Соломка и Зверь

Оказалось, это обычный человек, толстый повар с болезненно жёлтым лицом. Он нагнулся и выглянул из кухонного отсека, измерив студентов профессиональным взглядом мясника.

Натан Георгиевич дружелюбно поздоровался и поинтересовался, где же располагаются уборные, куда им не мешало бы заглянуть.

Потом они посетили уборные.

Преподаватель не преминул сообщить, что это уборные персонала, зверей никогда не выводили из клеток по такой мелкой надобности, все, что у них было для справления нужды — дырка в полу.

Соломка всё ещё сдерживала головокружение, стараясь не паниковать сильнее, чем уже паниковала. Молотком по макушке стучало, что сильнее вроде бы некуда.

А потом они спустились на уровень ниже — и увидели эти самые клетки.

И мигом замолкли.

Соломка подняла глаза, насторожившись этой странной тишиной, напитавшись ею, как сырой дождевой водою… Грудь тут же прорезала острая жалость, похожая на боль. Или боль, похожая на жалость? Как знать…

Сплошные стены без единого окна. Тусклые узкие лампы под низким потолком. Частые решётки из серо-синего материала, перемежающиеся энергетическими полями, сейчас отключенными. Койки рядами, грязные тряпки на полу и то самое пресловутое отверстие в углу. Ничего напоминающего мебель в камерах не было, в ближайших двух прямо на полу валялись мятые кружки и гнутые тарелки. Ни вилок, ни ложек.

— Обратите внимание, — голос Натана Георгиевича прозвучал как злое искривленное эхо. — Все в этом помещении оставлено в том виде, каким было в момент Освобождения. С тех пор никто из зверей ни к чему не притронулся. Столовых приборов им в целях безопасности, кстати, никогда не давали, только пластиковые ёмкости. Да и из них они умудрились слепить оружие.

Тогда понятно, откуда этот удушающий мерзкий запах… Тут никто никогда толком не убирал.

И это он ещё частично выветрился.

Как же тут вообще можно было находиться?

Почувствовал дурноту, Соломка снова схватилась за Бориску, как будто тонула без поддержки.

— Это что, робкое предложение о встрече наедине? — приподнял тот брови.

— Т-ш-ш, — тут же зашипели окружающиеся, проникнувшись силой момента — каждый представил, какого это, сидеть годами в таких клетках, как звери, в вони и безысходности, и знать, что тебе никто не поможет — хотя бы потому, что никто не знает о твоём существовании. Представить этот ужас, чтобы не зря съездить на экскурсию. Нужно же получить эмоции?

— Большинство зверей провели тут всё своё детство. Как вы знаете, их выкрадывали в возрасте 4–5 лет и сразу начинали модификации. К пятнадцати, кто выживал, окончательно трансформировался в воина.

Четыре-пять?

Нет, эта тошнота и головокружение никогда не пройдут. Крали детей и превращали в монстров. Как такое могло произойти в этом мире?

Как в этом можно было участвовать?

И снова тоска от несмываемого пятна, которое на тебе самой.

Как же они сохранили разум?!

— Пойдемте дальше. Время нашей экскурсии ограничено, я ещё договорился о горячем обеде — в столовой, как вы убедились, нас ждут, для нас готовят.

Соломка отвернулась и пошла к выходу, уже не заботясь, находится ли в одиночестве или среди толпы. Какая уже разница? Может и к лучшему за все ответить. Хоть как-то.

— Меланья, не спеши так. Не лезь вперёд. Идите только за мной.

Натан Георгиевич тут же занял место предводителя и толпа студентов двинулась дальше.

— Тебе что, нехорошо? — шепнул вдруг Бориска.

— Нет.

— Нет, нехорошо, или нет, всё в порядке?

— Отстань.

— Вот так и возлюби ближнего своего, — недовольно проворчал он, но отстал.

— Теперь мы пройдем сквозь зал, в котором начало складских помещений и выйдем туда, где располагаются лаборатории и операционные.

Соломка остановилась так резко, что сзади на нее налетели и тут же зло зашипели, ругая почём зря всех в мире неуклюжих девчонок.

— Давайте, не задерживайтесь, — не оглядываясь, бросил Натан Георгиевич. Его, похоже, несло любопытство и поэтому останавливаться он ни на миг не желал. — Лаборатории нынче заброшены, как и клетки, так что спокойно осмотрим. Там много чего интересного. Хотя и жуткого. Ух, уже предвкушаю…

Студенты послушно шли за ним, и Соломка тоже. А куда деваться?

— Если успеем, осмотрим потом ещё жилые помещения для персонала. Как вам известно, когда зверей набралось достаточное количество, и модифицированные могли по запаху уловить человеческое существо на расстояние километра, начался главный этап захвата и колонизации. Звери должны были пробраться и уничтожить все действующее правительство, а людей сбить в кучу и поселить в карантинные зоны, которые по сути напоминают небезызвестные концентрационные лагеря — исключая масштаб. Насколько те были ужасны… настолько эти планировалось ухудшить. От человечества осталась бы от силы десятая часть для обслуживания колонизаторов, остальные бы пошли на корм новым властителям и зверям, ибо все они — хищники.

— Колонизаторы ладно, но разве звери — людоеды? — удивился кто-то из студентов. — Они же, как мы…

Натан Георгиевич вздохнул, проводя ладонью по своим волнистым волосам.

— Если тебя не кормить месяц, вполне возможно ты тоже съешь соседа. И не забывай — твои инстинкты слегка обтесала цивилизация, их инстинкты, наоборот, вытащили на поверхность и хорошенько заточили. Они теряют разум от боли, голода или… похоти, хотя в последнем не уверен и просто не могут себя контролировать. Поэтому в данный момент на зверей распространяются совсем другие законы и правила.

Длинный коридор, по которому они неторопливо шли, производя испуганное шуршание, был практически не освещен. Серые стены впереди словно смыкались, превращаясь в тупик. Вокруг тишина и покой, совсем не походило на то, что бункер действующий. Где скрывались все работники? Что они делали?

Невольно приходилось прислушиваться, то ли из опасения, что вот-вот они наткнуться на кого-то постороннего, то ли из желания, чтобы, наконец, ситуация разрешилась.

Сердце колотилось слишком быстро, ещё немного — и кажется, кровь вскипит. Температура воздуха явно повышалась.

Потом где-то очень-очень далеко раздался странный звук… похожий на вой, а потом цокот. Соломка вздрогнула, отгоняя очередной приступ страха. Может, в голове помутилось от духоты? Казалось, где-то вдалеке кто-то массивный и злой вдруг бросился в погоню и преследовала иррациональная уверенность, что в погоню именно за ней. Отчего так думалось? Объяснений не было, конечно, по крайней мере, разумных.

Но сердце дрожало и упрямо твердило: за тобой, за тобой.

Только бежать уже поздно.

— Самое ужасное, что у инопланетных колонизаторов среди жителей Земли были пособники. Предатели, которые обслуживали зверей и готовили их к захвату человечества.

Ну вот…

Соломка обречено прикрыла глаза. Они как раз вошли в полукруглое помещение, от которого веером расходились комнаты, и в каждое вело большое окно. А за окнами — стерильная белизна, и жуткие инструменты, и это место… это место…

— Ей нехорошо! — крикнул вдруг Бориска, подхватывая падающую Соломку.

— Нет, всё нормально. Со мной всё хорошо, — пробормотала она.

— Посади где-нибудь здесь, — ответил безжалостный Натан Георгиевич, нацелившийся на изучение операционных. — Пусть отходит, а мы пока всё осмотрим. Когда еще нас пустят в бункер.

— Остаться с собой? — Бориска усадил её в угол на табуретку и оглянулся на остальных, чьи спины уже исчезали в дверных проемах. Судя по голосу, пойти за остальными ему хотелось куда как больше, чем нянчить нервную, слабую здоровьем сокурсницу.

— Не надо, иди.

Бориска тут же слинял, а Соломка прикрыла глаза.

Воздух дрожал от напряжения, которое сгущалось всё сильнее и почти душило. Неужели клаустрофобия? Вроде раньше ничем подобным она не страдала, но раньше и не приходилось бывать в таком месте — глубоко под землёй, там, где среди стен остались метаться бестелесные страдания измученных детей и подростков, которых никто не спас. Которые спасли себя сами. А заодно и человечество. А теперь существовали отдельно, сплочённой независимой группой.