Страница 96 из 146
<p>
В апреле 1975 года вы выпустили стратегическую резолюцию, в которой по-новому определили себя: строить боевую партию при наличии классового движения, антагонистического, но не «зрелого», и работать над «расчленением» государства, которое является придатком империалистического государства транснациональных корпораций и стремится подавить это движение или поглотить его через PCI «исторического компромисса». Так ли это? Является ли это унитарным анализом?</p>
<p>
Это результат работы Стратегического направления, которое собралось сразу после освобождения Курчо из тюрьмы. Это хорошая точка соприкосновения между тенденцией, которая видела в центре борьбу на заводах, и той, которая выступала за атаку на государство. Это не было несовместимым контрастом: идентификация врага в империалистическом государстве транснациональных корпораций сместила горизонт борьбы от индивидуального завода, но утвердила рабочих крупных заводов в качестве антагонистического субъекта. Что из этого вышло, как перейти к действиям против государства, не теряя конкретного присутствия фабрики за фабрикой, осталось неясным — это узел, который мы так и не развязали, я думаю, потому что он не мог быть развязан, он касался внутреннего предела вооруженной борьбы.</p>
<p>
Даете ли вы в Резолюции определение или новое определение PCI?</p>
<p>
Мы даем другое определение ПКИ исторического компромисса, чем раньше. В наших глазах это была большая демократическая партия, которая стремилась в направлении, противоположном нашей собственной цели. Но теперь она стала, — писали мы, — партией, которая свела интересы рабочего класса к интересам государства. Максималистское суждение? Возможно. Но лучше было бы отнестись к нему серьезно, мы бы избежали многих ошибок.</p>
<p>
Означает ли эта резолюция, что вы достигли компромисса, или она действительно унитарна?</p>
<p>
Она действительно унитарна. Она также устанавливает еще одно твердое положение: Боевая коммунистическая партия является стратегическим ядром классового движения. Ничего нового, это традиционно для коммунистов, что партия — это голова. Только вот к «партии» добавляется «комбат», а это уже совсем другое дело.</p>
<p>
Вы тогда тоже определились со своими структурами?</p>
<p>
Нет. Через шесть-семь месяцев мы выпустили еще один документ, который очень долго вынашивался, об организационной структуре: заводские и районные бригады, партизанские колонны, боевые фронты. Это была сумма опыта и знаний, которые мы приобрели в подполье, и это было не мало. Она стала своего рода евангелием для наших боевиков, которым было настолько ясно, что мы собой представляем, насколько это казалось непонятным для внешнего мира. Много лет спустя тем, кто спрашивал меня, что это за «Бр», я отвечал: читайте этот документ, там все написано, кто мы такие, не ломайте голову. Раньше меня это забавляло. Сейчас уже гораздо меньше.</p>
<p>
Структурированные, но всегда немногочисленные?</p>
<p>
Всегда мало, всегда способны к размножению. После каждого удара, вместо того, чтобы лечь навсегда, мы вырастаем в другом месте. Получаем ли мы их на улице Боярдо в 72-м году в Милане? Мы восстанавливаемся в Милане и оседаем в Турине. Получаем большой удар в 74-м за шпионаж в Джиротто? Формируется генуэзская колонна, которая станет одной из сильнейших. В 1975 году мы проваливаем первое похищение ради самофинансирования и, чтобы катастрофа была полной, Маргерита погибает во время операции? Мы строим колонну Рима.</p>
<p>
Сколько их было на колонну?</p>
<p>
Подпольщиков никогда не было много, максимум несколько десятков на колонну. Гораздо больше была сеть легальных товарищей, и, прежде всего, они находились в нужных местах. На заседаниях Стратегического директората, насколько я помню, никогда не было больше 15 человек. Думаю, самым многочисленным было то, которое предшествовало операции Моро, где присутствовало большинство лидеров. В колонне редко бывало больше трех товарищей, либо по организационным причинам, либо потому, что в этом не было необходимости. Директория была неким синтезом опыта или дискуссий, которые велись в течение нескольких месяцев, и в основном санкционировала линию, которая уже действовала.</p>
<p>
В те же месяцы по стране прокатилась волна левого, избирательного, культурного и общественного мнения — среди прочего, все против закона Реале и блокады порядка, — превратив муниципалитеты Рима, Милана, Турина, Генуи, Венеции, Неаполя, Бари и т.д. в красные на административных выборах. В Резолюции об этом ничего не сказано.</p>
<p>
Мы не видим противоречия между электоральным ростом левых и созреванием революционных перемен.</p>
<p>
Но это не революционная волна. Она также не является «антикапиталистической». Она хотела бы большего участия, другой демократии, большего самоуправления. И победить ДС, иметь левое правительство.</p>
<p>
И вам этого кажется мало? Изгнание ДК из оппозиции — это революция в Италии. ДК — это стержень политической системы; если он падет, это разбалансирует балансы и интересы, которые доминировали у нас. Международные последствия также немаловажны. Все стены, возведенные в Европе после 1945 года, прочно стоят на своих местах, и ни одна из них не дает трещин: такое изменение спровоцирует чрезвычайно жестокое столкновение.</p>
<p>
Здесь снова анализ, идентичный анализу PCI. Вы считаете себя в 1945 году, чтобы сделать вывод либо о том, что ничего нельзя сделать, либо о том, что необходимо взять в руки оружие. Если рассматривать этот сценарий всерьез, то первая гипотеза кажется более разумной.</p>
<p>
Вместо этого мы верим в середину 1970-х годов, когда ДК все еще находится среди сильных групп империалистического фронта, ДК все еще является партией-государством, партией-режимом. Тогда невозможно было представить себе никаких изменений в стране без краха ДК, ни краха ДК без революционного роста. Нет, решение Берлингуэра о союзе с ДК больше не было разумным, вооруженной борьбой мы хотели добиться именно того, чего боялась PCI. Но PCI никогда не приведет к реальным переменам. У нас было много ошибок, но мы бы признали, что не ошибались в этом. Радикальные перемены могли быть гарантированы только организованной, автономной силой, альтернативой чисто парламентской сфере. Настоящая игра ведется снаружи. Сдвиги на выборах имеют значение, но они вторичны.</p>
<p>