Страница 67 из 74
— У меня к тебе большая просьба, узнай, что мне с кладами делать. Сам понимаешь, с моим даром я с ними буду сталкиваться. Куда бежать, кому докладывать, что мне за это будет?
— Сынок, — тихо, чтобы никто не услышал, сказал он, наклоняясь ближе. — Сам-то ты как думаешь, долго ты протянешь, если начнёшь государству таскать клады один за другим? Один самородок — случайность, бочонок золота — подозрительная закономерность. Третий сундучок — красный сигнал тревоги.
— А если я не сам? — так же тихо предложил я. — Через кого-нибудь.
— А вариант честно трудиться ты не рассматриваешь?
— Рассматриваю. Я ж шоферюга с многолетним стажем. Права только получить надо. Придётся заново учиться на те категории, которые у меня без того были. Но ты же понимаешь, когда в человеке что-то заложено, оно само выпирать начинает, а то ещё хуже — помогут доброхоты. Прецедент есть, — показал я на пулевое в груди.
— Думаешь, он будет тебя искать?
— Бать, он ведь не один в курсе. И каждый посвящённый свои корыстные цели преследует. Я потому ещё и хочу уехать подальше, чтобы не сиять огнём в темноте — вот он я, берите, пользуйтесь.
— Если это намёк на меня, то я не собираюсь тебя использовать.
— Тут без тебя тесно. Но вообще, не зарекайся. Это пока нет необходимости, ты на меня коварных планов не строишь. А если встанет вопрос ребром — правое дело или я? А? Можешь не отвечать. Это тебе просто для раздумья.
Разговор прервала мать, пришедшая со сковородой котлет. Она их жарила в бане, потому что дома печка летом не топилась, а готовила сегодня сразу много всего, двух электрических конфорок не хватало.
— Дмитрий Прокопьевич, рады вам, садитесь к столу. У Саши День рождения.
— Спасибо, я на минутку заскочил. Мои поздравления. Саша, держи подарок, — снял он с руки часы и протянул мне. — На память и вообще. Знаю, ты хотел. Ещё раз с Днём рождения!
— Спасибо, — только и успел я поблагодарить, сжимая в руках хранящий тепло отцовской руки подарок. Самый ценный!
— Мам, я завтра уезжаю, — объявил я.
— Как? — чуть не выпустила сковороду из рук она. — Так внезапно?
— Какое внезапно? Я ещё когда об этом говорил?
— Но завтра?! У меня и денег сейчас на билет не хватит, на книжке лежат.
— Денег мне не надо. И вещей по-минимуму.
— Подожди-ка. Как это не надо? — вцепилась мать клещом.
— Так. Вознаграждение за самородок мне дают. Его на всё хватит, и ещё останется.
Трагедия на тему «Саша уезжает» висела над столом в течение всего вечера, хотя горевать матери было особо некогда: пришли гости, которых я не знал, но видимо они меня знали. Соседка тётя Дуся и ещё одна мамина подружка, всё норовили подёргать меня за уши. Потом поставили к дверному косяку, поставили на макушку книжку и отчеркнули рост. Оказалось, такими отметками весь косяк исчерчен: С. 16, С. 15, и далее по нисходящей. За прошедший год вырос на пять сантиметров. Внизу метки брата и сестры с шифровками Т. и М.
Пришёл и Пётр Иванович. Он чувствовал себя не в своей тарелке, и после сбивчивого тоста за здоровье именинника я предложил ему выйти подышать.
— Пётр Иванович, давай начистоту. Что у тебя с матерью и какие дальнейшие планы?
— Я… у меня ничего такого… — заикаясь начал он.
— А если ничего, так нечего бабе мозги пудрить.
— Да нет, я не в том смысле, я наоборот, со всей душой. Но ведь она ничего не говорит…
— А, боишься, что откажет? Чудак человек. Так ведь она будет ждать, пока ты первым не решишься. А ты чего кота за яйца тянешь? Любишь — прямо скажи. Вот сегодня и скажи. Щас мы спать уйдём, тёток спровадь по домам — и вперёд. Обещаю не подслушивать.
— Легко сказать, — вздохнул он.
— Смотри, я ведь и обратно могу забрать своё предложение. Ты мне нравишься, но тут и другие похаживают.
— Опять Борька был? — аж взвился Петя. И куда только робость девалась. Настоящий тигр.
— При мне нет, но с месяц назад ходил.
— А, так с тех пор я его отвадил. Хотел с тобой поговорить по-мужски, про мать-то.
— Ну так считай, поговорил.
— И ты не против?
— Не против. Мне жалко очень, как она мыкается одна.
— Ну так я пойду? К ней?
— Иди-иди. К Боцману в логово за мной не побоялся идти, а тут чего-то растерялся.
И я ушёл спать, тихо проскользнув мимо женщин, стройно поющих песню из репертуара Анны Герман. Мне завтра вставать. Надо ещё какую-нибудь сумку выпросить, да кинуть в неё хоть смену белья. Много брать не планирую, с моими капиталами куплю, что понадобится. Чай не в дикий край еду — в город.
Наутро мать хлопотала у плиты, как и не гуляла до бог знает скольки. Была она тиха и задумчива, жарила оладьи мне в дорогу и одновременно гладила бельё. Я заглянул в сумку и не сдержал улыбки — сверху лежал маленький кипятильник. Классика.
Надо было решить вопрос — брать ли дедову тетрадь с собой или оставить на родном месте? Пожалуй, оставлю, опасно это, с собой такие вещи таскать. Перелистал напоследок дедовы записи, нашёл историю романовского клада. Дело было в начале пятидесятых, и нашёл он золотой бочонок совсем не там, где все предполагали. Обычно клады где ищут? В подполе, на огороде. Старую избёнку Егория Романова перекопали всю. А золотишко он спрятал на покосе, можно сказать, в чистом поле. Лесок в три осинки был, там его дед и нашёл. Ему бы обрадоваться, только с Боцманом он к тому времени на ножах был и знал, насколько у того длинные руки. Побоялся такое золото светить, ждал, что ветер переменится, а пока поближе к посёлку бочонок перепрятал — хозяину под охрану. Зарыл на могилке, ходил проверять, на месте ли обе ухоронки: сундучок и бочонок. А тут громкое дело: лагерные сидельцы, которые на добыче золота лямку тянули, коллективную жалобу написали, и в той жалобе начальство обвинили не только в притеснениях, но и в принуждении осуждённых к воровству золота. Как эту жалобу из района смогли передать, неизвестно, но дошла она до самой столицы. В поднявшейся буре дед затихарился, и всё ждал, не нагрянут ли к нему. Нагрянули, но предъявить ничего не смогли: артель его работала легально и более результативно, чем те, кто сбывал золото налево. Это и стало основным критерием в определении честности. А мужики в артели и сами не догадывались, почему им так «фартит» на каждом новом участке. Долго ещё отголоски этой бури метались по всему золотому краю, так и не нашёл дед, кому бы доверить тайну романовского клада. Времена-то сталинские, не ровен час, свои же и донесут. Ох, как я его понимал! Мне бы найти доверенного человечка, да где его взять. Батя мент, к тому же патологически честный, его на авантюру не подбить, а больше кому? Вот и ехал я, оставляя два клада в земле. Если батя чего придумает с бочонком, будет отлично, если нет, пусть ещё полежит, золото не ржавеет. А боцмановскому сундучку до девяностых лежать, раньше его доставать смысла нет, а там видно будет.
Провожать меня в аэропорт отправились всем семейством. Здание внутри было забавным: касса, весы для багажа и три лавки для ожидания. Пассажиров тоже немного, да и сколько в тот Ан-2 влезет. Мать давала мне торопливые наставления, охала и ахала, как я собираюсь жить в большом городе. Я успокаивал её как мог, спасибо бате, который поддержал меня, и только настоял на посещении бодайбинского райотдела милиции. Я должен был передать пакет от него и заодно отметиться.
— Пакет пусть вскроют сразу, дождись результата, — настаивал он. — Это может помочь тебе при поступлении.
Вылет Ан-2 откладывался по погодным условиям — стоял густой туман, а это и в наши дни серьёзная причина для задержки рейса. Наконец, к обеду разъяснило, и объявили посадку. Я помахал своим провожатым, отцепил от себя мелких, припавших с двух сторон, кивнул отцу. Очень хотелось напоследок обнять его, жалко, нельзя. И маму не увидел, тоже жаль. Даст бог, ещё встретимся.