Страница 5 из 74
Глава 2
Я пришёл в себя рывком, вздрогнув во сне. В бок впивалось что-то твёрдое. Пошевелив руками, нащупал мокрую хвою. Вскочил в ужасе.
Твою ж душу мать! Патомский кратер! Гроза! Мужики!
Вокруг сияло ясное солнце, на небе ни облачка. И день! День, мать его растак! Я что, всю ночь тут провалялся? Кратер, как ни в чём ни бывало, красовался по соседству. Рукой подать.
Голова болела, и слегка покачивало. И ещё подташнивало. Похоже, сотрясение. Идти могу? Вполне. Надо спуститься, мужики наверное, обыскались. Между прочим, сами виноваты, нехрен было вчера отрываться от коллектива. Точнее, меня отрывать. Отрывать и бросать.
Неверной походкой я двинулся к деревьям, одновременно ощупывая голову. Кроме неё же особо ничего не болит. Пальцы наткнулись на длинные пряди. Что это?! Что за грива?! Я давно стригусь коротко, потому что волосы на макушке всё реже с каждым годом. Уподобляться придуркам, которые начёсывают на лысину три волосинки, вообще не моё. В следующий миг я забыл про лохмы, которых быть не могло на моей голове, потому что увидел человека. Тот лежал под деревом, словно мёртвый. Кто? Лёха или Макарыч? Что случилось? Ноги стали ещё менее послушными, чем были до того, желая оттянуть момент истины. Мёртвый, млять! Он мёртвый! А вдруг живой? А вдруг ему нужна помощь? Может, именно поэтому я их вчера и не нашёл. Ему стало плохо (кому ему?), а второй побежал в лагерь. Мы разминулись.
Ффух! Нет, это не Лёха, для Лёхи мелковат. А для Макарыча крупноват. Кто же это тогда? Костюм на нём в точности как у меня. И ботинки.
Я подошёл вплотную, вглядываясь в лицо. И почувствовал, что земля уходит из-под ног. В буквальном смысле. Пришлось обхватить дерево, чтобы не рухнуть сверху на явно мёртвое тело. Моё тело!
Как я оттуда бежал, не вспомню даже под пытками. Глюки! Глюки, это не я! Я башкой треснулся, наверное, сильно. Только бы найти мужиков, пусть мне ещё раз дадут по башке, мозги вправят. Чёртов кратер! Говорил нам шаман, не ходить, какого лешего попёрлись?! Наверное там всё-таки газ, как кто-то предполагал. И газ этот не только камни выпирает на поверхность, но и мозги выворачивает.
— Мать, мать, мать!
Это я уже орал, потому что рассмотрел, что нашей палатки нет внизу. И вообще ничего нет внизу. Докуда хватало глаз, расстилалась чёрная гарь. Песец! Полный! Если всё это не продолжение глюков, то что это? Молния вчера спалила к едрене фене? А почему не дымится? Такое ощущение, что пожар был пару месяцев назад. Вон и травка молодая пробивается.
Значит, глюки!
— Мужикииии! — заорал я, ещё слабо надеясь, что мне ответят.
И тогда можно будет честно признаться в сдвиге по фазе и просто сесть, закрыв глаза, пока это безумие не кончится.
Никто не ответил.
А я понял, что глюки ширятся. Потому что голос был совсем не мой, какой-то юношеский ломкий басок. И ещё я рассмотрел, что одежда на мне как с бомжа, а на ногах кирзачи. А под ними — портянки, сцука. И главное, руки, руки, млять! — на мои не похожи! И волос на голове дохренища. Длинных, с ладонь. И ЧЁРНЫХ! На моей русой башке — чёрные волосы. И они точно растут из меня, потому как выдираются с болью! А щетины на щеках и даже подбородке — нет. И над губой, и на шее. И на руках три волосинки! И на пузо нет и намёка. И, мать его за ногу, всё, что ниже, тоже не моё! Это вообще не моё тело! Если эти глюки не кончатся в ближайшее время, я умом двинусь.
Главное, что делать, непонятно. Если всего, что я вижу, не существует, то где я на самом деле и что делаю? Бегаю по тайге? Залез в кратер и пускаю пузыри в отключке? Ладно, если мужики поймали да связали. А если они сами в таком состоянии? Вдруг это правда газ был? И как только мы поднялись, тут его и надышались? Потому я их не нашёл. И мой труп! Это такая жесть, что от одного воспоминания волосы дыбом по всему телу. Хотя по уму надо бы подняться да проверить, он ещё там или уже развеялся? Не пойду. Я тут буду сидеть и ждать.
Следующая светлая мысль, посетившая голову, была: «А не привидение ли я?»
Труп в наличии, так может я умер? Саданул кулаком об горелый пень, убедился, что боль самая настоящая. Солнце печёт мою волосатую голову. И жрать охота. Привидения не жрут. Или жрут, но души-страхи всякие. А у меня желудок бурчит громко и выразительно. Как назло, даже горелых рюкзаков или их содержимого, не видно. И в карманах брезентовой штормовки (ха-ха) всякая несъедобная фигня, типа лески с крючком и каких-то гаек. Верхонки ещё. А нет, что-то есть. Вытащив горсть сухарей, не поверил себе. Может и тушёнка найдётся? Ладно, пусть не в куртке, а в штанах. Хрен. А вот в правом кирзаче что-то есть. С трудом стащив сапог, размотал портянку, рискуя, что обратно замотать нормально не смогу. Портянки когда-то давно были в армии. Так тридцать лет прошло, всё позабыл с тех пор. Выпал мешочек вроде кисета, туго перевязанный тонкой верёвкой. Тяжёлый. Интересно. Раздербанив завязку обгрызенными ногтями, каких у меня отродясь не было, заглянул внутрь. Оп-па! Ну это уж слишком. В мешочке было золото. Мелкие чешуйки, среди которых прощупывались более крупные кусочки. Вытащив самородок с ноготь большого пальца, поковырял его, посмотрел на свет, понюхал. Вспомнил, что надо попробовать на зуб. Куснул. Дебильный глюк! Даже нижний зуб, шестёрка, на месте. И вместо пары мостов по ходу свои. Чё за гон! Упихнув глюкавый самородок на место, затянул верёвку и похромал в кирзаче на босу ногу к воде. Поймать отражение удалось не сразу. А когда удалось, я долго всматривался в неприлично молодое лицо в обрамлении чёрных патлов.
Это не я. Я-настоящий лежу там, наверху около кратера. А тут вместо меня другой человек с килограммом золота в кирзаче. Но внутри него я. Как это называется? «Переселение душ», — подсказало подсознание. «Спасибо, ты такой умный», — ответил я. — «А как же остальное? Пропажа Лёшки и Вовки, горелый лес, и та совдепия с вытянутыми коленками, что на мне надета? Уж лучше глюки, на них всё можно списать».
Поразмыслив так, я пришёл к выводу, что сидеть здесь бесполезно. Во-первых, я не знаю, где нахожусь на самом деле. Во-вторых, где мои друзья, тоже неизвестно. В-третьих, я не знаю, движется ли моё настоящее тело, когда я двигаюсь тут. И жрать охота. А тут всё выгорело к чертям, даже ягодки никакой нет. Сухари только приглушили острый голод. Надолго их не хватит. Решено, иду. Оставив на всякий случай знак друзьям на дереве. Пусть хоть знают, что я здесь был. Добыв из второй портянки нож, я выбрал горелый ствол на видном месте и ожесточённо начал резать в саже своё имя: «Саня». Ниже «УАЗ». И стрелочку. Ушёл к машине. Не идиоты, поймут.
Потом я вспоминал, как эту чёртову портянку намотать обратно, потому что без неё идти нереально. Вспотел, сбросил с себя штормовку, обнаружив под ней застиранную мастерку коричневого цвета. В одном кармане нашёл коробок спичек «30 лет Победы», а во втором — карамельку «Чебурашка». И это было последним ударом. Сжав в кулаке конфетку, которую в последний раз видел черт-те когда, я заржал.
Минут пять я бился в истерике, размазывая выступившие слёзы пополам с сажей, и не мог остановиться. Наверное, в этот момент я как никогда был близок к сумасшествию. И никого не было вокруг, чтобы дать мне оплеуху или хотя бы вылить на голову ведро воды.
Ещё всхлипывая от неконтролируемого хохота, я развернул фантик и сунул конфету в рот. Господи! Я помню этот вкус — вкус детства. Теперь запить водой из речки и вперёд — куда глаза глядят.
Не знаю, что со мной, но никогда не слышал про глюки, в которых участвовали бы все органы чувств, включая обоняние, осязание и вкусовые сосочки на языке.
Гарь быстро кончилась. Сначала попадались отдельные уцелевшие деревья, потом зелёные прогалины, а потом хрустящий пепел под ногами сменился бурым ковром мха. Я шагал по девственной нетронутой тайге и тщетно искал наши собственные следы, которые мы всяко оставили вчера. Тайга — не джунгли, тут за сутки ничего не зарастёт. На слиянии Ексекюляха и Явальдина мы перекусывали. Если там тоже ничего нет, пойду дальше, может эта зона сумасшествия закончится или газ из меня выветрится. Хорошо бы так. Тогда я доберусь до машины и с трассы подам сигнал бедствия. Мужиков надо выручать. Только нужны респираторы, а лучше противогазы или вообще костюмы полной защиты. Вдруг эта хрень через слизистую глаз впитывается или через кожу.