Вне Круга. Чужак

Пение ускорилось. Нити натянулись. Бородач шагнул к корове, еще живой, но спящей, и одним движением просунул руку сквозь ее бок. Сквозь кожу и мышцы, сквозь кости, вырывая сердце вовсе не физическим прикосновением. Песня взвилась, превратившись в крик, и нити вокруг вспыхнули, перемешиваясь. Сердце в руке бородача распалось, а что-то, вырвавшееся из него, потекло к мужчине на земле. Потекло, вливаясь с новыми протяжными нотами в его тело, и исчезло в миг, когда пение-мычание смолкло, и на поляне воцарилась тишина. Неприятная, липкая мерзость, до того невидимая, но ощутимая, насквозь пропитавшая тело мужчины в дорогом костюме, начала медленно, но верно распадаться и исчезать, растворяясь в окружающем мире.

Я лишь сейчас понял, что утратил контроль над своей магией — все ветки валялись на земле. Впрочем, кажется, бородач никуда и не собирался бежать, тяжело осев на землю.

Мужчина в костюме по-прежнему спал.

— Сейчас. Несколько минут, и я смогу идти, — бородач поднял на меня взгляд. — Позволь я на Димку гляну, он молодой, помочь хотел. Он не виноват в моих грехах. Полез в драку по глупости.

Петр вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Не без ,облегчения, надо признать. Так-то пацан еще не очнулся.

Бородач, когда Петр положил рядом с ним связанного парня, провел кончиками пальцев по голове моей недавней жертвы. Нити чужой магии вновь вспыхнули вокруг — и исчезли, впитавшись в голову юноши.

— Хорошо вы его приложили. Но оклемается, я его от сотрясения мозга избавил. Отпустите его. Он никому ничего не расскажет.

Видимо, мой скептицизм ощутим, потому что бородач уточнил:

— Ну до сих пор же не сказал. Да и кто ему поверит, он тут в деревне за дурачка местного, — в этих словах была явная горечь.

— Как вам психиатры не поверили, Сергей?

— Откуда вы… Ладно, впрочем, что я спрашиваю. Да, не поверили. Я фельдшером не один год был, и как понял через много попыток, что недуги людские облегчать могу, решил по глупости рассказать всем. И с тех пор справку и имею. Пока понял, что врачам отвечать, не один год жизни потерял, да и жена моя и рада была меня сбагрить… А как вышел, то все равно не было никакой работы. Как узнавали об учете, так и метлой под зад. Ну я и решил, что коль никто мне не верит, то для себя буду использовать это. Деньги зарабатывать.

— И большие?

Что-то не видно по нему заработанного… А ведь это не первый случай, как минимум трех коров без сердец уже нашли.

— Ну тридцать, — почему-то смутился бородач. — Все-таки и Димке надо за помощь, и в кассу за корову-то павшую, а то уволят его еще, и за препарат, чтобы не дергалась животина и не боялась, тоже, да и чтоб на жизнь осталось.

— Тридцать… чего?

— Ну тысяч.

— Рублей?

Бородач кивнул.

— То есть ты хочешь сказать, что взялся исцелять человека от смертельной болезни за тридцать тысяч рублей?

Бородач вновь кивнул. А я с трудом подавил желание нервно рассмеяться от всей этой ситуации.

— Ладно. Давай так. Сейчас ты поговоришь со своим помощником о том, что если он решит что-то рассказать, то ничем хорошим это не кончится. Потом мы уберем отсюда эту корову, — Петр едва слышно хмыкнул, прекрасно понимая, кто это будет делать, — а после вернем этого твоего клиента к нему в автомобиль, а ты соберешь свои вещи, и мы решим, что дальше делать.

Сергей спорить не стал.

Корову Петр утащил в лес, присыпав ветками. Судя по всему — предыдущих буренок «утилизировали» эти двое ровно так же. Дима, мой несостоявшийся убийца, ушел сам, чуть пошатываясь, после того, как Сергей его развязал и в себя привел легким движением руки. Пацан выглядел подавленным, трогательно прощаясь с бородачом. Мужчина в костюме, теперь куда менее бледный, спал все это время, и спал и тогда, когда Петр нес его к машине.

— И так всегда? — спросил я с интересом, когда Сергей длинным движением пробудил мужчину и отступил прочь, уходя в лес к палатке.

— В целом да. Некоторые сами через десяток минут просыпается, других будить надо. Думаю, зависит от того, сколько хворь мучила раньше. Это ж все не сразу, не могу я вот так, если рак у человека, разом все убрать. Постепенно все. Ему будет легче, а через неделю-другую и вовсе вся болезнь уйдет, тело ее победит. Ну если долго болеть, конечно. Переломы или что-то еще быстро срастить можно, все зависит от того, сколько сил у человека самого. С сердцем или врожденными заболеваниями тоже не сразу, да и, признаться честно, не все исправить можно, — объяснил Сергей, складывая палатку в грязный и подранный компрессионный мешок, который не без труда запихнул в рюкзак. — Я готов идти. Только куда?

Вопрос…

Я прислоняюсь к ближайшему дереву. Что-то в этом человеке есть такое. Бесхитростное, что ли? В этих тридцати тысячах за жизнь… Да с того парня миллионы содрать можно было бы, отдал бы и не пикнул, я таких знаю. А этот…

— Слушай. Дело вот в чем — ты использовал свои силы на людях. У нас это запрещено, иначе не психиатры могут прийти, а кто-то похуже. Тебе просто не поверили врачи, а если поверят и охотиться на таких, как мы, станут? Исследовать? Обяжут силы сжигать на помощь всем и каждому, а если откажешься — смерть? И много еще чего. В общем, не надо о нас людям знать, вот уж точно. Да ты и сам это понимаешь. Знаешь, что будет, если рассказать.

Сергей горько усмехнулся.

— Вот именно, — продолжил я. — Ты не один с такими способностями. Хотя я до того не встречал тех, кто исцелять умеет, но все же. Продолжать то, что ты делаешь, нельзя. Рано или поздно это принесет или проблемы тебе, или, что куда хуже, проблемы всем нам. И я так оставить все не могу, пресса вон уже заинтересовалась странными смертями буренок. Вариантов несколько. Я могу отдать тебя Кругу с рук на руки. Но учти, если они узнают о твоем прошлом, а мне придется рассказать, то будет скандал и разбирательство, и ничем хорошим это не закончится. Ну и зарабатывать так ты не сможешь, хотя, может, ребята и для тебя найдут место, где на справку глаза закроют. Вариант два. У меня есть личная просьба, может, ты сможешь помочь. А потом сам смотри, можно или остаться где-то недалеко, если хочешь, работу найду, с жильем что-нибудь придумаем, не в палатке же дальше жить, или отправишься в Круг, но через пару дней, состряпаем легенду и вся эта история с коровами останется разве что на страницах желтой прессы. Начнешь, так сказать, жизнь с чистого листа.

«Народный целитель» усмехнулся.

— А вы своей выгоды не упускаете.

— Пожалуй. Но так-то мне тебя следовало Кругу передать еще до того, как ты корову на тот свет отправил.

— Ну раз так… Выбора у меня нет особо, в общем-то, — Сергей признал очевидное. — А этот Дозор и Договор — это что?

— А, из книги одной. Увы, в нашем молодом обществе есть пока только Круг и обещания.

— Лучше, чем санитары и таблетки, — коротко отвечает бородач. — Что за просьба?

Я озвучил. С затаенной надеждой.

****

Увы, надежда моя не оправдалась.

Не знаю, о чем говорили полночи Макс и Сергей, но под утро, когда я успел поспать почти пять часов после всего этого бедлама, они оба ждали меня внизу на кухне. Эта какая-то традиция была, на самом деле. На кухне или в гостиной существовала некая нейтральная зона, где можно было общаться всем, кто того хотел. На деле, разумеется, никто двери специально не запирал, вон Макс с Никой меня не только к дивану приклеили, но и глумились с утра, да и я, и Петр к ним зайти могли. Но все же именно первый этаж моего дома был какой-то негласной точкой соприкосновения.

Сергей успел привести себя в порядок, побриться, и облачиться в явно большой ему, но все же хотя бы чистый спортивный костюм. Явно одолженный у Петра, кстати. Сейчас «целитель», закатав рукава, мыл посуду. Макс же меланхолично гонял по тарелке остатки яичницы.

Пахло свежезаваренным кофе и только что приготовленной едой.

— Тебе тут тоже есть, — Макс кинул на оставшуюся порцию.

Выглядел он все так же бледно, как и всегда, и явно о чем-то напряженно думал. Сергей же казался… Виноватым?