Страница 4 из 11
Все мысли о том, что со мной произошло примерно за две недели, я отгоняла. Сбежать от Зароева было куда важнее.
Я замирала испуганным зверем, стоило послышаться шуму едущей машины, а к утру их стало гораздо больше. Вот такими перебежками, я шла, пока над головой не появилось солнце. Лес сразу наполнился светом. И стал опасным для меня. Поэтому я решила, что пора уйти немного вглубь.
Встретив небольшую речушку, скорее даже ручеёк, я пошла вверх по течению вдоль русла. На моё счастье, словно кто-то незримый мне помогал, вскоре я нашла нагромождение крупных камней. Видно принесло с гор весной, когда вот такие ручейки наполняются водой с ледников и становятся бурными речками.
Обойдя камни по кругу, я нашла щель между двумя булыжниками и спряталась там. Ни единой мысли, что там может быть змея, или какое дикое животное, или бродячая собака у меня не было. Была дикая усталость и какое-то отупение. Проснулась я от того, что меня бил озноб, тот, что бывает при температуре. И не сразу поняла, где это я и что произошло. Тело не просто болело. По всем конечностям проходили судороги и болезненное покалывание. Из облюбованной мною для того, чтобы переждать день, щели я вылезала по-собачьи, на коленках. На ноги пришлось подниматься, держась за один из камней. Мне казалось, что от колена у меня начинается пустота. Некоторое время я приходила в себя и расхаживалась. И думала.
Городок уже близко, ещё немного, и к утру я наверняка выйду к окраинам, где начинался частный сектор и небольшие многоквартирные дома, в два-три этажа. И куда мне идти? Дом дедушки и бабушки я в лучшем случае обнаружу закрытым, в худшем, меня там уже ждут. Попытаться связаться с отцом?
Я не сомневалась, что он сразу приедет. Выслушает, привезёт к себе домой, чтобы привела себя в порядок... И вернёт мужу.
Потому что сейчас я жена, всё, что произошло в стенах дома Зароева, это его головная боль и проблемы. Максимум, отец потребует удаления из дома любовницы и наказания для брата мужа. Но опять же, по-тихому, без привлечения внимания посторонних. А на ком Зароев сорвёт злость за то, что ему придётся выполнить требования отца? У меня сомнений не было.
А вот принимать обратно дочь, которую похитили и изнасиловали, причём ни один мужчина, и лечить от наркотиков, это позор. Значит, не уследили, плохо воспитывали, и значит, мой отец слаб. С дочерью сильного человека так поступить никто не осмелился бы.
А мне нужно где-то спрятаться хоть на пару дней. Нужно прийти в себя, находясь в безопасности, и решить, что делать дальше. Пока было понятно только одно, оставаться в этих местах мне нельзя. Иначе можно было и не убегать.
Катя! Это имя мелькнуло в голове озарением. Её мама, как я знала, уехала на север на два месяца. Там у неё жила старенькая тётя. И ей понадобился уход, так как она тяжело заболела. А значит дома только сама Катя и её брат, Витя. Тот самый, что служил в полиции и не где-нибудь, а в следственном отделе. Он реально мог мне помочь и подсказать, что делать. А вот искать меня там никто не будет, потому что наше общение с Катей мы обе тщательно скрывали, чтобы не злить моих дедушку и бабушку.
Дом, где жила Катя, был одним из первых многоквартирных домов на окраине городка. Сам наш городок начинался очень резко. Вот вам склон горы, куда редкие туристы приезжают посмотреть на большой кусок метеорита и несколько водопадов, а вот уже начинается асфальт и улочки, ограниченные заборами частных домов.
За домом Кати был небольшой пустырь, который жители дома использовали под небольшие огородики. Чтобы как говорится, зелень была к столу. Огораживать их было нельзя, поэтому сажали плодовые кустарники. Смородина, малина, войлочная вишня и жимолость в основном.
А ещё эти кусты прикрывали подвальные окна. В одно из таких окошек, самое крайнее и к счастью оказавшееся открытым, я и залезла. Дом был невысоким, но длинным. Целых семь подъездов. И попав в подвал неважно, в какой части дома, можно было подняться по широкой и надёжной лестнице в любой подъезд. Так строили специально. Потому что рядом горы и могли быть оползни и обвалы, или землетрясения. И если один из подъездов завалит, его жители смогут спастись, выйдя через подвал в другой подъезд.
Катина семья жила на первом этаже, прям первая квартира от выхода из подвала. Я замерла, набираясь смелости, прежде чем постучать. И всё равно стук вышел каким-то неуверенным. Однако дверь открылась. Катя окинула меня взглядом и без слов затянула в квартиру.
- Мирька! - попыталась обнять она меня.
- Я грязная и от меня воняет, - остановила её я.
- Мириам! - строгим голосом ответила Катя. - В тот день, когда грязь и запах помешают мне обнять единственную подругу, я перестану себя уважать!
Глава 4.
Глава 4.
- Давай помогу? - предложила мне помощь Катя, отправляя меня в ванну.
- Кать... Я сама. - От мысли, что нужно раздеваться перед кем-то и тем более, что кто-то ко мне прикоснётся, меня замутило.
- Понятно, - тихо сказала Катя, быстро отводя глаза от моих рук с синяками от уколов. - Подожди тогда, я вещи сразу принесу и полотенца. И... У мамы в аптечке есть специальная таблетка...
- Говори уже прямо, - заметила я, что Катя тщательно подбирает слова. - Слова мне вреда точно не причинят.
- Это экстренная контрацепция. Если тебе нужно. - Резко закончила подруга.
- Несколько дней назад у меня начались эти дни, - разговаривать о таких вещах было неловко даже с подругой. - Но очень странно, на пару дней... И меня не оставили в покое на эти дни... Неси, Катюш.
- Ты задумалась, Мирь. - Сочувствующе посмотрела на меня Катя.
- Кать... - то, что я собиралась сказать, меня убивало. Что-то ощутимо рвалось внутри и грозило сломать меня. Но я заставила эти слова прозвучать. - Я была с мужчиной. И не с одним. Не по своей воле, но это не имеет значения. И возможно, что я... Я могу быть беременной. Даже уже может несколько дней. Только... Мне кололи наркотики, Кать. Помнишь, в школе нам подробно рассказывали о последствиях, даже если мать в прошлом была зависимой? А если во время беременности? Да и вспомни о подработке твоей мамы. Я не хочу такой судьбы своему ребёнку. Нет.
Мама Кати, Алла Геннадьевна, была логопедом. И когда ей предложили приезжать пару-тройку раз в неделю в небольшой интернат в паре часов езды от нашего городка, она охотно согласилась. Сына и дочь она тянула одна. Только та самая тётя, к которой она сейчас уехала, слала посылки и небольшие переводы. Семьи её бывших мужей с детьми связей не поддерживали и не искали. А сами мужья...
- Алименты? Нет, в моей энциклопедии животных такого зверя нет. - Говорила она.
А тут нагрузка вроде небольшая, а доплата очень хорошая. Ездила туда мама Кати два года. И каждый раз приезжала разбитая и словно выжатая. Один раз мы вот точно как я сейчас пробрались с Катей через подвал к ней домой. Её мама была дома. Одна. На кухне на столе стояла бутылка вина. Это был единственный раз, когда я видела всегда строгую, уверенную в себе Аллу Геннадьевну такой. Возможно из-за алкоголя, но она была очень откровенна.
Дети, с которыми она работали, были отказниками. Все, по причине здоровья.
- Гуляют, развлекаются, пьют, торчат на всякой дряни! А потом рожают, награждая неповинного ребёнка всеми последствиями своего кайфа, и бросают. А он мучайся. Никому не нужный. - Она долго говорила. С болью, с отчаянием, со злостью на этот мир. А мы слушали, боясь шевельнуться.
В тот день умер один из тех, с кем мама Кати ездила заниматься. Про него было точно известно, что мать была наркоманкой. Из тех, кто превращал в дозу всё что угодно. Его маленькое сердце не выдержало тех мучений, что он терпел всю свою недолгую жизнь. У того ребенка было ДЦП, и он почти не разговаривал. И сама Алла Геннадьевна в тот день призналась, что занималась с ним, только чтобы ребёнок видел к себе внимание.