Страница 52 из 106
А ещё здесь, чуть вдалеке от берега, было довольно много впадин, как правило, покрытых более влаголюбивой растительностью, чем окружающие пространства пустоши. Их было бы можно использовать в качестве земледельческих площадок, но в них любили гнездиться всевозможные твари, которых желательно было избегать немногочисленным компаниям.
Первым признаком приближающегося моря стал соленый бодрящий прохладный воздух, насыщенный влагой, силой своей рвущий одежду и развевающий полы плаща. А затем показалось оно, серовато-сине-зелёное гигантское количество воды, могучая стихия собственного мира, скрывающегося в глубине, со своими ужасами и богатствами. Где-то вдали, сливаясь с горизонтом, белела точка, сливающаяся с грязного цвета небом, в котором только при наличии хорошей фантазии или опыта можно было угадать парус.
Мы шли, рассматривая места, а местные выводки, отошедшие ко мне ещё со времён покорения Костегрызов, показывали достопримечательности — разбитый корабль, залежи водорослей, россыпи черепов, прячущихся в грязи местных панцирных хищников, выкинутые волнами тушки мёртвых и живых морских обитателей. Благодатные места, которые могут прокормить, как я увидел, немало населения.
Здесь, на одной из белых скал, торчащих у обрывистого берега после того, как облазили сверху донизу, решили основать небольшое укрепление. Оно требовалось для дальнейшей колонизации этих мест, как место обороны от местных морских и прибрежных обитателей, а также как место сбора местных богатств: вынесенного дерева, костей, кип водорослей — которые в сушёном виде были хорошим топливом, рыбы и редких находок вроде тех же кораблей, которые являлись кладезями полезных штук.
Оставив пару сотен рабочих, сотню клановых воинов, переночевали и с утра отправились вдоль берега на север, пристрелив по пути нескольких местных гигантских трупоедов и обойдя ползущие бронированные туши морских обитателей, выбравшихся на берег отдохнуть.
Ещё день пути, и перед нами раскинулись совершенно иные просторы в виде поднимающегося крутого взгорья, поросшего вереском, — первого предвестника близости торфяных болот. Там нас ждали новые сопровождающие, радующиеся нам как тем, кто собирается решать их застарелые проблемы.
Остановились в одной из нор местных, переждав ночь, в течение которой отпугнули одного призрака, с которым я сперва даже попытался вступить в разговор, всё надеясь узнать степень разумности этих существ, что, к моему сожалению и облегчению спутников, сделать не удалось.
Утром набили животы местными кушаньями в виде запеченных в угольках медоносов полевыми мышами и запеченными же до твёрдости брюхоногими из болот, а далее местный проводник повёл нас в заволокший большое пространство сырой туман, к месту последнего исчезновения охотников и собирателей.
Чем дальше мы уходили от норы, тем влажнее становилось вокруг, а тропинка среди кустарников и редких, невысоких деревьев утончалась, пока не превратилась в просто водную гладь, испещрённую множеством травяных кочек, сориентироваться среди которых мог только местный. Постепенно, мы шли от одного островка суши к другому, подбираясь к одному из них, чавкая лапами в затянутой травой воде и держа оружие наготове.
Холодный ветер, налетевший оттуда, пронизывал нас до костей. Где-то там, на унылой глади этих болот, обитали те, кто предпочитал охотиться на крыс — звери ли, очередные чужаки. На маленьких участках суши порой встречались следы бывшего пребывания жизни — куски кирпичей, обугленные головёшки, разбитые кости, ржавое до состояния праха железо. В одном месте лежали грудой, уходящей наполовину в воду, облепленные местными мелкими слизнями черепа.
Вид их только усугубил то мрачное влияние, что таилось в скрытых белёсым туманом границах, который не уносился порывистым ветром, темнеющем небе в самый разгар, казалось бы, дня. Все давно умолкли и только внимательно крутили головами по сторонам.