Страница 123 из 124

После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Фитт Инге, Шиллер Маргрит, ...Монхаупт Бригитта, Клар Кристиан

Мы хотели конкретизировать это в 77-м, потому что это была практическая точка, в которой оба совпали, и их стратегическая идентичность стала ясна. Они сошлись в той мере, в какой вопрос о власти, поставленный государством ФРГ, заставил всю систему отреагировать и мобилизоваться. В этот момент и впервые они открыто основывали свои действия и решения на реальности международной классовой войны, потому что, атакуя это государство, мы также атаковали его функцию в рамках большого империалистического проекта, который заключается в создании необходимых условий здесь, в Западной Европе, для осуществления их глобального наступления, и потому что для того, чтобы действовать на этом уровне, они должны делать это как единая система.

Их решение как альянса не участвовать в обмене заключенными было следующим стратегическим решением, которое затрагивало основной характер их военного проекта: вопрос о том, смогут ли они осуществить его здесь. Для них это был вопрос о том, чтобы сделать все необходимое для сохранения первой фазы западноевропейской унификации, которая произошла до 77-го года — интеграции полицейских сил и централизации борьбы с повстанцами — потому что это внутренняя предпосылка для второй фазы, вооружения и формирования западноевропейских государств как центров войны.

Победа партизан в ФРГ, стране, которая возглавила этот процесс и продвигала его вперед, поставила бы несколько основных вопросов. Это в корне изменило бы баланс сил здесь и везде. Поэтому Шмидт дошел до момента, когда ему пришлось высвободить фашизм метрополии как внутри страны, так и за рубежом, используя его для того, чтобы привести в движение следующую фазу. В Лондоне 28 октября, через десять дней после Штаммхайма и Могадишо, он потребовал закрыть бреши в ракетной системе и разместить в Западной Европе новые американские ракеты средней дальности.

Именно общая ситуация определила интенсивность противостояния в 77-м году, а также его размеры: каждый шаг согласовывался с Картером, Жискаром16 и Каллагеном17 , источником Шмидта для каждого слова, которое попадало в официальные документы федерального правительства; группа по управлению кризисом Госдепартамента США Группа кризисного управления Госдепартамента США все это время дежурила в Бонне; угрозы поступали в адрес стран, которые, по словам заключенных, были потенциально готовы принять их; в конечном итоге действия империалистов были объединены, чтобы дать возможность GSG-9 действовать против палестинских коммандос в Могадишо.

Поскольку это было стратегическое решение, принятое на уровне всей системы, интересы западногерманских бизнесменов в спасении одного из них также были преодолены. Задача Шмидта состояла в том, чтобы согласовать внутренние приоритеты с бизнесом и оппозицией. На практике это выразилось в том, что он привлек Зана и Браухича к работе в антикризисной команде, включив их непосредственно в процесс принятия решений. Такие согласованные действия также привели к поездке Штрауса в Саудовскую Аравию, где он публично пообещал саудовцам танки «Леопард» для использования против Сомали. Сомали была той страной, которая на тот момент публично заявила, что примет пленных, и тем самым разоблачила ложь Вишневского. Это выяснилось, когда много позже саудовцы спросили, где находятся «Леопарды», и ни Шмидт, ни Коль не смогли продвинуть этот вопрос благодаря произраильскому лобби в парламенте. Шлейер, естественно, полностью доверился Браухичу, о чем свидетельствует его письмо. Это было само собой разумеющимся, поскольку более или менее все важные фигуры в Бонне были пойманы в политические сети этих компаний, о чем он хорошо знал. Все это было лишь второстепенным, и любые обязательства делового мира по отношению к нему никогда не были более чем показухой. В той фазе, в которой мы сейчас находимся, решающими являются не интересы различных фракций, а интересы всей системы. Преемник Понто Фридрихс сказал: «Проблема возникает только тогда, когда она затрагивает материальное ядро», то есть не тогда, когда она затрагивает одного или двух самых важных людей, а только тогда, когда под угрозой оказывается функционирование самых центральных аспектов их структуры власти, потому что тогда нарушается работа всей машины.

Аналогично, Шмидт перед парламентом: «Если бы герр Коль или я когда-либо оказались в подобной ситуации, мы были бы обречены на такую же жертву, как известно всем присутствующим в этом зале». В других местах Шмидт говорил, что эта ситуация установила стандарт и что после 77-го года ни одна страна НАТО не сможет отступить от этого решения. В 77-м году это стало доктриной для Западной Европы, как Киссинджер уже объявил в 74-м году. Это не имеет ничего общего с силой. Вся жесткая линия исходит из необходимости сделать все возможное, чтобы предотвратить революционный прорыв в метрополии. Противодействие этой возможности и использование законов о чрезвычайном положении против партизан — как они сделали здесь в 77-м, а также в Италии в 78-м и 822-м — кажется им меньшим из двух зол. Настоящая проблема заключается не в освобождении заключенных, а в том, что их освобождение будет означать признание революционного процесса в метрополии как политического факта. Купперман, который является советником по планированию чрезвычайных ситуаций и

борьбы с терроризмом в американском Агентстве по контролю над вооружениями и разоружению, сказал на антитеррористической конференции в Гамбурге вскоре после акции Шлейера: «Я думаю, что вопрос переговоров и то, как он разворачивается на политическом уровне, требует от нас невероятной твердости, по крайней мере, со стратегической точки зрения. Правительства не могут реагировать так, чтобы сдать свой суверенитет пчелиному рою, чем и являются террористы по сравнению с вооруженным государством».

Но это совершенно относительно, потому что всегда зависит от конкретных условий, то есть от того, насколько актуальна акция и как долго она длится, что акция может надеяться мобилизовать и какие трения и долгосрочный политический эффект она создает. Решающим аспектом действия, которое не ограничивается военным нападением, является то, какой новый уровень действий оно сделает возможным; это начинается с вопроса о власти и развивается из него. Таким образом, определение следующего шага на основе нового политического качества — не в военном смысле, а скорее в целом, в преддверии новой фазы — это единственный способ, которым военная атака может иметь политическое значение. Это самый важный урок, который мы извлекли из акции Шлейера.

Поскольку военная стратегия стала стержнем, политика теперь мертва — или, возможно, она достигла своего «чистого выражения». Штюмпер уже сказал, что политика безопасности стала политикой выживания для империалистических государств. Государство национальной безопасности — это форма, которую эта политика выживания принимает внутри страны: это превентивная реакция, основанная на глобальном усилении напряженности между империализмом и революцией — против «национальной и международной борьбы этого десятилетия», против «эпохального переворота», против возможности «международной гражданской войны».