Страница 15 из 76
В комитете комсомола к собранию готовились серьезно. Как к спектаклю: распределяли роли, повторяли реплики, гримировались. Да-да, комсомольский активист не должен выглядеть вызывающе хорошо, потому никаких джинсов, никаких нарядов, никаких ювелирных изделий, ну, кроме самых-самых крохотных. Во всяком случае, перед собранием. Чтобы не противопоставлять себя малообеспеченным слоям студенчества, которые должны видеть в комсомоле выразителей своих интересов.
Я тоже был одет просто: неброский тёмно-синий костюм классического кроя, куплен за пятьсот чеков в «Березке», светло-серая льняная рубаха, галстук-бабочка в горошек. Туфли, правда, итальянские, невесомые и практически нечувствительные, к хорошему ноги привыкают быстро.
— Что вы намерены сказать, Михаил Владленович? — спросил меня главный комсомолец института Вадим Яровой. Прежде он колебался, на «вы» со мной, или на «ты», но после последнего награждения сомнения отпали.
— Я буду слушать, — ответил я.
— Да, но… Вы человек известный, человек авторитетный, к вам прислушиваются, и то, что вы скажете, должно послужить…
— Я буду слушать, — ответил я. — И, в зависимости от того, что услышу, либо стану говорить, либо промолчу. Так меня научил… — и я посмотрел на стену.
На стене висел портрет Андропова. Портрет Брежнева после похорон сняли, а портрет Гришина пока не повесили.
— Конечно, конечно, Михаил Владленович, разумеется, вам виднее.
Мдя…
Емеле помогало «по щучьему велению», а мне достаточно многозначительно глянуть на портрет Андропова.
Магия!
Лиса и Пантера в гущу событий не лезли, предпочитая наблюдать, как наблюдают взрослые за детьми в песочнице.
Собрание, которое намечалось на пятнадцать ровно, начали в пятнадцать двадцать три: обещал быть инструктор из горкома партии, его ждали, но что-то не сложилось.
— Ладно, придется без инструктора, — взял на себя ответственность Яровой.
Конечно, весь вузовский комсомол в актовый зал не помещается: комсомольцев у нас три тысячи пятьсот сорок два человека, не только студенты, но и работники института. Поэтому присутствовал преимущественно актив. И он поместился.
Открыла собрание второкурсница. Сообщила, что следует обсудить вопросы дисциплины, поднятые портнихой Востярковой Анной Романовной, доктором Настаршиным Андроном Петровичем и многими другими советскими гражданами.
Потом по очереди слово брали представители разных факультетов и курсов, и говорили, что, мол, правильно, и давно пора. Государство тратит на обучение советских студентов огромные деньги, а пропуск лекций, опоздание на занятия равносильны хищению социалистической собственности, если не хуже. И нужно создать комсомольский патруль, который будет бороться с нарушителями дисциплины.
И всё шло гладко, разве только кто-то из зала вдруг спросил, а как же патруль, где он, собственно, собирается патрулировать?
— В общежитиях, — ответили ему. — И на прилегающих территориях. И в самом институте, разумеется. Вы готовы записаться?
В заключение постановили: признать необходимость крепить учебную дисциплину, бороться с опозданиями самым решительным образом.
И стали расходиться.
Мы вернулись в комнату комитета.
Яровой был явно доволен:
— Как по ниточке прошло! — сказал он, ища одобрения.
— Всё верно, — подтвердила Надежда. — Организованно, собранно, целеустремленно.
Надежда будет писать рапорт в горком комсомола, и её отзыв значил многое.
— А вы как думаете, Михаил Владленович? — спросил он меня.
— Думаю, что сформулировано правильно, но это только начало.
— Что, по-вашему, нужно делать дальше?
— Постараться, чтобы опозданий и прогулов и в самом деле стало меньше. Тут ведь, как все мы понимаем, одних призывов мало. Насколько мне известно, — я сделал паузу, потом продолжил, — насколько мне известно, за дело возьмутся всерьёз. Будут комсомольские патрули, будут милицейские патрули, будут задействованы и другие товарищи. И вот представьте, в кинотеатре задержат студентку-бурденковку. Или пять студенток. Или всю группу. И сделают выводы, что с дисциплиной у нас не очень. А если такие случаи будут повторяться?
— Будем лишать стипендии, — сказал Яровой. — А злостных нарушителей — отчислять из института.
— Аргументы внушительные, — согласился я.
И мы, я и девочки, поехали в редакцию «Поиска».
Штатных сотрудников журнала сейчас восемь человек, на полную ставку работают шестеро. Включая Лису и Пантеру. Многие на договорах, по необходимости. Но мы провели собрание, написали протокол, под которым все внешние работники тоже будут расписываться — по мере посещения редакции. Хорошо написанная бумага никогда не помешает.
— И вот ещё… — это уже мы обсуждали в тесном кругу. — Александр Петрович прислал нам роман. Вернее, первую часть романа, на шесть листов. Называется «Машина точного времени». Ты, Чижик, сражался с Корчным, мы тебя не тревожили, и поставили сами, в апрельский номер, — сказала Ольга.
— И? — спросил я.
— И очень удачно получилось. Роман как на заказ, о необходимости трудовой дисциплины в условиях освоения Антарктиды.
— Антарктиды?
— Город в толще льда, со страшной силой производит продовольствие. Нет, там много интересного, шпионы, древние селения под ледяным куполом, космический корабль инопланетян во льдах на километровой глубине, но главное — необходимость слаженной работы, борьба с разгильдяйством и коекакерством. Очень удачно получилось, — повторила Ольга.
— Александр Петрович вообще провидец, — подытожила Надежда.
— Человек из будущего, — согласился я.