Страница 3 из 55
ПЕСНЬ 2
КОНУНГ БЕЛЕ И ТОРСТЕН ВИКИНГССОН
Король стоял, опершись на меч стальной, С ним рядом Торстен Викингссон, боец седой, Брат Беле по оружию, он стар годами И, словно камень рунный, покрыт рубцами. 5 Казалось, обращаясь и в пыль, и в прах, Языческих два храма стоят в горах. Но мудрые без счету на стенах знаки, И память дней минувших живет во мраке, «К закату, — молвил конунг, — мой день идет, 10 Мне тяжек шлем и боле не сладок мед. Во тьме мой взор не видит судьбу людскую, Но ближе блеск Валхаллы, и смерть я чую. Моих сынов позвал я, и с ними твой, Пусть будут неразлучны, как мы с тобой, 15 Орлят хочу я ныне наставить снова: На языке у мертвых уснет и слово». И в зал тогда вступили они втроем, Шел первым Хельге мрачный, угрюм лицом. Его влекли гаданья перед святыней, 20 С кровавыми руками пришел он ныне. Светловолосый Хальвдан за ним возник, Исполнен благородства, но нежен лик Для отрока, казалось, был меч игрою, На деву походил он в плаще героя. 25 В накидке синей Фритьоф затем вступил, Он на голову выше обоих был. Меж братьями стоял он, как день блестящий Меж розовой зарею и ночью в чаще. «Настал, — промолвил конунг, — уж вечер мой. 30 В согласьи братском правьте моей страной. Согласье укрепляет соединяя, Копье теряет цену, кольцо теряя. Пусть сила охраняет, как сторож, вход, Внутри же за оградой пусть мир цветет. 35 Пусть меч не вред наносит, но защищает, И щит амбары бонда да замыкает! Свой край лишь неразумный король гнетет: Могущество владыке дает народ. Венец зеленый вянет, когда на кручах 40 Иссохла сердцевина стволов могучих. Небесный свод четыре столба несут, Для трона же опора — лишь правый суд. Когда пристрастье судит, близка невзгода, Закон — владыки гордость и мир народа. 45 Алтарь и храм, о Хельге, богов приют, Но, спрятавшись, улитки одни живут. Витают всюду боги, где день сверкает, Где песни раздаются и мысль летает. Бывают лживы знаки у сокола в груди. 50 От рун на брусьях правды всегда не жди. Но в честном сердце мужа, чей дух свободен, Правдивых много знаков начертит Один. Не будь жесток, о конунг, но только строг! Чем меч острей, тем гибче его клинок. 55 Как розы щит, так милость украсит мужа, И день весенний боле несет, чем стужа. Друзей презрев, на гибель и сильный обречен, Как ствол в пустыне гибнет, коры лишен. Но тот цветет, кто в дружбе нашел защиту, 60 Как дерево, что в роще от бурь укрыто. Не хвастай славой предков, свою добудь; Тот лук лишь твой, который ты мог согнуть, От чести погребенной что толку в споре? Свой вал поток могучий хранит и в море, 65 Награда мудрых, Хальвдан, веселый нрав, Но избегай, о конунг, пустых забав. Из меда варят с хмелем напиток бражный, Стальным клинок быть должен, забава — важной. Не может лишним знанием и мудрый обладать, 70 Но слишком мало, Хальвдан, совсем не знать. И на скамье почетной глупцу нет чести, А мудрому внимают на всяком месте. К жилищу друга, Хальвдан, кто сердцу мил, Не долог путь, хотя бы вдали он жил. 75 Но к тем длинна дорога, кто нелюбимы, Пусть даже ты проходишь усадьбы мимо. Любому, кто захочет, мой сын, не верь! В пустом лишь доме настежь открыта дверь. Один пусть избран будет, ненужны двое, 80 И мир узнает, Хальвдан, что знают трое». Затем поднялся Торстен, в венце седин: «К богам не должен конунг идти один. Мы братски жизнь делили, король, с тобою, И смерть делить нам также дано судьбою. 85 О Фритьоф! Лет минувших я слышу речь, Тебя хочу я ныне предостеречь. Альфадера к курганам слетают птицы, На губы старца вещий совет ложится. Богов почти высоких! Добро и зло, 90 Как свет и бурю, небо земле дало, Богам открыты сердца глухие своды, И то, что миг разрушил, оплатят годы. Вождю покорствуй! Править лишь одному дано, Очей у ночи много, у дня — одно. 95 С достойнейшим достойный не ищет спора, Клинок без рукояти лишен упора. Даруют силу боги, их дар высок, Но в силе неразумной велик ли прок? Медведь сильней десятка, одним убитый, 100 Щит от меча, от силы — закон защитой. Не многим страшен гордый, у всех к нему вражда; Заносчивость к падению ведет всегда. Кто в небе реял, ныне с клюкой всечасно, Посев — погоде, счастье ветрам подвластно. 105 О Фритьоф, день хвали ты, когда закат придет, Совет хвали исполнив и выпив — мед. Во многом безрассудно юнец уверен, Но друг — в беде, и в битве клинок проверен. Не верь змее уснувшей, весны снегам, 110 Ночному льду не верь ты и дев словам. На колесе бегущем их грудь точили, И два холма лилейных неверность скрыли, Ты сам умрешь, и сгинет твой дом и скот, Одно я знаю, Фритьоф, что не умрет: 115 То суд над мертвым; будь же высок в стремлениях, В поступках справедлив будь и в помышлениях». Так старые учили на склоне лет, Как позже в «Изреченьях» учил поэт. От рода к роду мудрых слова летели, 120 Из тьмы курганов шепчут они доселе. И много говорили затем они О том, как в верной дружбе текли их дни, И в смерти неразлучны, в борьбе с судьбою Они держались вместе, рука с рукою. 125 «Спина к спине стояли мы, как один, И норна щит встречала везде, мой сын. Нам Валхалла открыта теперь богами, Но дух отцов, о дети, да будет с вами!» И конунгом прославлен был Фритьоф вновь: 130 Геройский дух важнее, чем род и кровь. И Торстен внукам асов хвалы слагает. Сияньем славы Север владык венчает. «Держитесь, дети, вместе, всегда втроем, И Север не увидит вас под ярмом. 135 Примкнувшая к величью, подобна сила Кайме стальной, что злато щита обвила. И юной розе, Ингборг моей, привет! Она росла в покое от ранних лет. От бурь ее храните, пусть вихрь мятежный 140 Не укрепит на шлеме цветок мой нежный. Отцом ей будь, о Хельге, будь ласков с ней, Как дочь, мою ты Ингборг люби, лелей! Насилье дух высокий лишь раздражает, Но кротость — честь и правду в сердца влагает. 145 Насыпьте два кургана для нас, сыны, На каждом бреге фьорда вблизи волны, Чтоб сладостная песня наш дух ласкала, Звучат как драпа плески волны о скалы. Когда на горы месяц свой свет прольет 150 И на могильный камень роса падет, Сидеть, о Торстен, будем мы над водою И речи о грядущем вести с тобою. Теперь прощайте, дети! Оставьте нас! К Альфадеру идем мы, настал наш час, 155 Ручьи, уставши, к морю свой бег направят, Пусть Фрей, и Тор, и Один вас не оставят!»