бронза, девятнадцатый век. Некоторым образом произведение искусства. И справка есть.
— Понятно.
Мы ещё посидели, глядя на тьму за окном, а потом и спать легли.
До самого Чернозёмска нас никто не тревожил.
На вокзале мы разделились: бабушки поехали к себе, девочки к себе, ну, и я к себе. Договорились, что вечером девочки приедут в Сосновку, а там решим.
Вечером, так вечером.
В Чернозёмске никто документов не проверял. Флаги с черными лентами были, но поменьше, чем в Москве. И портретов поменьше. Мы же не столица.
А в Сосновке атмосфера и вовсе прежняя. Ну, почти. Только у сельсовета вывешен один флаг, а более я не видел.
Дом встретил теплом, уютом и утренними пирожками с пылу, с жару — Вера Борисовна напекла. Она думала, мы всей компанией приедем.
— Приедут, — успокоил я ее. — К вечеру. Вещи разберут, сами разберутся — и к вечеру приедут. Не успеют зачерстветь пирожки.
Через час я включил телевизор.
Гроб с телом Брежнева в Колонном зале Дома Союзов, у гроба — Андропов, Косыгин, Громыко, Гришин, Романов и другие. Стельбова тоже назвал диктор. Потом из Дома Союзов гроб на лафете повезли на Красную площадь. Высокие чины, генералы и адмиралы, несли на подушечках ордена. Много орденов. А руководство уже на трибуне Мавзолея. Траурные речи. Людей много, но никакой давки, всё организовано отлично.
Когда опускали гроб, орудийный залп потряс столицу, и тысячи птиц, всё больше ворон, закружились над Кремлём.
Это они зря.
Пятиминутное молчание, потом — военный парад. Не такой, как в великие праздники, но всё же.
А потом я телевизор выключил.
Миновала эпоха. Ладно, не эпоха, но большой этап жизни страны.
Что-то будет?
Что-то будет непременно.