Страница 56 из 75
IX — У ворот Мирафиори</p>
<p>
Вы все вместе бежали из Милана?</p>
<p>
Каждый сам по себе, или, как в моем случае, небольшими группами. Вместе с Маргеритой я встретился с Франческини на площади Наполи: «Полиция у нас дома, — сказали мы ему, — мы едва спаслись». «Они пришли и ко мне», - ответил он. Тогда мы решили сразу же отправиться, все трое, на автобусе в район Лодиджано, где жил один из наших товарищей, Пьетро Бертолацци, в то время еще не действующий бригатист. По пути мы также подобрали Пьерино Морлакки, который также был спасен из ловушки благодаря наводке пожилого консьержа.</p>
<p>
Бертолацци забрал нас в старом Millecento, в который мы едва влезли: «За нами гонится полиция, мы в ваших руках, у вас будет хижина для нас, чтобы спать...». Он отвез нас в свой старый фермерский дом в Пьянелло Вальтидоне, в глубинке Пьяченцы. Переведя дух и восстановив связь с остальными через нашего провиденциального спасителя, который мог свободно передвигаться, так как был неизвестен полиции, мы начали думать, что делать.</p>
<p>
Охота, изоляция в отдаленном фермерском доме, какой шанс вы себе дали?</p>
<p>
Именно над этой проблемой мы стали размышлять и колебаться в течение трех месяцев: до июля 72-го.</p>
<p>
С одной стороны, ситуация была однозначно мрачной: Фельтринелли мертв, «Зазор» практически исчез, французские товарищи из «Нового сопротивления» разбиты, Андреас Баадер, Ульрике Майнхоф и другие немецкие боевики «Раф» почти все арестованы... Разумная оценка заставляла нас думать, что опыт вооруженной борьбы в Европе более или менее провалился, и у нас не было другого выбора, кроме как тянуть весла в лодке, пока мы еще могли.</p>
<p>
С другой стороны, именно в то время распространенная в движении позитивная реакция на убийство комиссара Луиджи Калабрези создала благоприятный контекст для вооруженной борьбы. И, прежде всего, мы получали настоятельные просьбы не сдаваться с заводов, Pirelli, Siemens, Alfa, где мы активно работали. Кроме того, группа рабочих из Fiat Mirafiori попросила о встрече с нами.</p>
<p>
Это был решающий стимул. Я отправился в Турин вместе с Маргеритой. Мы долго беседовали с двумя «делегатами», которые очень настойчиво убеждали нас открыть новый фронт в Fiat. «Вы не можете больше ездить в Милан, потому что там о вас слишком много знают», - так они рассуждали: «Так приезжайте сюда, где нас много и мы полны решимости двигаться».</p>
<p>
Вернувшись в свое убежище — из Пьянелло мы переехали на небольшую виллу недалеко от Римини, — мы обсудили предложение и решили попробовать еще раз. Мы с Маргеритой должны были переехать в Турин, а Франческини и Бертолацци, разыскав Моретти, который все еще числился пропавшим без вести, должны были попытаться поставить организацию на ноги в Милане.</p>
<p>
Итак, летом 1972 года БР прибыл в Fiat.</p>
<p>
Сначала приехали только я и моя жена. Мы поселились в квартире рядом со стадионом «Филадельфия»: первый подпольный дом, снятый под вымышленным именем. В течение нескольких месяцев мы изучали ситуацию. Мы изучали неровную географию самоорганизации рабочих в Мирафиори. Мы установили контакты с Potere operaio, которая была внепарламентской группой, наиболее представленной в Fiat.</p>
<p>
Мы убедились, что вокруг нас есть рабочий район — единственный, который интересовал нас в то время — действительно очень воодушевляющий и боевой, что привело нас к новому типу размышлений. Если мы хотим двигаться вперед на этой территории, подумали мы, мы должны изменить понимание нашего присутствия на фабрике и наших отношений с другими компонентами движения. Так начался пересмотр роли «бригад» внутри и вне завода, разделение на «полюса» и «колонны» с развитием настоящей подпольной групповой компартизации.</p>
<p>
Каковы были ваши первые действия в Турине?</p>
<p>
Вначале мы посвятили себя организации практически ежедневных «листов борьбы». Написанные изнутри отделов, они рассматривали рабочий цикл и его критические точки, информировали о росте борьбы рабочих, выпускали призывы и повестки о собраниях. Мы распространяли многие сотни таких листков, которые затем собирались в «дневники борьбы», опубликованные в контр-информационных газетах. Тем временем некоторые «синие комбинезоны», близкие к Potere Operaio, такие как Кристофоро Пьянконе и Лука Николотти, стали нашими боевиками. К нам также присоединился Анджело Басоне, один из молодых лидеров секции PCI внутри Fiat.</p>
<p>
</p>
<p>
В то время туринская фабрика приближалась к своему самому жестокому циклу борьбы, кульминацией которого станет великая оккупация Мирафиори осенью 1973 года. Власть рабочих на фабрике проявлялась в постоянных внутренних маршах, которые часто перерастали в настоящие столкновения. Красные платки», наиболее политизированные и активные рабочие, были выделены и наказаны, с увольнениями и переводами, ненавистными контролерами и боссами. Желтый профсоюз на службе у начальства считался самым коварным врагом, которого нужно было победить. Мы работали прежде всего над тем, чтобы попытаться разрушить систему контроля и шпионов на конвейерах и вокруг маршей протеста.</p>
<p>
В кипящем климате тех дней было легко перейти к реальным действиям. Так, в Турине мы сожгли десятки машин шпионов и провокаторов. Излишне говорить, что эти микро-атаки быстро сделали нас популярными среди широких слоев работников Fiat. Настолько, что в течение очень короткого времени мы получили настоятельные просьбы «сделать что-то большее».</p>
<p>
"Ударь одного, чтобы воспитать сотню»: даже в Fiat вы начали организовывать демонстрационные похищения.</p>
<p>
Именно так. В феврале 73-го мы схватили на улице Бруно Лабате, главу фашистского профсоюза Cisnal. Мы отвели его в квартиру и допрашивали несколько часов. Он рассказал нам о механизме, с помощью которого Fiat нанимает сотрудников правого крыла, чтобы шпионить за протестующими рабочими и создавать провокации. На следующий день, вместе с Маргеритой, Феррари и Бонавитой, я отвожу Лабате к машине перед первым выходом на Мирафиори, когда заканчивается смена. На глазах у сотен рабочих мы вытаскиваем его из машины, приковываем наручниками к фонарному столбу и вешаем ему на шею обычный знак. Затем, с голым лицом, мы спокойно раздаем наши листовки BRи уходим, не вызвав аплодисментов. Лабате стоит на столбе до приезда полиции, больше часа, окруженный рабочими, которые говорят ему всякие гадости. И никто не открывает рта, чтобы предоставить какую-либо полезную информацию для нашего опознания.</p>