Похвала

От Бо ни одного сообщения, что удивительно. Никакого язвительного осуждения. Никаких назойливых расспросов. Он просто исчез из моей жизни. Наверное, так будет лучше. Я даже не знаю, что бы я ему сказала.

Как раз в этот момент появляется новое сообщение, и я мгновение смотрю на него, прежде чем понимаю, кто это.

Эй, малышка. Надеюсь, у тебя все хорошо.

На премьере у нас был фотограф. Эти фотографии не будут опубликованы в Интернет, но я подумал, что тебе, возможно, захочется взглянуть на эту.

Гаррет.

Я могу сказать это только по тону и тому, как он назвал меня малышкой. Не то чтобы он называл меня так раньше. Но он просто такой игривый.

Под его первым текстом фотография. Снимок сделан в тусклом клубе. Люди вокруг нас размыты, но мы с Эмерсоном находимся посередине. Мое золотисто-голубое платье плотно прилегает к его сапфировому костюму.

Мы на танцполе, и пока я смотрю куда-то в сторону, глаза Эмерсона сосредоточены на моем лице. В его чертах теплое, обожающее выражение. Намек на улыбку, который появляется в его зеленых глазах.

На это трудно смотреть. Ни для кого не секрет, что Эмерсон считает меня красивой, но в отношениях должно быть нечто большее. И определенно больше, чем когда меня называют хорошей девочкой, потому что я хорошо подчиняюсь или становлюсь на колени рядом с ним, как и положено его сабе. Видит ли Эмерсон во мне нечто большее?

Бросив свой телефон, я издаю крик разочарования. Хотела бы я доверять своему собственному суждению. Если бы я хоть что-нибудь знала о любви и отношениях, я действительно могла бы найти подходящего парня, но я этого не делаю. Я просто наивная, отчаявшаяся девушка, которая жаждет смехотворного количества похвалы и внимания и достаточно глупа, чтобы ради этого пойти на все.

Но это не вина Эмерсона. Она моя.

ПРАВИЛО №33: ПРАВДА ПРИЧИНЯЕТ НЕВЫНОСИМУЮ БОЛЬ.

Эмерсон

Когда-то мне нравилось, что мой стол обращен к ее столу. Я мог наблюдать за ее профилем, пока она работала, восхищаясь изгибом ее носа и тем, как она прикусывала губу, когда печатала, или клала голову на стол в конце рабочего дня. Теперь на столе мучительно пусто.

И это все моя вина.

В тот день, когда Бо нашел нас, он даже не потрудился остаться и накричать на меня. Мы просто снова вернулись к молчаливому обращению, и я действительно хотел бы, чтобы он позволил мне это сделать, пока был здесь. Я бы предпочел, чтобы мой сын кричал на меня, а не игнорировал.

Я практически стерл буквы на экране своего телефона, отправляя им обоим текстовые сообщения. Сейчас я стараюсь проводить большую часть своих дней в клубе, но даже там воспоминания о ней преследуют меня. Гаррет говорит мне не сдаваться, дать им обоим время, но я не знаю, как долго я смогу это делать.

Я хочу их обоих, и, может быть, это эгоистично и нереалистично, но мне, черт возьми, все равно.

Сегодня я застрял за своим столом. Прошло две недели с тех пор, как она ушла, и у меня нет планов заменять ее в ближайшее время. Или когда-либо еще. Гаррет, Мэгги и Хантер пытались подбодрить меня, а я ненавижу, когда меня подбадривают. Прямо сейчас я хочу погрязнуть в своей жалости, зная, что, возможно, никогда больше не увижу ее и не заговорю с ней.

И это все для меня. Мне не нужна другая саба или другая девушка. Шарлотту невозможно заменить так же, как и Бо, а это значит, что нет.

Я ловлю себя на том, что провожу пальцем по линиям на своей ладони, вспоминая, как она сказала, что у меня длинная линия сердца, что в моей жизни будет большая любовь. Неужели я превратился в самого большого болвана в мире? Вероятно.

Стук в дверь отвлекает мое внимание от моей руки. Наверное, это доставка или Мэгги принесла мне что-то. Тем не менее, я спешу ответить и вздыхаю с облегчением, когда нахожу своего сына на крыльце, ожидающего меня.

— Бо, — тихо говорю я.

Он лишь мельком смотрит мне в глаза, прежде чем отвести взгляд.

— Я хочу знать больше. Я не могу перестать думать об этом, и я хочу знать, что на самом деле произошло между вами двумя.

Я заставляю себя успокоиться.

— Конечно. Заходи.

Мы находим место, чтобы присесть в гостиной, и я предлагаю ему выпить или поесть, но он качает головой.

Его колено подпрыгивает, когда он смотрит в пол. Готовясь к тому, что может оказаться самым трудным разговором в моей жизни, я сажусь напротив него.

— Спрашивай меня о чем угодно.

— Ты спал с ней? — Спрашивает он.

Моя челюсть сжимается.

— Да.

Его губы сжимаются, и его сжатая челюсть отражает мою.

— Все это время?

— Нет, совсем недавно.

— Ты причинял ей боль? — Спрашивает он язвительным тоном.

— Никогда. Я бы никогда не причинил ей вреда.

Мой ответ уверен в себе. Я знаю, о чем он думает... что я манипулировал ею, заставляя переспать со мной. Что я играл роль властелина над ней и принуждал ее к чему-то, чего она не хотела. Я на сто процентов уверен, что это не то, что произошло.

— Ты водил ее в клуб? — Спрашивает он.

Напряжение нависает над нами, когда он поднимает вопрос о клубе, что является катализатором его презрения ко мне. Мой сын отказывается верить, что я не какой-нибудь подлый извращенец, потому что я дал людям возможность безопасно выражать свои сексуальные потребности. Хотел бы я заставить его понять, но это не совсем приятный разговор между отцом и сыном.

— Да, я это сделал.

Он качает головой.

— Она не такая. Ты потратил все это время, развращая ее. Неудивительно, что она хочет тебя, а не меня.

— Подожди минутку, — перебиваю я. — Я вовсе не развращал ее. Ты думаешь, она не такая? Но я скажу тебе, что это так.

Шарлотта – взрослая женщина и может сама принимать решения. Я вовсе не принуждал ее, но я дал ей возможность найти себя, и я провел последние несколько месяцев, наблюдая, как она растет.

Он усмехается.

— Во-вторых, — добавляю я. — Она никогда не предпочитала меня тебе. Вы двое уже расстались…

— О, заткнись, — рявкает он. — Не тыкай мне этим в лицо.

— Я не хотел.

Я протягиваю к нему руки.

— Я только указываю на то, что она полностью отдавала себе отчет в том, что делала. И прежде чем ты увековечишь это убеждение, что мой клуб – грязное, постыдное место, я обещаю тебе, что это не так. Мы принимаем все меры предосторожности в области охраны труда и техники безопасности. Все происходит по обоюдному согласию, и у женщин там даже больше власти, чем у мужчин, поэтому, пожалуйста, перестань говорить себе, какой я плохой.

Он на мгновение замолкает, уставившись в пол, заламывая руки и размышляя про себя.

— Ты любишь ее? — Спрашивает он, не поднимая на меня глаз.

Я колеблюсь. Слово да вертится у меня на кончике языка, умирая от желания сорваться с него, но я не уверен, что это то, что он хочет услышать.

— Это не имеет значения, — отвечаю я, сдерживая свое разочарование. — Если ты не хочешь, чтобы я преследовал ее, я не буду.

Его голова резко поворачивается в мою сторону. Он читает выражение моего лица, прежде чем с силой выдавить:

— Я не хочу, чтобы ты это делал.

Я должен напомнить себе, что нужно дышать. Мое сердце, которое только что билось со скоростью миллион ударов в минуту, теперь рухнуло на пол. Вот и все. Он сказал нет, и я не могу этого нарушить. Мне нужно, чтобы он снова доверял мне.