Страница 7 из 9
Ну что же, напоследок его ждал сюрприз.
Вскоре лидера каданцев не стало.
Каданка лежала на спине, её трясло, и командор отвёл взгляд от Владлена, подошёл и сел рядом на корточки. Ему хотелось прикоснуться к ней, но он не посмел.
— Он мёртв? — спросила Мима, глядя в потолок. Её рука прижималась к боку, раскрашенному алой краской.
— Он мёртв.
— Командор, я вызываю корабль, — рядом оказался Клюква, глянул мельком на женщину и отошел. — Тело берём с собой?
— Да.
Владлена они увезут, пока не решено, что с ним сделают — оставят как есть или передадут новому главе каданцев в качестве жеста доброй воли для захоронения по их законам. Девису было плевать, Владлен мёртв, значит, не важно, что будет с его телом, сейчас это просто политический инструмент.
И вроде всё сбылось, но в памяти отпечаталась не смерть самого главного врага Агранда, а услышанное и случившееся с каданкой, с несчастной предательницей с самыми красивыми на свете глазами.
Корабль за ними прибыл так быстро, что командор даже не успел понять, умирает она или нет. Глаза Мимы были закрыты, но она дышала.
Вокруг суетились солдаты, к нему всё время кто-то обращался с вопросами, он уверено отвечал, ему рапортовали: «Слушаюсь!» и бежали исполнять поручения, проплывающие мимо разума.
Всё шло как по накатанной — тело Владлена положили на носилки и унесли, храмовых служителей отпустили, из соседнего помещения освободили двух молодых девушек, похоже, предназначенных для очередного ритуала.
Командора передернуло, когда их вывели — в длинных белых ритуальных платьях, с распущенными волосами и накачанных чем-то, отчего каданские светлые глаза были широко распахнуты и неподвижны.
Но им теперь, по крайней мере, не грозит встреча с Владленом. А жрицы… пусть с ними разбираются каданцы.
Теперь возможен мир.
Но на полу лежала Мима, прикрыв глаза и отрывисто дыша. И голубой свет, вырывающий его душу из мрачной тьмы, неуклонно угасал.
— Командор, всё готово, пора улетать.
Клюква вытянулся по стойке смирно рядом, с ним ещё двое, с такими суровыми лицами, будто они собирались применять силу. К кому интересно, к собственному командору?
Девис бегло оглянулся — тело унесли, больше в храме их ничего не держало. Пора улетать.
— Командор. Пора идти!
Но почему-то он сидел возле каданки и неверяще смотрел на неё, как будто раны вот-вот возьмут да затянутся и непонятно, почему до сих пор этого не произошло?
— Она предательница, — понизив голос, заговорил Клюква. — Она всё равно бы умерла, потому что предателей нельзя оставлять в живых. Предавший раз предаст и второй.
Командору хотелось возразить, напомнить, что предала она не ради денег или любой другой выгоды, что имела место месть и, судя по предсмертным словам Владлена, месть вполне заслуженная, но о чём можно спорить с подчинёнными, когда понимаешь, что несмотря ни на что, они правы? Военное положение обязывает, она всё равно умрёт.
— Если хотите, могу пристрелить, чтобы не мучилась, — довольно мягко добавил Клюква.
Пристрелить?
— Выйдите все и ждите снаружи. Я сейчас буду, — приказал Девис.
Командор склонился над каданкой, почти прикоснувшись губами к её бледному лбу и в последний раз пытаясь заглянуть в глаза — но они были закрыты. Вряд ли её спасут, но и пристрелить он её не мог. Только не её.
Неподалеку кучковались жрецы, и они явно слышали о роли Мимы в случившейся смерти лидера. Так или иначе, у неё впереди только спокойная дорога на ту сторону, где никогда не бывает войны.
Но будь он проклят, если ускорит её путь!
Девис на секунду положил руку ей на лоб, а потом резко встал и вышел из комнаты, пошел сквозь тёмные кривые коридоры, ближе к выходу, к свету.
На улице ликовали солдаты Агранда. Внутри катера лежал побежденный Владлен, и каждый понимал, что вскоре всё изменится. Что, возможно, всё будет хорошо.
Давно у аграндцев не случалось таких хороших новостей.
Но когда из храма вышел командор, посеревший, почти трясущийся от слабости, он почему-то не поддержал своих солдат, не посмотрел взглядом победителя, взглядом спасителя. Не выкрикнул победный клич.
Он, не поднимая головы, просто споткнулся о порог и пробормотал в очередной раз:
— Будь оно всё проклято! Будь проклято!
И воздух зашуршал, будто пропитался силой его отчаяния.
Но больше ничего не изменилось.
Через три дня было подписано мирное соглашение о ненападении сторон, и война остановилась.
Любая, даже самая комфортная тюрьма остаётся тюрьмой. Будь в ней три этажа или каморка метр на метр, будь решетки из стальных прутьев или из невидимых силовых линий — суть одна — твои перемещения строго контролируются и есть предел, за который ты при всём желании не проникнешь.
По вечерам Мима выходила из крошечной комнаты барака в обезличенный тюремный сад и смотрела в небо, которое было так сильно заволочено облаками, что никогда не показывало звёзд.
Мир принёс много нового каданцам, но не ей лично.
На самом деле, прежде она ни разу не думала, что случится после момента, когда Владлен умрёт, настолько ей требовалась одна только его гибель.
И вот — каким-то чудом смерть извращенца привела к миру между двумя враждующими народами и она сама оказалась в весьма странном положении — с одной стороны, её хотели бы предать суду и смертному приговору за предательство, с другой — чествовать как пособницу мира, обезвредившую сумасшедшего Владлена.
Так как новое командование каданцев не смогло решить эту дилемму, то просто отправило Миму на «отдых», по сути, ту же самую тюрьму на окраине своих владений, подальше от политики и людских масс. А именно политикой и людскими массами она была сыта по горло.
И потекли дни и недели обыденной мирной жизни. Где-то там решались важные вопросы касательно дальнейших курсов переговоров, торговых соглашений, обмена опытом и специалистами, где-то бурлила новая жизнь, текущая по новым, мирным законам, а вокруг Мимы царило болото — спокойная, невозмутимая гладь, которая поглощает любое событие, утаивает в своей трясине и не оставляет на поверхности даже следов его существования.
Но ей было всё равно. Когда вопреки всем предположениям она не умерла, а выжила, эта отсрочка стала чем-то непонятным. Что с ней делать?
Жить, как все остальные, не получается — всё таки позади много вещей, которые переворачивают мир с ног на голову и не позволяют вернуть равновесие.
Клятвы преданности своему лидеру и гордость за то, что принимаешь участие в таком важном деле, как отстаивание интересов своего народа, пусть даже ценой собственной жизни. Слепая вера и отчасти даже влюблённость в своего лидера.
Смерть сестры. Смерть племянницы, светлой и юной, обожаемой так сильно, что Мима пошла бы вместо нее умирать, дай ей кто-то шанс.
Но Владлен никому не дал шанса.
Странно, как легко оказалось его предать. Несмотря на клятву верности, которую каданцы чтили, несмотря на осознание величины вмешательство — смерть Владлена меняла всё. Несмотря на отвращение к собственному поступку, впрочем, весьма смазанное, протекавшее на фоне горя от потери родных практически бесследно.
А теперешняя жизнь как будто была взята в долг и совершенно не имела цели. Что теперь? Ничего.
Где-то там остался командор, мужчина, который даже в том её полумёртвом состоянии умудрился разбередить душевные раны, вернуть мысли о том, что ты одинока и не встречала человека, с которым просто хочется быть рядом.
Что бег за влиянием и деньгами не приносит умиротворения, просто подстёгивает бежать всё быстрее и всё дальше, спешить пересечь черту, за которой, по сути, ничего нет.
А выходит, что когда черта осталась позади, тебе вдруг подарили короткую встречу с тем, кто на обочине — и эти моменты оказались наиценнейшими.
Такая насмешка судьбы… которой Мима была благодарна, ведь эта встреча означала, что настоящие мужчины всё-таки существуют на белом свете, пусть им и не суждено больше пересечься.