Горе побежденным

Глава 12

— Господа, Зиновию Петровичу стало плохо. Вот так-с, думаю, апоплексический удар с ним приключился, — открыв дверь, что оказалась не плотно закрытой, Фелькерзам даже не удивился, увидев в коридоре Клапье де Колонга и Игнациуса — оба стояли изрядно побледневшие. В тусклом свете электрической лампочки было заметно, как трясутся пальцы у начальника штаба, а по лицу командира броненосца, словно рассыпанный бисер, блестели капельки пота.

— Проходите, господа, что стоите. Думаю, вы имели честь подслушать разговор двух адмиралов. Весьма нервный, как вы знаете — с Зиновием Петровичем совсем плохо — он ведь в Камрани один приступ инсульта перенес, нужно после него отлежаться, а он весь на нервах — тяжелое бремя ответственности на себя взвалил. Вот и не выдержали кровеносные сосуды в голове, полопались. Да-с, нехорошо получилось, но на госпитальном «Орле» его выходят, лучший уход обеспечат. Это меня грешного по приказу вице-адмирала на броненосце держали — странную суровость ко мне проявил командующий эскадрой, жестокую и непонятную. Но бог ему судья, мне нужно свое дело делать, эскадру в бой вести!

На Фелькерзама навалилась непривычная говорливость, но он понимал, что идет «откат» после перенесенной болезни и стресса, который он получил в ходе беседы с командующим.

— Ваши превосходительства слишком горячо беседовали, чтобы вас не слышать. Потому и стоим здесь, чтобы не было иных свидетелей, — совершенно спокойным голосом произнес Игнациус.

— И поняли вполне достаточно из него, чтобы подтвердить, что Зиновий Петрович сам передал вам командование, и свалился от сердечного приступа. Тяжкие трудности похода не выдержали его превосходительство. Так для всех будет лучше, — странно, но на лице начальника штаба не было ни проблеска скорби, а одно непонятное облегчение.

Между тем капитан 1 ранга Игнациус уже начал распоряжаться, проявляя кипучую энергию. Появились оба судовых врача, захлопотавшие вокруг лежащего на полу Рожественского. Фелькерзам стоял в сторонке, закурив папиросу и стряхивая пепел в горшок с фикусом, что стоял у маленького окна — верх роскоши адмиральского салона. Из разговоров медиков между собой понял, что дело плохо — Рожественский уже не мычал, а потерял сознание. Появились дюжие матросы с носилками, бывшего, да уже бывшего командующего эскадрой бережно положили на брезентовое полотно, сунув ноги в «карман», и подняв как перышко, унесли.

— Ваше превосходительство, это… правда, что мы услышали?

Голос Игнациуса чуть дрогнул, когда он задавал вопрос, а перед этим собственноручно плотно затворил дверь. Рядом с ним стоял начальник штаба — теперь и его лицо покрылось капельками пота.

— «Громобой» да, подорвется сегодня, сами увидите его во Владивостоке, — совершенно безмятежным голосом отозвался Фелькерзам. — А что касается всего остального, то все в наших руках, ведь на мостике буду я, и постараюсь не допустить совершенных ошибок.

— Слава богу, — Игнациус перекрестился, на побледневших щеках стал проступать румянец, да и Клапье оживился, а то прямо покойником выглядел. И тоже осенил себя крестом чисто по православному.

— Господа, давайте поговорим без всяких задних мыслей, — негромко произнес Фелькерзам, затушив окурок в земле, так как не нашел взглядом пепельницы. И показал рукою на стулья у стола:

— Присаживайтесь, разговор у нас долгий будет, минут на десять выйдет, ибо времени у нас мало и оно драгоценно. Дело в том, что я сегодня как бы умер, по крайней мере, мою смерть диагностировали оба врача «Осляби», Бэр и его старший офицер — даже гроб мне заранее приготовили. Так вот, видел я нечто такое, что душа обратно в тело залезла, ибо не время умирать. Признаться, раньше я слышал, что умирающие могут видеть нечто в будущем времени. О чем стараются поведать в свои последние секунды, только многие окружающие их в тот час не воспринимают к разуму и сердцу их откровения. И зря — в том я сам убедился.

— Я знаю о таких случаях, ваше превосходительство, — совершенно серьезно произнес Игнациус, и Фелькерзам подумал, что тот все же учился в Академии художеств, и как все творческие люди чувствителен к происходящему, и особенно ко всякой мистике.

— И мне доводилось не раз про то слышать, — не менее серьезно произнес начальник штаба. Вообще-то моряки народ суеверный, и в океанах тоже полно непонятного, так что если не поверить, то принять близко к сердцу можно много всяческого взбрыка, что выламывается из привычной картины окружающего людей мира.

— Так вот — то, что я видел, лучше никому не знать. Но верьте мне, господа — подобной трагедии и позора я не допущу! А когда знаешь, что ждет и как можно этого избежать, лучше предпринять меры заранее. Константин Константинович, завтра командующий хотел отправить отряд транспортов Радлова в Шанхай и Сайгон, чтобы они оттуда производили обеспечение наших вспомогательных крейсеров. Но их там обязательно интернируют, а зачем нам такие проблемы в будущем?!

Фелькерзам остановился, еще раз окинул взглядом салон Рожественского и увидел искомое. Поднялся, взял массивную пепельницу, поставил на стол и подхватил пальцами окурок у ствола фикуса — переложил его, и лишь после этого закурил папиросу. Сделал радушный жест, типа и «вы курите». Моряки не чинились и задымили.

Наступила короткая пауза, после которой, успев за это короткое время продумать некоторые детали будущей операции, Фелькерзам снова заговорил, негромко произнося слова:

— Все транспорты Радлова, плавмастерскую «Камчатку», вспомогательные крейсера «Днепр» и «Рион», госпитальные суда «Орел» и «Кострома», пойдут отдельно. Огибая японские острова с восточной стороны, и через Цугару отправятся до Владивостока. Эту эскадру возглавит контр-адмирал Энквист, пройти пролив необходимо вечером 16 мая, чтобы ночью уйти к Владивостоку как можно дальше. По пути, если удастся, присоединить к себе вспомогательные крейсера «Кубань» и «Рион», что отправлены в те воды с рейдом. У меня на них свои планы…

Фелькерзам остановился, видя, что начальник штаба достал блокнот и старательно записывает его слова карандашом.

— С нами на прорыв через Цусимский пролив пойдут только оба буксира и вспомогательный крейсер «Урал». Я поведу только боевые корабли, дабы не отвлекать силы для защиты, скажем так, балласта, и не снижать эскадренный ход. Лишние 3-4 узла в сражении дорогого стоят!

— Ваше превосходительство, вы берете «Урал» потому что на нем мощная радиостанция?!

— Давайте без чинов, Василий Васильевич. Не только потому, он вооружен и имеет ход 19 узлов, как «Алмаз». А потому их буду использовать для спасения команд погибших кораблей. Да, Василий Васильевич, это так — потери будут, и значительные, противник перед нами опытен и силен. А наша задача, согласно приказу государя-императора Николая Александровича, не только прорваться во Владивосток с «несколькими кораблями», но «завладеть Японским морем».

Фелькерзам усмехнулся, видя, что капитаны 1 ранга загрустили от произнесенных слов — они о том приказе уведомили. Только Клапье бросил на контр-адмирала заинтригованный взгляд — ведь Константин Константинович знал точно, что о высочайшем приказе тот ведать не мог, но, тем не менее, практически дословно произнес, вернее, процитировал некоторые места. А это было удивительно, если не знать потаенной сути.

— У нас есть чуть больше суток, господа, чтобы убрать с кораблей все дерево, оно прекрасно горит. Грузить все на транспорты, их достаточно, и многие полупустые. Загружать их денно и нощно, снять все палубные настилы. А заодно корабли облегчим, и в бою пожаров избежим…