Страница 106 из 124

После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии (ЛП)

Фитт Инге, Шиллер Маргрит, ...Монхаупт Бригитта, Клар Кристиан

В течение нескольких недель мы ждали сообщения от палестинцев. Когда ничего не пришло, а мы не хотели больше ждать, один из наших представителей полетел в Ливан к ответственному палестинцу Абу Хасану, который сообщил нам, что ситуация на Ближнем Востоке обострилась на всех уровнях. Это означало, что в настоящее время никакие совместные операции не могут быть проведены. Абу Хасан был начальником службы безопасности Васера Арафата и представлял радикальное крыло в АИ-Фатх, которое выступало за сотрудничество с RAF. Сам Арафат всегда был против. В 1 973 году Израиль усилил свои атаки на Ливан — главную базу для лагерей беженцев и для АИ-Фатх. Это вызвало острый конфликт среди палестинцев по поводу того, как действовать в дальнейшем. Мы не могли понять ответ Абу Хасана. Уже было несколько задержек в подготовке операции. Мы подумали, что палестинцы, возможно, не хотят проводить совместные операции с нами, но не хотели говорить об этом прямо. Только в октябре, когда на Ближнем Востоке разразилась четвертая война — Йом-Кипур, мы поняли, что имел в виду Абу Хасан, когда сказал нам, что обстановка накаляется на всех фронтах.

Позже, когда я снова оказался в тюрьме, я прочитал в газете, что этот палестинский друг, который был важен для нас, был убит спецназом Моссада, израильской секретной службы.

Все наши планы и идеи были сосредоточены на этом угоне, и когда вся надежда на осуществление операции исчезла за горизонтом, у нас появились другие мысли. Что мы могли сделать теперь? Снова и снова нам становилось ясно, что нам нужно больше членов. Мы говорили о людях, которых мы знали и которые, по нашему мнению, могли бы захотеть работать вместе с RAF. Один из нас поехал в Гамбург, связался с товарищами и организовал квартиру, а за ним последовали остальные. Я был самым известным среди тех, кого искали в Западной Германии, и поэтому находился в наибольшей опасности. По этой причине, а также потому, что остальные гораздо больше общались друг с другом, принимали гораздо большее участие в планировании захвата и были полны решимости реализовать свою политику на практике, как RAF — оружие. Я остался один в квартире в Роттердаме. Может быть, ожидаемый сигнал все же придет из Ливана.

Неопределенность и ожидание были очень тяжелыми для меня. Я сжег за собой все мосты, что же мне теперь делать? Я вернулся к нелегальной жизни, чтобы подготовить почву для освобождения заключенных товарищей, завести новые знакомства, найти квартиры и подделать документы. Этих занятий больше не существовало, и если я действительно хотел, чтобы товарищи были освобождены, я должен был создать условия для этого, сам спланировать и провести операцию. Эта идея мне не нравилась, но я не видел другого выхода.

Примерно через две или три недели кто-то пришел к толстяку и сказал, что я должен вернуться в Западную Германию и что у них есть новое место. Я взял оружие, которым обладал уже некоторое время, но которое никогда не носил с собой, когда гулял по Роттердаму, спрятал его под шарфом в сумочке и отправился поездом в Гамбург. Там я узнал, что установился более тесный контакт с Кристой Экес, с которой я познакомился во время суда. Она работала помощником моего адвоката. После долгого пребывания с троцкистами она теперь покинула их. Она искала возможность применить свою политику на практике, так как ей надоели все эти теоретические споры. После моего процесса она заинтересовалась RAF и заключенными.

За время моего отсутствия мы также продолжали беседовать с Кей. И Криста, и Кей хотели присоединиться к группе. Криста также привела с собой еще одного человека, Вольфганга Бира, которого она знала уже довольно давно. Он также был активен в рядах троцкистов, но покинул их одновременно с Кристой. Острая конфронтация вокруг дома на Экхофштрассе послужила для них последним стимулом прийти в RAF.

Мы были неорганизованной толпой с наихудшими предпосылками для достижения чего-либо. Ни у кого из нас не было политического опыта и знаний для организации нелегальной работы. Мы почти не знали друг друга, не имели опыта общения друг с другом. Что нас объединяло и толкало вперед, так это общая воля к освобождению заключенных. Мы не сомневались, что без основателей RAF мы не сможем многого добиться, и что их присутствие было решающим для дальнейшего существования концепции городского партизана. Нам было ясно, что нам потребуются годы, чтобы приобрести политический опыт и знания, которыми обладали Андреас, Гудрун, Ульрике, Хельгер и Ян. И сомнительно, что мы когда-нибудь сможем развить в себе воображение, инициативу и стремление, которыми обладали они.

Нам не хватало всего, у нас не было ни политической, ни материальной поддержки. У нас не было ни инфраструктуры, ни логистики, ни квартир, ни оружия, ни денег, были проблемы с удостоверениями личности и паспортами. Мы пытались справиться со всем сразу. Двое или трое в Гамбурге, двое или трое во Франкфурте, двое или трое в движении, угоняя машины, подделывая документы, проверяя банки, пытаясь установить политические контакты, организуя оружие, читая политические заявления и газеты, проводя дискуссии о наших ошибках и перспективах.

И мы попали в настоящую передрягу со всем этим. Мы собрали все силы, которые у нас были, в попытке применить себя и воплотить наши идеи в жизнь, стать практичными и делать больше, чем просто говорить. Но это было слишком — давление со стороны государства, которое искало нас всеми силами, давление со стороны левых, которые хотели, чтобы мы остановились, и давление, которое мы оказывали на самих себя. _,

Мы не нашли времени, чтобы узнать друг друга или получить больше практического опыта. Мы сразу же разделились. Поскольку я был известным человеком в Гамбурге, я отправился во Франкфурт с Кеем, чтобы попытаться получить там квартиру, деньги и оружие и установить контакт с людьми, которые могли бы нас поддержать. Хельмут, который приехал из Франкфурта и поэтому считал, что его могут там обнаружить, остался в Гамбурге с Ильзе Стаховяк, которая осталась от группы RAF, арестованной в 1972 году. Криста, которая не была в списке разыскиваемых лиц и имела больше всего контактов в Гамбурге, также осталась там. Еще один из нашей группы был арестован во время одного из многочисленных пересечений границы еще до того, как мы приступили к работе. После того как Вольфганг присоединился к группе, он тоже некоторое время жил в Гамбурге, откуда он был родом и где знал дорогу.

Мы с Кеем начали осматриваться во Франкфурте. Хельмут и Ильзе часто навещали нас или мы ездили в Гамбург.

Мы посещали людей, с которыми я познакомился во время своих путешествий после освобождения из тюрьмы. Мы также посетили некоторых людей, с которыми мы больше не поддерживали связь после арестов в 1 972 году и о которых нам сообщили те, кто присылал нам секретные сообщения. Поэтому однажды мы случайно оказались перед мастерской «Пфирсиха» — так прозвали Дирка Хоффа. Он обрадовался, когда мы рассказали ему, кто мы такие. «Блин, как же это было хреново, когда их всех арестовали! Сначала я думал, что они и меня схватят, а после того, как от вас так долго ничего не было слышно, я решил, что вас больше не существует. Что вы сейчас планируете? Что вам нужно?» Так он поприветствовал нас и позвал свою девушку, североамериканку, маленькую, с короткими светлыми волосами, очень симпатичную, чтобы мы могли познакомиться и с ней. «Она замечательная, мы все делаем вместе». Первым делом он сварил несколько «штопоров» для нас, чтобы мы могли угонять машины. Потом он помогал нам ремонтировать и модифицировать оружие, в чем он был мастер. И все это время он хотел поговорить с нами об ошибках прошлого и наших перспективах на будущее. Позже, после моего ареста и прочтения его заявлений в прессе, я не мог в это поверить. Он утверждал, что Хольгер Майнс под дулом пистолета заставил его сотрудничать с ними. И он подтвердил все клише, которые были частью психологических инструментов войны: Андреас Баадер, глупый, громогласный главарь банды, который сделал именно то, что не должен был делать в своей ситуации; Хольгер, ледяной убийца.