Страница 58 из 75
Что продление контракта с металлургами было подписано профсоюзами на условиях, совершенно отличных от тех, за которые боролся заводской авангард.</p>
<p>
В то утро в половине пятого я грелся у костра перед первыми воротами Мирафиори вместе с десятками товарищей рабочих. Когда прибыли боевики PCI с «l'Unità» в карманах и мы увидели заголовки о подписании контракта, в нас взорвался гнев. Красные платки» почувствовали себя преданными. «Это отвратительно, — кричали они, — мы оккупируем фабрику, потому что хотим, чтобы боссы пришли сюда и подписали контракт у нас на глазах, а эти продажные профсоюзы договариваются за нашими спинами, в Риме!». Они сожгли «l'Unità», выгнали коммунистов за ворота, полетели удары и жестокие оскорбления. И внутри БР начались новые дебаты.</p>
<p>
</p>
<p>
Мы в Турине, но также и в Милане, до этого момента двигались по линии полностью рабочего класса. Мы думали, что именно крупные заводы — это привилегированные места, где мы можем проверить наш подход и дать созреть революционному авангарду. Вместо этого, после поражения, мы поняли, что даже рабочая власть не может расти сама по себе, оставаясь в рамках заводов. Тяжелые» решения были приняты в Риме. Мы должны были атаковать змею с головы. Поднять уровень нашего противостояния, напрямую столкнувшись с политической властью, то есть с центральными структурами государства и аппаратом управления, управляемым христианскими демократами.</p>
<p>
Так началась новая фаза нашей истории: атака на сердце государства.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
Вооруженный побег
<p>
</p>
<p>
После нескольких недель пребывания в Казале мне удалось установить контакт с товарищами на воле.....</p>
<p>
Я не могу сказать, как именно это было, потому что канал проходил через людей, которые не были под следствием. Однако связь работала хорошо.</p>
<p>
Извне мне писали, что хотят меня освободить, и просили изучить различные возможности. Тюрьма была очень хорошо оборудована против классических побегов изнутри: толстые стены, решетки, которые невозможно перепилить, множество замков, сигнализация. Но она была не так хорошо защищена от нападения снаружи: всего трое ворот в камеры, мало вооруженных патрулей. Я передал эти наблюдения Маргерите, добавив, что лучшее время для налета — между полуднем и часом дня, когда я нахожусь в воздухе, вне камеры.</p>
<p>
Стратегическое направление долго обсуждало, стоит ли решаться на такую рискованную военную операцию. Некоторые товарищи, в том числе Фабрицио Пелли, были против: они считали, что удобнее консолидировать организацию, следуя традиционными путями, связанными с фабрикой и общественными движениями в районе. Моретти колебался. Маргерита навязала себя, поддерживаемая значительной частью колонны Милана и Венето.</p>
<p>
Действие было решено. Телеграммой, написанной цифрами, они сообщили мне о назначенном дне: «Посылка с запасными рубашками придет завтра...». Но они неправильно прочитали мое сообщение, и вместо того, чтобы напасть в час дня, они прибывают в 4 часа дня: в самое неподходящее время, во время смены смены, когда охранников вдвое больше обычного, а заключенные заперты в своих камерах для контроля. На этот раз, однако, удача помогает мне.</p>
<p>
Когда по коридору проносится заключенный, кричащий, что в ротонде вооруженные люди, проверка в моем крыле только что закончилась, и охранник всего несколько минут назад снова открыл мою камеру. При этом известии охранники застывают на месте, возможно, опасаясь общей перестрелки и не желая рисковать своими шкурами. Мое сердце подпрыгивает в горле. Вот мы и пришли, думаю я, с опозданием, но мы пришли… </p>
<p>
В такие моменты страху нет места. Тело заряжено адреналином, и волнение преодолевает все.</p>
<p>
Я сразу же бегу — полгода в тюрьме позволили мне обрести заметную физическую форму — мчусь по двадцатиметровому коридору, плюхаюсь на лестницу и оказываюсь перед закрытыми воротами. На другой стороне я вижу Маргериту с красивым париком и пять или шесть товарищей, одетых в синие комбинезоны работников Sip, с автоматами наизготовку и ручными гранатами наготове. Маргерита приказывает одному из помощников открыть огонь. Тот дрожит и не может вставить ключ. Через решетку пропускают пистолет на случай, если кто-то подойдет ко мне сзади. Наконец ворота широко распахиваются, и я выбрасываюсь наружу. Снаружи здания несколько ядер товарищей, которые перерезали телефонные провода и охраняют улицу. Три машины готовы к отъезду. Я сажусь в первую, и они все расходятся в разные стороны.</p>
<p>
Операция прошла безупречно, без единого инцидента, даже не пришлось сделать ни одного выстрела.</p>
<p>
Около двадцати человек участвовало в операции. И использовалось около пятнадцати угнанных машин. Это была очень сложная организация. Я помню, что с группой, которая сопровождала меня при побеге, я совершил шесть смен машин. И на каждом пункте, где происходила смена, стояли вооруженные товарищи.</p>
<p>
Несомненно, я испытал огромное счастье, когда увидел свою жену. Но в те моменты все было нацелено на действие. Действовать нужно было быстро и по порядку: было так много неотложных дел, о которых нужно было думать.</p>
<p>
В конце дня вместе с Маргеритой и одним из наших спутников мы прибыли в заранее оговоренное убежище — дом на берегу моря в Алассио. Тогда, наконец, напряжение спало, и я смог дать волю своей радости. И эмоциям тоже.</p>
<p>
Это было трудно, потому что в моей любовной картине Маргарет всегда занимала очень высокое место.</p>
<p>
Однако я хотел бы прояснить одну вещь. Этот поступок вполне можно рассматривать с личной и романтической точки зрения, но по сути это была политическая акция во исполнение одного из кардинальных принципов вооруженной борьбы — освобождения пленных. И мой случай не был уникальным: Ульрике Майнхоф также освободила товарища Андреаса Баадера. С другой стороны, план, разработанный Маргеритой и «Красными бригадами», предусматривал не только штурм тюрьмы Казале, но и побег Франческини из старой тюрьмы Кунео. Он должен был состояться накануне вечером и пройти самым традиционным образом. Пропилив решетку ворот, он должен был найти машину с тремя товарищами, ожидавшими его. К сожалению, один из заключенных поднял тревогу, когда дорога уже была открыта, и бедняге Франческини преградили путь в самый прекрасный момент.</p>