Станция плененных

— Сам себе коли свое успокоительное. Я спокоен, — говорю я.

Получается, правда, больше похоже на истерику уставшего ото всего пациента психбольницы. Впрочем, для того, чтобы полностью соответствовать этому амплуа, мне недостает только белой смирительной рубашки. Весь остальной антураж имеется и даже с избытком.

— Не подходи ко мне, — проговариваю я сквозь сомкнутые зубы, не бросая попыток освободиться.

Койка подо мной скрипит и начинает ходить ходуном.

Неужели силы все-таки еще остались?

— Будет только больнее, если я не попаду в вену с первого раза, — говорит Семен. — Или если игла сломается. Ты просто поспишь немного, а когда очнешься, тебе дадут новое задание.

Какое еще задание?!

— Отцепи меня!

— Успокойся, Костя, и отдыхай. А брат тебя заменит.

Ч-что?..

Я перестаю дергаться.

— В смысле?..

— Твой брат будет искать для Князя то, что было поручено тебе.

Нет. Он не справится.

— Это твое наказание за непослушание и самовольничество.

Я чувствую, как игла безболезненно входит под кожу и находящийся в колбе шприца раствор медленно заполоняет собой вену.

— Вот и хорошо, — уж как-то слишком дружелюбно произносит Семен, заканчивая свое дело. — Это действительно просто успокоительное. Поспи, тебе нужны будут силы для того, чтобы в дальнейшем не создавать нам проблем.

— О чем это ты? — спрашиваю я, и в ушах начинает гудеть. — Что т-ты мне ввел?..

— Успокоительное, — повторяет Семен.

Но его голос звучит отдаленно тихо. Приглушенно. Словно из другой комнаты.

Если Саша заменит меня в вылазках в город, то что заставят делать меня?.. Нет, не об этом надо думать. Надо завтра встретиться с Митяем… Он должен показать центр управления… Семен знает, что у меня нет… Зачем тогда?.. Черт. Думать…не думается. Что он мне ввел?.. Спать хочу.

Нельзя.

— Не сопротивляйся. И отдыхай. Если хочешь сбежать из города, прихватив с собой остальных, тебе придется заработать билеты на свободу.

Семен вновь садится на стул, но его образ размывается перед моими глазами.

Я не уверен, говорит ли он мне что-то еще или мне лишь кажется, что я его слышу, но я чувствую, как проваливаюсь куда-то вниз. И там внизу тепло и спокойно.

Часть шестая. Прошлое. Плен. Воспоминание первое — Метрополитен

Жарко. Просто невыносимо жарко.

Разве в месте, которое подразумевается, как бомбоубежище, должно быть так душно? Где вентиляция? Где свежий воздух? Люди, которые прибегут сюда прятаться от бомбежек, скорее всего умрут от удушья, а не от разрыва снарядов вражеской армии. Или пришельцев. Это смотря на то, кто на нас нападет первым. Смех смехом, но вентиляционные каналы определенно не работают так, как должны. И это особенно ощутимо сейчас, когда мы простояли в тоннеле минут пятнадцать, потому что когда поезд находится в движении, в вагоны хоть как-то попадает сквозняк и дышится немного легче. И ведь у кого-то еще даже силы нашлись для того, чтобы возмущаться и угрожать машинисту кровавой расправой. Не удивлюсь, если этого метрополитеновского дебошира на станции уже поджидает наряд во всеоружии. Если им, конечно, не лень стоять в обмундировании на платформе в такую жару. Блин, да они же злые как черти, должно быть. Если их кто-то в самом деле вызвал, то земля тебе пухом, дебошир.

Твоя выходка была абсолютно бессмысленна.

В вагоне полно болельщиков и все они мужского пола, что создает в замкнутом пространстве металлической «консервной банки» своеобразное амбре. Чувствую, как моя футболка, мокрая от пота, прилипает к спине и будь я пьян настолько, насколько некоторые товарищи, находящиеся рядом, то тоже снял бы ее, позволяя коже дышать. Но я не пьян, а потому нормы морали, будь они неладны, все еще со мной.

— У меня сейчас голова лопнет от этой духоты, — ноет стоящий рядом со мной Тоха, потирая свои виски. Под его пальцами скатывается серая грязь. — Нужно было на такси ехать.

Ну да.

— И заплатить за это столько, будто из центра нас везли в область помноженное на пять? Пожалей свой кошелек.

Повышенный спрос, чтоб его… Один таксист за время Чемпионата заработал больше, чем южанин от сдачи квартиры у моря во время летнего сезона. Может, тоже стоило подработать? Машина есть, английский, вроде, на разговорном уровне вполне приличный. А лишняя наличка лишней не бывает.

— Да я бы заплатил, лишь бы уже дома под душ встать.

Это я сделаю сразу же, как вернусь домой.

Мы подъезжаем к моей станции, мне нужно перейти на другую ветку. А вот Тоха поедет дальше до конечной и дома под душем окажется раньше меня минут на сорок. Везучий гаденыш.

— Ладно, давай тогда, — говорю я, собираясь проталкиваться к выходу. — Хорошо, что выбрались и встретились.

— Это да, чаще нужно куда-то выбираться. Не то вообще потеряемся.

Не то чтобы мы были лучшими друзьями, чтобы такая потеря хоть как-то смогла меня опечалить, но с Тохой действительно ненапряжно общаться. Да и сегодня он меня выручил, позвав с собой на футбольный матч. Так что стоит хотя бы за это с ним не теряться и поддерживать связь чаще одного раза в месяц, а то и в два.

Кажется, я каждый раз говорю себе об этом…

Поезд начинает сбавлять скорость, и мы прибываем на станцию.

Я собираюсь попрощаться с ним еще раз, как и полагается в нашей культуре — прощаться по сто раз и даже не пытаться сделать шаг к выходу, потому что тем для разговоров больше, чем часов в сутках — но толпа людей, рвущаяся наружу, все решает за нас. И через несколько секунд мы с Тохой оказываемся на платформе.

— Да чтоб вас всех, — в сердцах бухтит он, когда кто-то наступает ему на ногу. И делая глубокий вдох, он добавляет: — Хотя, пофиг. Тут прохладно.

Не могу не согласиться. Мокрую спину приятно холодит гуляющий по станции сквозняк. Если что, то можно и просто постоять, насладиться свежестью, а потом идти на следующий поезд. На моей ветке к этому часу должно быть не так уж и много народа, так что мне ехать дальше будет проще, чем Тохе, потому что к нему подсаживаться начнут со следующей.

— Тебе не кажется, — вдруг говорит он, хлопнув по моему плечу ладонью, — что что-то не так?

— Чего?..

Тоха повторяет, что со станцией что-то не так и поначалу я не понимаю, что именно его настораживает. Мимо нас проходят парни с красными шарфами на шеях, в наших руках — бело-голубые. Но всем нам слишком жарко, и мы не обращаем друг на друга никакого внимания. Я слышу их возмущение, мол, эскалаторы не работают, и пытаюсь рассмотреть металлические рифленые лестницы, которые по их словам не двигаются ни вверх, ни вниз. И они действительно не двигаются. А еще в кабине, этакой будке, где должен сидеть сотрудник метрополитена, пусто.

Да и вообще… На станции пусто. Ни полицейского патруля, ни сотрудников метро. Даже других…пассажиров…нет.

— На станции только мы, — произносит вслух мою догадку Тоха.

И прежде чем я успеваю что-то сообразить, Тоха хватает меня за руку, и буквально тащит за собой, заталкивая меня обратно в вагон. Мы заскакиваем внутрь в ту самую секунду, когда машинист объявляет о закрытии дверей.

— Ты чего? — спрашиваю я, поднимая на него глаза.

Остальные пассажиры смотрят на нас как на сумасшедших, и я начинаю испытывать стыд. Прям чувствую, как щеки начинают пылать не от жары, а от пристальных взглядов незнакомцев.

— Тоха!..

Он немигающим взглядом смотрит через окно вагона на станцию и буквально белеет, кожа на его лице теряет оттенки бежевого, и этот вид зарождает у меня в груди чувство тревоги. Но стоит мне только перевести взгляд на окно, чтобы увидеть, что происходит на платформе, как поезд дергается, и через открытые форточки в вагон с платформы заносятся истошные крики тех, кто вышел на этой станции.

Поезд набирает скорость.

Люди пытаются попасть внутрь, вернуться обратно в поезд, колошматя в двери в попытке их открыть и матеря весь белый свет, но все их попытки тщетны. Они остаются на платформе, и мы заезжаем в темный тоннель.